Королевская няня (СИ) - Левина Ксюша - Страница 20

Я сама не заметила, как оказалась вовлечена в долгий и интересный разговор, но за всё время, что между мной и Дмитрием летали искры «согласия» или жутких противоречий, слышала за спиной нервное постукивание колена о спинку моего кресла. В итоге пришлось даже отодвинуться немного и сесть на самый краешек.

— У тебя нервный тик, милый? — прервала нашу беседу Оксана.

— Вроде того, — ответил Иван.

В десять вечера меня накрыла настоящая истерика. Я никогда не была размазнёй, я всегда могла взять себя в руки. Волнения из-за мальчиков по большей части не имели ко мне отношения. Нет мальчиков — нет волнений. Потому нынешнее состояние было почти неестественным.

А ещё, повинуясь собственной рациональной натуре, я к своему удивлению стала составлять списки.

В голове я представляла огромный стенд, на котором было две колонки.

«Дмитрий» и «Иван».

В колонку «Дмитрий» я писала его плюсы. Вышел неплохой, привлекательный список, скажу я вам.

— Симпатичный.

— Весёлый.

— Ладит с детьми.

— Галантен.

— Интересуется литературой.

— Свободен.

— Молод.

— Интересный собеседник.

— Решительный.

— Я с ним уже целовалась. (Хочу я того или нет, но нельзя просто взять и вычеркнуть из жизни человека, с которым соприкасалась губами!)

Колонка «Иван» только и делала что удручала.

— Женат.

— Женат.

— Женат.

— Отец четверых детей.

— Женат.

— Голубые глаза.

Неплохо, верно?

Если бы мне пришлось сравнивать два кратких знакомства, а нельзя отрицать, что никого из этих двоих я толком не знала хорошо, то от общения с Дмитрием я ощущала себя ни в чём не виноватой, но немного обманутой. Я радовалась, когда у нас находились общие темы, и желала выжать из них всё до последней капли, пока не отсохнет язык. Я боялась момента, когда мы замолчим. Иссякнет этот разговор, высохнет, как русло умершей реки — и всё. Дальше пустота.

С Иваном я боялась, что мы не замолчим. Мне было страшно, когда нас увлекало что-то общее. Когда было приятно вместе просто читать, сидеть, отвлекаться от книжных страниц. Это было так просто и необычно, что я боялась окунуться в состояние гармонии глубже. Будто вдруг научилась плавать, передо мной океан, но я понимаю, что никто не обещал мне, что я с ним справлюсь. И я хочу проверить своё новое умение, но боюсь, что мне не хватит сил остановиться и поймать кончиками пальцев ног дно.

На часах было уже десять тридцать, и я сжала пальцами подоконник, вглядываясь в черноту гладкого круглого озера.

Моя новая спальня была на втором этаже. Рядом с большой общей комнатой детей. Они уже переругались за кровати и легли спать.

Оксана успешно расселила всех по комнатам и устроила с подружками уютный винный вечерочек. Я от приглашения отказалась, хоть оно и поступило, а вот очарованная этим шиком Даша пошла, чтобы стать там настоящей ручной обезьянкой.

Мне же было неуютно от двух мыслей. Во-первых… мы забыли, что вчера Феня получила травму, и поехали отдыхать всей толпой! Во-вторых, меня ждали. Прямо сейчас. Я чувствовала, что он уже пришёл.

Я просто вышла из комнаты, просто спустилась в сад и уже там прижалась спиной к стене, ещё не остуженной ночной прохладой.

Так вот как выглядит искушение, которое имеют в виду хорошие и плохие писатели.

Одни описывают его ярко и безысходно, так что поверишь и прочувствуешь любой поступок. Другие делают всё скверно, и, закрыв книгу, можно только сказать: и что сложного было не ходить в тёмный лес?

Плохо или хорошо, но я чувствовала безысходность. Пусть это будет самообман и самовнушение, но я чувствовала, что всё равно там окажусь. Что если сейчас не пойду, потом всё станет много-много хуже.

И как я, рациональная и правильная, стала заложницей этого жгучего чувства безысходности.

