Ты всё узнаешь утром (СИ) - Алешкина Ольга - Страница 44

Я почувствовала головокружение, следом подступила и тошнота. Борясь со спазмом, зажала ладонью рот, задержала дыхание и соскочила с дивана. Бросилась на поиски туалета, хаотично мечась из угла в угол, засомневалась о его наличии в доме и уже чуть не выскочила на улицу, Валентина буквально с порога вернула меня назад и утянула по коридору направо. Распахнула первую дверь, за которой и оказался туалет, совмещенный с ванной. Я влетела пулей в помещение и склонилась над унитазом.

Тётке хватило ума и деликатности прикрыть дверь и оставить меня наедине. Освободив желудок, я пару раз спустила воду и уселась на плиточный пол. Умыться и выйти из комнаты попросту не было сил. Девочка с воздушным шаром в руке, упрямо закрывающим ей лицо, стояла посреди огромной комнаты и никак не желала покидать моё воображение. Она напрочь пригвоздила меня к полу. Взрослые, глупые эгоистичные взрослые. Что же вы делаете? Мне было до горечи стыдно за отца перед этой неведомой девочкой, я придвинула к себе колени и беззвучно заплакала.

Когда я появилась на кухне, Валентина трясла над стопкой пузырек, шепотом отсчитывая капли. Закончила с подсчетом и опрокинула содержимое. Повернулась, определить стопку в мойку, заметила меня и схватилась за сердце:

— Ох и напугала ты меня, Юлька.

— Поджелудочная вероятно шалит, надо к врачу записаться.

— Поджелудочная, — повторила она, словно примеривая это слово. — То я не вижу, что глаза на мокром месте. Дура старая, наболтала страшилок. Ты приляг пойди, может и приспишь немного, отойдешь душой.

Ей почему-то казалось, что меня непременно нужно вести. Она шагнула ко мне и поддерживая под локоть повела обратно в комнату. Словно я терялась в прострации или ослепла, а возможно настолько чахла и беспомощна, что непременно рухну на покосившихся ногах без её заботы. Я перехватила её руку и теперь уже сама вела тётку под руку:

— Всё хорошо. Давайте посидим немного, и я поеду. Мне ещё к отцу в больницу заскочить нужно. А что рассказали не переживайте, даже к лучшему, — успокоила я. Мы с ней снова уселись на диван, на расстоянии, но повернувшись друг к другу. — Получается у меня сестра есть. Это какой она мне приходится?

— Сводная выходит, — задумчиво обронила Валентина и сразу поправилась: — Тьфу ты! Не то болтаю, единокровная получается.

— А что с ней стало, где мне её искать?

— Так одна она, как перст одна осталась, в детский дом забрали.

— Сейчас она уже взрослая, дом ведь должна была унаследовать.

— Она и унаследовала, обязательно. Приезжала, жила тут несколько месяцев, давно уж, лет шесть что ли назад, а то и больше. К себе никого не подпускала, и сама людей стороной обходила, а потом уехала куда-то за лучшей жизнью видать. И сколько раз к ней подступиться хотела, — протянула Валентина и махнула рукой, как отрезала: — Ни в какую.

— А имя, имя у девушки какое? — нетерпеливо спросила я. Тетка подскочила, колыхнув под собой диван, и затрясла ладонью:

— Так Вика, в честь отца твоего и назвала её Тамарка. Виктор — Виктория, то бишь.

Я высидела сколько позволяли приличия, для того, чтобы мой отъезд не выглядел побегом. Убедительно попросила тётку навещать нас в любое время и выскочила из дома, почувствовав что-то вроде облегчения. Валентина вышла меня провожать, едва прикрывшись шалью, я чмокнула её в щеку и заставила вернуться в дом: одета едва, да и не люблю я долгих прощаний.

Забралась в холодный салон, завела машину и осознала: никакой легкости нет и в помине, даже намека на оную. Тревога нарастала, сбивая мысли в хаотичные обрывки, отдельные бессвязные куски. Привела в активность дворники, они заскрипели, сметая со стекла снежинки, а я задумалась, пытаясь воссоздать картину в целом. Картину происходящего вокруг меня. Первым шагом стал звонок Глебу.

— Она была в парике? — спросила сразу.

— Кто? — переспросил он и выругался: — Чёрт! Юлька, ты опять за свое! Только не начинай, я прошу…

— Я не собираюсь читать тебе нотаций! Просто спросила «она была в парике», это такой сложный вопрос?

— Я не знаю, Юль, честно, — в голосе усталость. — По виду вполне себе волосы.

