Ты постучишься в дверь мою (СИ) - Акулова Мария - Страница 61

Иван старался говорить спокойно, как учил Данилов, как подсказывал инстинкт самосохранения…

— Боюсь, не отпущу, Иван Николаевич. Причем прошу заметить… Вы-то пострадаете и вовсе ни за что… Не ту женщину когда-то выбрали… И вы мне, кстати, понравились… У нас много общего… Больше, чем с родней.

— А если мы откупимся, Кристина? Наши жизни в обмен на деньги? Сумма не принципиальна. Я любую заплачу за Ксюшу и Кира.

— Вы очень благородны, Иван Николаевич. Но просто… Деньги мне не нужны. Я и так их получу. Отцовские. А вот больно сделать Нине обязана. Так же, как она сделала мне…

Кристина взвела курок, снова стала играть… Наводя на Ксюшу… Потом на Ваню… Снова на Ксюшу… Опять на Ваню…

— Я бы отпустила вас, но не получится. Кирилл ведь тоже должен отыграть до конца. Проснуться, держа в руках пистолет, найти два тела… Красиво, правда?

— Очень. Но Кир вас видел, Кристина.

— Он отправил сообщения со своего телефона. Он всю жизнь волочился за Ксенией Игоревной. Он не смог пережить, что вы вернулись… И что она беременна… Поздравляю, кстати, Ксюша. Это мило. Но только племянники мне сейчас тоже не нужны. У отца не должно быть альтернативы, уж прости. Либо любить меня, либо некого любить… А Кирилл при всем желании не отвертится.

— Консьерж…

Кристина плечами передернула…

— Начнет давать показания — грохну. Все равно ведь грех на душу беру. Одним больше, одним меньше…

Она говорила увлеченно, даже улыбаться стала на последних словах, лишь множа ощущение того, что происходящее — сюрреализм. Страшный сон, от которого просто нужно проснуться…

А потом…

Иван и Ксюша одновременно увидели тень, потом босые пальцы ног… Кир крался беззвучно…

Ксюшу в дрожь бросило, Ване завыть захотелось, потому что… Все должно было быть не так.

Ему сказано было тянуть время, убалтывать, вести себя тихо, со всем соглашаться, нежно торговаться, пока не появятся люди, которые только тем и занимаются, что обезвреживают психов.

Но Кир хотел спасти… И все портил…

Умудрился оставаться незамеченным до определенного момент, а потом…

Кристина резко обернулась, пальнула… Просто от неожиданности, незнамо куда.

Ксюша вскрикнула, Иван сверху навалился, надеясь, что не в нее попало… И не попадет…

И за Кира молясь, потому что дальше было еще два выстрела и крики, и ругань, а потом… Звук сапог и громогласное: «лицом в землю!».

Трясущаяся Ксюша, затихшая, зажмурившая, закаменевшая будто…

Пара хлопков по плечу, от какого-то бойца в маске…

— Все хорошо? — его вопрос, ошалелый кивок — Ванин…

— Кир? — потом резкий поворот головы, поиски взглядом друга, который… На полу сидит, держит пистолет в руке, а на ней кровь… И рядом кровь, и Кристина… с открытыми глазами, но не дышит…

— Вас осмотреть надо, — и тот же боец, который продолжает над ними стоять, пытается говорить уже спокойно, заглядывает в ошалелые лица — Ивана и Ксюши. Тихомиров кивает, а сам ощупывает — лицо, руки Ксюши. Тихой… С зеркалами вместо глаз… Смотрящей неотрывно туда, где лужа… Все больше и больше…

— Иван… — его руки зачем-то пытаются отвести, самого поднять, он же противится. — Иван, вам помощь нужна…

Смотрит на нее, боится. Боится настолько, что не понимает — одним из выстрелов попали в него. И пятно, подобное тому, что расплылось на полу вокруг Кристины, сейчас красит рубиновым его рубашку…

Прошло полгода…

Настоящее…

— Подождешь меня тут? — Ксюша обратилась к водителю, дождалась кивка… Пусть и после укоризненного взгляда, но все же кивка… Потянулась на заднее сиденье за цветами — розы, опять бордовые… Вышла.

На улице было тепло — конец лета. Ксюша сменила шпильки на эспадрильи, юбку-карандаш и блузку на платье… Цветастое. Отчего-то в последнее время хотелось цветастого. Глянула мельком еще раз на машину, которая осталась на парковке, сама же медленным шагом пошла к кладбищенским воротам.

