Любить монстра (СИ) - Жиглата Кристина - Страница 1

Всё началось слишком давно, до того, когда я начала понимать или воспринимать в серьёз его слова…

Мне было семь лет, как он впервые появился в нашем доме, в квартире напротив. Двенадцатилетний, смуглый, тёмноволосый парень, которому постоянно было тесно. Ему было мало нашего маленького городка, мало обычных уличных гуляний детворы и даже тогда уже…мало власти.

С первых дней своего появления, дрался со всеми соседскими мальчиками, делал себе имя, выбивал уважение и вселял страх. Был молчаливым и мрачным. Ни с кем не заводил дружбу, был сам по себе — одинокий волчонок! Тогда…

Его звали Никон Барсов, и он был единственным сыном в семье матери одиночки, которая любила постоянно прикладываться к бутылке. Она совсем не занималась своим сыном, не воспитывала его, и зачастую забывала о его существовании. А нового своего мужа боготворила, закрывая глаза, на частые побои, как себя, так и сына!

Они жили бедно, на грани выживания и среди остальных жителей дома, были некими изгоями. Моя мама постоянно просила меня обходить их десятой дорогой и не общаться с Никоном. Говорила что он неуравновешенный, что он будущий бандит и ему одна дорога на зону!

И я не обращала на него внимания. Боялась. Иногда бросала быстрые взгляды, а в основном, проходила мимо, низко опустив голову. Вплоть до того дня, когда он заступился за меня на улице.

Двое мальчишек, отобрали мой портфель, когда я шла со школы, и бросали его из рук в руки, смеясь надо мной и потешаясь. Дразнили как маленькую собачонку, совсем не обращая внимания, на мой мелкий возраст. Никон как раз был неподалёку и тогда сильно избил хулиганов, а потом проводил меня до дома. И хотя мама кричала на меня за тот случай, всё же, это стало началом нашей дружбы с этим мальчиком.

После того случая, он постоянно провожал меня из школы домой, возился со мной как с родной сестрёнкой, и я тоже полюбила его как родного. Он рассказывал мне о своей жизни, мечтах, планах! Постоянно был рядом, как тень и только мне улыбался, своей волшебной, редкостной улыбкой.

Мы дружили два года, и может быть дружили и дальше, если бы не один ужасный случай, который в один миг, изменил наши жизни навсегда…

2003 г.

— Мадина! — услышала я своё имя, а следом несколько ударов маленьких камешков в стекло.

— Ох! Пришёл уже! — сердится мама, отрываясь от своего журнала. — Почему он никогда не зовёт тебя через входную дверь, а приходит со стороны балкона? Сколько уже можно? Каждый день, одно и тоже! — ворчит она. — Уже скоро стемнеет, никаких гуляний! — сразу предупреждает, прекрасно понимая, зачем пожаловал Никон.

— Ну, мам! Я на минутку, можно? — скулю, сделав бедненький взгляд.

— Нет, милая, — отрезает она. — Это уже слишком! Ты же знаешь, что я и так против того, чтобы вы гуляли вместе. Ты ещё ребёнок, а он уже выше меня. Что это у вас за дружба такая? У вас вообще, должны быть разные интересы! Тебе ещё в куклы играть, а ему пора на свидания бегать! — сердится она. Как всегда! И вроде я с ней соглашаюсь, но постоянно, когда гуляю во дворе и вижу Никона, увязываюсь за ним как хвостик, не отставая, ни на шаг.

— Мам, ему только четырнадцать, — напоминаю ей. — Разве он виноват, что вырос такой дылдой, — говорю, и она начинает смеяться, отрицательно качая головой. — Ну, можно я хотя бы выйду и скажу, что не буду гулять? — клянчу, когда в окно ударяет очередной камешек.

— Пять минут, туда и обратно! — сдаётся она. — Иначе я сейчас отца разбужу, а ты знаешь какой он после работы! Тем более, когда узнает, что Барсов вновь бросает камни в окно!

— Я мигом! — радостно кричу, уже выбегая за дверь, на ходу надевая куртку и шапку. Впервые ведь пустили на улицу, во время сумерек.

