Одиночество жреца богини Лу (СИ) - Якубович Александр - Страница 34

Завтрак был вкусный. Больше всего мне понравился горячий душистый настой из трав, который принесли в большом керамическом чайничке.

— Неплохо, да?

— Это южный сбор трав, очень дорогое у нас удовольствие, кстати говоря, — заметил, будто вскользь, виконт.

Влияние графа де Гранжа становилось все более и более отчетливым. Орвист из преданного солдата, который годен только выполнять приказы и умереть за короля, стал превращаться еще и в цепкого и умелого дельца, который подмечает детали.

— Я бы на обратном пути прикупил хотя бы для себя. Ну и там на подарки кому-нибудь. Как думаешь, хороший будет подарок, если собрать вместе этот сбор, бутылку хорошего вина или моей вишневой настойки и… О! Подожди!

Я метнулся в угол комнаты и, немного покопавшись в стоящих там коробках и корзинах, извлек глиняную бутыль с настойкой на северных травах, похожих на полынь. По моим задумкам должен был получиться местный ягермейстер, а вышел какой-то бальзам.

— Ну-ка!

— Эй! Антон! Тебе драться через три часа!

— Да чего ты такой скучный, виконт! Давай, попробуй! Должно отлично получиться!

Я споро сорвал восковую пробку с бутыли и плеснул по десять грамм в травяной отвар. Напиток сразу стал чуть свежее, не такой сладкий, добавились нотки родной северной горечи.

Орвист аккуратно понюхал питье, поморщился, после чего попробовал «чай» на язык, впрочем, сразу же сделав полный глоток.

— Недурно?

— Как тебе вообще это в голову пришло, Антон?

— Ну как сказать… Вот пришло и все!

Я тоже сделал большой глоток южного отвара с бальзамом и понял, что это может стать хитом как минимум у благородных дам Клерии. Многие женщины развлекались шитьем или просто, когда проводили время вместе, налегали на разбавленное водой вино. Но вот этот отвар вместе с бальзамчиком, да холодной северной зимой… Ух! Видимо, у моего винокурения появилась какая-то явная перспектива. Осталось выведать, сколько реально стоит ламхитанский травяной сбор и сколько я смогу притащить этого чуда на север. А если найти здесь гвоздику, да прочие пряные специи… Мне пару раз очень хотелось глинтвейна. Вина было с избытком, а вот нужных специй из того, что было в широком доступе на севере, я так и не нашел. Может, тут повезет?

После второй чашки чая с бальзамом беседа пошла веселее. Я быстро прикончил остатки еды на большой плоской тарелке, допил свой чай, спрятал бальзам в корзине и начал одеваться.

До дуэли было достаточно времени, но стоило быть готовым. Как минимум мне и де Гранжам надо будет явиться за час до начала, чтобы предъявить оружие, да и вообще показать, что мы не собираемся прятаться. Пафосно появляться в последний момент, открывая дверь на арену ногой, я не собирался.

Впрочем, все хорошее рано или поздно кончается. А чем ближе была сама дуэль — тем больше меня трясло.

«Антон, ты слишком много думаешь. Что тебе сказала Оранса? Меньше думать! Вот и меньше думай. Пал тебя услышал? Услышал! Значит, все пройдет как надо. Главное сейчас перед началом дуэли уточнить главные вопросы».

Распорядителем на арене был высокий тощий мужик, похожий больше на сухую жердь, чем на человека. Ничего не выражающим взглядом он окинул нашу маленькую клерийскую делегацию, после чего начал нудно проговаривать то, что я и так уже знал. Далее он потребовал предъявить оружие — проверить на яды или самострельные механизмы — после чего я был, в целом, готов выходить на арену.

— Господин распорядитель арены, скажите, я правильно понял, что с арены выходит только победитель? Так?

Мужчина посмотрел на меня, как на идиота, но все же ответил на клерийском с сильным акцентом:

— Все верно, барон Тинт. Арену покидает первым победитель. Проигравшего выносят родственники или мои подчиненные.