Ноги будто сами несли по тропинке дальше и дальше. Мимо трёх рядов елей, высаженных вдоль озера. Мимо крошечного домика с садовыми принадлежностями. Я понимала, что он имел в виду, когда говорил, что я пойму, куда мне идти.

Я шла, и по лицу катились слёзы, а губы никак не могли прекратить улыбаться. Это будто ангел и демон, сидящие на плечах.

И всё закончилось, когда я приблизилась к тому месту, которое искала. Ровно напротив обрыва, откуда мы упали, как раз на противоположном берегу, в отдалении от летнего дома, на залитой лунным светом поляне, под стрекот обитающей в траве живности, вот что это за место.

Иван сидел на берегу и, услышав мои шаги, обернулся, вскочил на ноги и стал стремительно приближаться. Шаг за шагом, у меня сердце будто раскачивалось на сумасшедших качелях, всякий раз ударяясь о рёбра с такой силой, что брызги кипящей крови жалили кожу и внутренности.

Шаг-шаг-шаг ко мне.

Стук-стук-стук сердце во мне.

— Я надеялся, — он не стал меня хватать, а просто взял за руки.

Планета закружилась так сильно, что смазались границы, слились в бесформенные грязные пятна цвета. Все, кроме его лица, образы перестали существовать.

— Я не должна была приходить.

— Неправда, — он отступил.

Отпустил мои руки, а когда снова сделал ко мне шаг, коснулся кончиками пальцев моего лица, и я поняла, что такое войти в океан, не просто лижущий ступни, а погружающий с головой.

Я под водой, в безвременьи и вне всех существующих рамок. И это практически невесомое ощущение, когда нет ни земли, ни неба. Я могла бы существовать в этом вечность, не нуждаясь в еде и воде.

Просто прикосновения к моему лицу, лишающие воли и свободы.

— Лиза, мы можем поговорить? — его большой палец совершил настоящее путешествие от моей скулы к губе. Прошёлся по ней и вернулся обратно.

— Нет же… поймите уже… ну нельзя… Я не хочу… Я с…

Дмитрием.

Видимо, была.

Моменты, превращающиеся в отметины на линии нашей жизни. Пустяковые мгновения, когда ты оказываешься не собой, а лучшей и недоступной частью себя.

Когда твоя жизнь на секунду встаёт на паузу, и ты хочешь записать момент и мотать его до бесконечности назад, чтобы смотреть снова и снова. Снова и снова.

Это порхающие по твоим губам чужие губы. Они нежнее и осторожнее коснувшегося кожи луча солнца. Они греют и наполняют сладким сиропом твою кожу, и она начинает пульсировать и посылать по всему телу волны тепла.

Это трепетные пальцы, что не пугают и не переходят границ. Они не хотят получить, они дарят. Просто объятие, а может, даже меньше. Только прикосновение, столь же лёгкое, как поцелуй.

Мне показалось, что Иван не меньше моего растерян.

Мне не казалось.

Когда он оторвался от меня, чтобы перевести дух от невинного по сути поцелуя, и мы остановились в нашем безвременье, я не позволила себе заговорить.

Иван смотрел мне в глаза, склонив голову набок, осторожно гладил кончиками пальцев мои скулы и будто бы хотел что-то сказать, но не мог поймать в воздухе один из тысячи вопросов.

— Вы чувствуете… — наконец шепнул он, так тихо, что я могла бы спутать его голос с порывом ветра и шелестом листвы.

— Не должна.

— Если я скажу вам, что всё можно…

— …то солжёте.

Он не преминул снова воспользоваться своим исключительным правом захватчика.

Теперь он был чуть решительнее, и я уже не была так безвольна. Почему-то идея потерять голову показалась привлекательнее, чем когда-либо.

И как бы хорош ни был Дмитрий, как бы ни были его губы приятны и умелы, я чувствовала с ним совсем не то.

Стало страшно.

Так страшно, что хоть кожу с себя срывай, умирай прямо тут.

— Стойте! Стойте.

Я прервала его. И тут же будто между нами стала взрываться цепочка из петард.

Бах-бах-бах.