Тихомирова отлично знала, где расположена интересующая ее могила. Она долго готовилась к этому визиту. На похороны попасть не могла. Не была готова ни физически, ни морально. Теперь же…

Прошло время. Легче не стало, но и прятаться больше она не могла. Слишком много всего пережила, передумала, переоценила… Успела сто раз запутаться в своих чувствах… Простить… Обвинить… Снова простить…

Шла по дорожке, глядя под ноги… Букет нести было не слишком удобно — мешал живот, но с пустыми руками она не могла.

Чувствовала, что уверенности с каждым шагом становится все меньше, а вот страха все больше…

Взгляд подняла только за пару могильных рядов до нужного места, а там… Запнулась даже. Потому что у креста стоял мужчина, в небо смотрел, моргал, храбрился, но видно было, что плачет.

Одной рукой держась за крест, другой — за угол памятника. Старого… Очень-очень старого, но до сих пор для их семьи будто кровоточащего…

— Папа… — Ксюша тихо отца окликнула. Сначала сделала это, а потом подумала, что, вероятно, зря — стоило уйти… Дать ему возможность побыть наедине с теми, к чьей жизни и смерти был причастен.

Кристину Краст похоронили рядом с матерью. Игорь позаботился. Теперь же… Стоял и плакал, не подозревая, что у его горя есть свидетель.

Услышал оклик, потом девушку на дорожке в цветастом платье…

После случившегося они не виделись еще ни разу.

Поначалу было не до того, совсем не до того… Ивана забрали в больницу. Сходу и не скажешь — он оказался везунчиком или необорот, ведь пуля прошила бок ровно под защитой, не задев при этом внутренние органы. Но хоть что-то значить для Ксюши это стало лишь тогда, когда после операции его перевели из реанимации в палату, в которую можно было войти. Им с Киром. Единственным людям, ради которых он готов был прыгнуть. Единственным людям, которые готовы были прыгнуть ради него. Единственным людям, которые второй раз хоронить его не выдержали бы.

Без Прудкого тот день Ксюша не перенесла бы. То чувство сюрреализма, которое пришлось испытать, только множилось, и даже Бродяги рядом не было, чтобы попросить его обнять и хотя бы на мгновение забыться. Родители узнали о произошедшем почти сразу. Обрывали телефон — ей и Кириллу, но ответов тогда так и не получили.

А потом Иван и вовсе запретил ее родителям приближаться. Окончательно.

Все понимали, что это временная мера, что каждому из них нужно много осознать, многое принять, научиться жить в новой реальности. Где Нина — убийца, Игорь — изменник. Кристина — сестра. Мертвая сестра. В квартире произошло три выстрела. Один прошил Бродяге бок — оставив те самые ужасные кровавые пятна на белой рубахе, а второй убил Кристину. На месте.

Сестру и убийцу. Обиженного ребенка и циничного взрослого. Неслучившуюся Ксюшину любовь. Непозволенную Ксюшину ненависть.

— Ксюша… — Игорь постарался быстро взять себя взять — достал платок, глаза промокнул… Отступил от могил, вышел к ней на дорожку… Шел решительно… А за шаг до — остановился. Обнять хотел, да только… Понял, что не знает — имеет ли право. После всего…

И Ксюша не знала. Поэтому только цветы ближе к груди прижала, будто защищаясь…

— Как дела, дочь? У тебя все хорошо? — он взглядом по ней гулял, словно стараясь образ впитать… И за себя, и за Нину. — Тебе так идет это все…

— Цветы? — Ксюша улыбнуться попыталась — надо ведь учиться. Потихоньку, понемногу…

— Беременность… Можно? — Игорь на живот указал, Ксюша кивнула. Ей каждое слово сейчас трудно давалось. Она совсем запуталась. Не понимала теперь, что было хорошего в ее жизни, что плохого. В чем Игорь виноват, в чем Нина, в чем Мирослава с Кристиной, а в чем они с Бродягой.

И будь ее воля — еще долго держала бы родителей на дистанции, а себя на паузе, но… Раз вселенная распорядилась так, что им сегодня суждено было встретиться…

Ребенок быстро отреагировал — даже странно стало, Ивану иногда приходится часами его уговаривать, чтобы перевернулся, дал пять — ручкой или ножкой, а тут… Игорь только ладонь приложил… И тут же удар почувствовал… Улыбнулся… Искренне так, чисто…