Королевство Тени и Света (ЛП) - Монинг Карен Мари - Страница 19

— Ты только что объяснил мне, как ты тренировал меня? Ты никогда ничего не объясняешь.

— «Что случилось в зоопарке». Эдвард Олби^[15].

Доброта и жестокость. В следующий раз он получит это в постели.

Раскаты мрачного смеха.

— Валяй.

Я фыркаю. День, когда Эобил передала мне Истинную Магию Фейри, выжжен в плоти моего мозга, с болезненной неизменностью высечен на моих костях. Это день, когда я наконец-то избавилась от своего квартиранта-психопата, день, когда я свернулась клубочком на полу душевой и проплакала, пока не превратилась в сухую шелуху, выпотрошенную ужасными вещами, которые я сотворила в тисках Синсар Дабх.

Это также день, когда я стала искать источник своей силы и очутилась в другом мире с древним, иномирным присутствием, которое ощущалось таким обширным и мудрым, нежным и чистым, что я решила, будто фейри никак не могли всегда быть монстрами, и всё равно привлечь поддержку столь просветлённого, благодушного существа. Я поискала в своих файлах намёки на их происхождение, на то, кем они были до того, как превратились в бездушных бессмертных, но безуспешно.

«Зачем ты пришла?» — требовательно спросил бесплотный голос.

«За Истинной Магией расы Фейри», — уверенно ответила я.

«Что ты с ней будешь делать?»

Мой ответ был мгновенным и не требующим усилий.

«Защищать и направлять».

«Как ты этого добьёшься?»

«С мудростью и милосердием».

Я вздыхаю.

— Они, может, и варвары, но они мои варвары. Я их приняла.

Он приподнимает бровь.

— Насколько я припоминаю, даже спорила за них. Позволила древнему существу скользнуть внутрь твоей души и анализировать чистоту твоих мотивов. Доказала, что ты говоришь всерьёз. Но ты всегда можешь изменить своему слову, — спокойно говорит он.

Спокойная речь от Бэрронса — это никогда не хорошо. Это означает, что я настолько веду себя как засранка, что он даже не желает утруждаться и тыкать меня носом в это. Он с таким же успехом мог бы сказать «спасибо тебе большое».

Фейри убили мою сестру, Алину. Едва не разрушили мой любимый Дублин, раз за разом. Уничтожили две трети человеческого населения мира и жестоко охотились на миллионы других. Теперь они похитили мою маму.

А я королева, которая присягнула править ими, предотвратить их вымирание и руководить ими с мудростью и милосердием.

Эти вещи вообще не сочетаются.

Мне нужно найти способ сочетать их.

Я встречаюсь с ним взглядом. «Спасибо».

«За что?» — тёмные глаза сверкают, пока он выдаивает максимум из этого момента. Он по пальцам одной руки может пересчитать разы, когда я его благодарила, и поверьте мне, я заставила его потрудиться для этого.

«За то, что подталкиваешь меня делать лучше. Стараться упорнее. Видеть вещи яснее. Иерихон».

Он ловит свою нижнюю губу зубами, затем одаряет меня одной из тех редких, полноценных улыбок, которые всегда вызывают у меня ощущение, точно ослепительно горячее солнце только что неожиданно и головокружительно взорвалось на чёрном бархатном небе, согревая моё сердце в темнейшие часы. Это адски сексуально и сражает меня каждый раз.

«Всегда. Мак».

Глава 10

Всё, чего я хочу — это освобождение^[16]

Лирика

У смертных есть поговорка… вообще-то, судя по тому, что она читала, у смертных много поговорок, и большая часть из них не имеет смысла… но «на мёд поймаешь больше мух, чем на уксус» — это то, чем она может воспользоваться, когда тот принц Невидимых/гибридная штуковина/или-что-он-такое-во-имя-синего-ледяного-ада в следующий раз выпустит её из этой ужасной вонючей бутылки.

Главное, что он мог выпустить её.