— Ты не в состоянии отличить парик от настоящих волос? — начинаю я нервничать.

— Да на кой хрен мне сдались её волосы! — выпалил он, опомнился и завалил меня вопросами: — Что там, черт возьми, у тебя происходит? Парики, волосы, что за шпионские страсти? Ты где?

— Ничего не происходит, ладно, мне пора.

— Юля — Юль, — испугался он, что я нажму отбой. — Ты так и не ответила где ты.

— Я на родине отца, навещала тётку.

— У тебя всё в порядке, может за тобой приехать?

— Глеб, не болтай ерунды, я прекрасно доеду сама. Пока, — попрощалась я, нажала отбой и плавно тронулась.

Скорость не набирала, боялась пропустить дом. Отсчитала три, проехала ещё чуть и поняла — не тот. И по чётной стороне не нашлось нужного. Я проехала несколько метров вперед и развернулась. Миновала тёткин дом и снова отсчитала три. Остановилась, вышла из машины, осмотрелась и пожалела, что не уточнила у Валентины. Возвращаться не хотелось — вопросов не избежать. Уже начала убеждать себя, что этот дом мне абсолютно не нужен и тогда обратила внимание на проулок. Небольшой, совсем близко от тёткиных владений. Может «через три дома» это — образная фраза?

Очутившись в тупиковом проулке, поняла: фраза не образная, действительно через три, только буквой г. Два — если отсчитывать с этого ряда, а с примыкающей улицы дом стоял вторым и крайним. Определила его сразу, трудно обознаться, дом единственный выглядел нежилым. Заброшенные дома, как одинокие люди, и те, и другие — зрелище печальное. От него веяло пустотой и запустением. Обивка из досок почернела от осадков, местами наверняка и прогнила. Машину оставила в конце тупика, за ним начиналась лесополоса поредевшая, с обратной стороны теснённая высотками. Границы примыкающего участка обозначены едва живым штакетником, выглядывающим из сугроба. Подошла ближе и уставилась на окна: голубая краска на наличниках отшелушилась, оставив кое-где тусклые следы своего пребывания, стекла давно не мыты, мутные, особо ничего не разглядишь. На деревянных рамах налип снег, да и около дома его намело по колено, как минимум.

Я подумывала уехать, когда заметила узоры на крайнем окне: самое дальнее стекло частично покрыто изморозью. С печной трубы свешивалась снежная «шапочка». Если я хоть что-то понимаю в физике, то для создания таких узоров, нужна мало-мальски плюсовая температура в доме и худые, либо неправильно установленные рамы. Никакого дыма из трубы не наблюдалось, как и признаков того, что дом ближайшее время топили. Хотя и тут до конца не уверена, может, я просто в этом не смыслю. Я подошла плотнее к снежному валу, наваленному грейдером, и прогулялась вдоль него. У соседних домов проход заботливо расчищен, от этого валун прерывался, здесь же он шел плотной стеной, доходящей мне почти по пояс. Я забралась на снежную кучу, провалиться совершенно не опасалась — валун тверд, как крепостные стены.

Я на секунду зажмурилась и вновь открыла глаза, уставившись на ослепительно-белый снежный покров: в полуметре от того места где я стояла, совершенно отчетливо читалась тропа. Не хоженая-перехоженная, а совсем не широкая, про такие говорят «ослиная». Снег притоптан, по нему явно проходились не раз и возможно даже не один человек. Я направилась туда и осторожно ступила: покров чуть проваливался подо мной. Шла, стараясь ступать в твердые места.

Тропинка заканчивалась у двери, большей напоминающей ворота, за ними, похоже, крытый двор. Металлическая накладка, в петли висит огромный, ржавый замок. Я потянула руку к замку, он на удивление открылся — дужка оказалась просто сунута в паз. Сам дом наверняка заперт, а тут решили не заморачиваться, скорее всего, красть во дворе абсолютно нечего.

Свет внутрь двора попадал сквозь щели в досках, но я немного постояла у ворот, ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку. Ворота прикрыла сразу, беспокоясь, что кто-нибудь любопытный обратит внимание и тогда мне придется оправдывать свой интерес. Через пять минут я была уже в сенях, тут источником света служило маленькое боковое окно, почти под потолком. Один из углов сеней завален хламом: старое металлическое ведро, алюминиевые, местами почерневшие кастрюли, в другом стопкой свалены толстенные тома. Я потянула обитую дерматином дверь — поддалась. Бешено застучавшее сердце заставило вернуть её в обратное положение. Меня здесь ждали.