В один миг сбегаю вниз со второго этажа, во двор, где меня уже ожидал Никон. На нём чёрная толстовка с капюшоном и затёртые джинсы — его постоянный комплект, который он почти никогда не сменяет. Вообще, для ранней весны, он был очень легко одет, но так как в этом же, он проходил и целую зиму, то, легкий морозный вечер, не самое ужасное, что ему приходилось пережить.

— Привет котёнок! — говорит он, обращаясь ко мне просвищем, которое придумал сам, ещё в начальной стадии нашей дружбы. — Пойдём со мной! — добавляет, делая шаг в сторону.

— Ник, мама сегодня не пускает. Уже поздно! — сразу говорю я, укутываясь сильнее в куртку. Холодно.

— Я хочу тебе кое-что показать. Здесь не далеко! — заманивает он, ведь знает, что я люблю секреты и тайные места.

Даже ответить не даёт, одуматься, хватает за руку и уводит за собой, да так быстро, что я еле поспеваю.

Идём не долго, но уже давно прошло отведённых мне пять минут. Проходим пару кварталов и оказываемся около заброшенной пятиэтажки аварийного состояния.

— Ник! — напоминаю я, когда он заводит меня внутрь.

— Уже почти пришли, — сообщает, а в глазах некий азарт, веселье, не как обычно. — Вот, смотри! — говорит он, поджигая спички и поднося огонёк к стене.

Здесь было темнее, чем на улице, мрачно и воняло. Я знала, что Никон облазил уже все заброшенные точки нашего маленького городка, но он никогда не приводил меня лично в подобный ужас. Мне не было страшно рядом с ним, просто пока он с таким редкостным для него восторгом пытался мне что-то рассказать, я мысленно думала про пять минут, которые дала мне мама и о том, что мне будет за опоздание.

Папа и так предупреждал меня об очередных выходках, заранее заготовив прут, который лежал где-то на шкафу. Теперь точно не избежать наказания!

— Видишь! — спрашивает Никон, поднимая огонёк выше.

Вижу. Портрет мужчины на всю стену, нарисованный аэрозольной краской, с таким устрашающим взглядом и сигаретой в зубах. Скалится как волк, даже холодок по коже прошёлся.

— А вот надпись, — добавляет он, зажигая вторую спичку, около портрета, где большими чёрными буквами было написано «Барс».

— И что? — не понимаю я.

— Это мой отец, котёнок. Настоящий, — с гордостью говорит он. — Сегодня «моя» перепила, — говорит он, упоминая о своей матери, которую уже давно такой не считал, — и призналась мне кто мой отец. Назвала его насильником, бандитом, и что его портреты на каждой стене города!

— Кто такой насильник и бандит? — уточняю, в тот момент не понимая, что это означает. Думала это профессия какая-то, как у моего отца — строителя.

— Неважно, — отрезает Ник. — Самое главное, что у меня есть отец! Он жив и сейчас живёт в столице.

— Ник, папа говорил, что по мне плачет прут, — со слезами на глазах, сообщаю я. — Из-за тебя, я не пришла вовремя и теперь мне попадёт!

— Не попадёт! Я не позволю тебя бить! — сразу сердится он, и его взгляд меняется.

— И что мне теперь делать? Мама, наверное, его уже разбудила, и они ищут меня! — продолжаю. — Не нужно было мне идти с тобой. Может мама права, что у нас с тобой не может быть дружбы? За одну неделю, уже трижды из-за тебя попало! — злюсь, не разделяя его радости от находки.

— Котёнок…ты что такое говоришь? Я поговорю с твоим отцом, скажу, что я виноват! — сразу вступается он, взяв меня за руку. — И что это тебе твоя мама там наговорила? — уточняет, рассердившись.

— Она сказала: что мне надо ещё в куклы играть, а тебе пора на свидания ходить! — объясняю, потому что всегда была с ним честна.

— Вот вырастешь, и будем вместе на свидания ходить, — отвечает он, уводя меня из этого мрака. — Будешь моей женой, — говорит, а я хихикаю.

Я не воспринимала тогда его в серьёз, и те слова, которые он часто говорил мне «Будешь моей…», пропускала мимо ушей. Меня не волновало, что он там думал, или планировал, хотя он часто мне рассказывал, что мечтает стать важны человеком, что у него будет всё, и я останусь с ним. Навсегда.