Другой важный момент, о котором она не совсем готова думать — это то, что её изначальная фляжка разбита, и теперь у неё есть две неотложные проблемы. Первая — это просто вопрос проживания (хотя когда ты живёшь во фляжке, для тебя условия проживания определяют всё), а другая была одновременно слишком леденящей и слишком волнительной для обдумывания, так что она просто отложила эти вопросы на потом.

Впервые в её жизни что-то действительно произошло.

С ней. У неё случилось событие.

Она встретила настоящее существо из одной из своих книг.

Несколько существ.

Они реальны!

И если обнаружившееся недавно действительно реально, то она только что встретилась с самой Верховной Королевой Видимых. (Хотя Лирика волновалась, что она, возможно, сумела проникнуть за её чары и увидеть её настоящую, и обнаружила, что королева далеко не такая впечатляющая и ужасная, как в книгах. Принц Невидимых, напротив, не только соответствовал, но и превзошёл её ожидания по части мужественной сексуальности и привлекательности, вызвав у неё лёгкое головокружение и сделав чуть более распутной, чем обычно. Насколько ей известно, она была старейшей ныне живущей девственницей во вселенной).

Существовали и другие создания, помимо её и её отца!

Хотя этот принц Невидимых был новой вещью в её жизни, ситуация оставалась прежней — мужчина ежовыми рукавицами контролировал её существование. Он разбил фляжку и выпустил её, а потом, прежде чем ей хватило времени, чтобы начать мыслить ясно (например, о том, что надо быть мёдом, а не уксусом), он запихал её в это отвратительное место.

Она задавалась вопросом, может, это единственная цель её существования — служить на побегушках у мужчины — а может, некогда имелась и другая причина. Возможно, критично важный выбор нужно было сделать при рождении, но у неё украли это право ещё до того, как она поняла, что владеет этой властью. Одна лишь мысль о том, что все прочтённые ей истории были правдой (и что это подразумевало относительно истории её жизни), была слишком ужасной, чтобы её обдумывать.

Проблема с тем, чтобы быть мёдом, а не уксусом, заключалась в том, что она была чрезвычайно раздражительной. Она была раздражительной всё время, что себя помнила. Раздражительность может быть её натурой, насколько она знала. Она мало что понимала о себе. И пребывание в этой вонючей бутылке, где на дне что-то плескалось, делало её ещё более раздражительной.

Всё, что ей известно о мире, она узнала из Библиотеки. И всё же она не знала, были ли те истории, которые она изучала, чтобы скоротать тысячелетия, правдивыми или выдумками о вымышленной реальности. За три с лишним четверти миллиона лет она периодически видела лишь одну персону. В итоге она начала сомневаться даже в существовании собственного отца, гадала, не был ли он галлюцинацией, призраком самообмана, который она создала в противовес монотонности.

Её отец утверждал, что все истории правдивы, хотя в Библиотеке не было ни одной истории о нём. Но если они правдивы (она всё же понимала и даже помнила, что такое зачатие — ранее в туманах времени, когда она была намного меньше и переполнялась изумлением), это подразумевало, что у неё была мать, и это превращалось в коварную кроличью нору, в которой она могла столетиями киснуть из-за того, почему мать может позволить отцу поместить дочь во фляжку и запечатать её навеки.

Ладно, она действительно потратила столетия на это.

Стало быть, в любой момент времени она колебалась между верой в то, что эти истории — правда, основанная на «внешнем» мире (и что, по словам её отца, он заточил её для того, чтобы уберечь, и раз уж она всё равно тут, то ему нужно, чтобы она стала библиотекарем, отыскивала и предоставляла необходимую информацию, которая однажды может помочь ему освободить её), и совершенной убеждённостью в том, что всё это неправда, и Библиотека — это всего лишь множество дикой выдуманной лжи. (Или хуже того. Намного хуже. Она могла скатиться по скользкому склону паранойи прямиком в бездну безумия вместе с лучшими из них).