Я согласно кивнул, горячо поблагодарив за консультацию. Свидетелями нашего разговора было уже несколько знатных ламхитанцев, так что я старался, чтобы они услышали все громко и четко.

Солнце катилось к полудню, что было отлично видно через открытую крышу арены. Пока мы находились наверху — вместе со зрителями — но уже через минут пятнадцать мне придется спуститься в нижние коридоры, которыми я пройду к своему входу в круг. К нам подошло несколько дипломатов. Мы наконец-то поздоровались с посланником Республики — тучным лысеющим мужчиной неопределенного возраста в широких одеждах, подошел и посол Шаринского Княжества. Двое, которых я определил как посланников Ламии и Паринии, держались в стороне, хотя мы и обменялись с ними вежливыми кивками, а граф де Гранж и вовсе перекинулся с одним из мужчин парой слов — как оказалось, они давно были знакомы и до войны вели вместе торговые дела.

Единственный, кто держался во всей этой все нарастающей галдящей толпе особняком — посланник Кватта вместе со своей свитой.

В высоком широкоплечем мужчине с рублеными, крупными чертами лица, и в строгих черных одеждах ничего не выдавало религиозного фанатика. Но первое впечатление было обманчиво. Я заметил, как он несколько раз складывал руки перед собой и начинал что-то шептать — ему вторили его сопровождающие. Посол Кватта ни с кем так и не заговорил, только внимательно рассматривал окружающих его людей. Один раз наши взгляды пересеклись и меня окатило… Как бы сказать? Какой-то холодной уверенностью в собственном превосходстве. Так, наверное, убежденные нацисты смотрели на цыган или славян, уверенные в том, что не-арийцы недостойны жить. Это высокомерие, как я его определил, волнами расходилось от посла Кватта, формируя вокруг него холодный пузырь отчуждения.

Ну и ладно, ламхитанцы тоже считают меня северным варваром, которого стоит пустить на ремни. Сегодня я постараюсь их разубедить.

В какой-то момент граф де Гранж легко коснулся моего локтя. Пора. Я обнялся с Орвистом и Бренардом, в очередной раз напомнив обоим, что выскочку-счетовода не так-то и легко прихлопнуть: с этой задачей не справились ни парнийцы, ни гонгорцы — после чего двинулся за одним из служащих вниз, на арену.

Шли мы узкими едва освещенными коридорами, которые были сложены из грубого камня под смотровыми площадками наверху. Оттуда, где были установлены простые трибуны, открывался отличный вид на то, что происходит внизу.

Сама арена находилась на глубине метров пятнадцати. Чем-то мне эта конструкция напоминала бойцовскую яму, коей, она, впрочем, и являлась, если подумать.

Через минут пять мы вышли в достаточно просторную комнату. Тут была пара лавок, чтобы оставить свои вещи и подумать о вечном перед сражением, кувшин с водой, маленький алтарь Палу. Примерно треть помещения занимал массивный механизм открытия огромных стальных дверей, которые отворялись наружу — на арену. Судя по размерам передатков и самого рычага, приводилась в движение каждая створка минимум двумя крепкими мужчинам.

На некоторое время меня оставили одного. Я спокойно выпил воды, немного размялся для порядка — мало ли, что-то пойдет не так — и еще раз коротко обратился к Палу.

— Первородный, надеюсь, ты меня услышал этой ночью и принял мой план, так? — просто спросил я в пустоту, — потому что иначе у нас с тобой при встрече состоится тяжелый разговор.

Я нервничал, так что дерзить богу Войны сейчас казалось вполне нормальным. С другой стороны, Пал был сам еще тем проказником, думаю, он мне простит. Во всяком случае, другие боги — прощали. Не знаю, то ли дело в моей исключительности, то ли они просто впадали в ступор от моего слабоумия и отваги.

Мне вспомнилось, как с какой-то каплей ревности Пал и Соф «делили» меня тогда, в святилище в поместье. Как тогда сказал первородный? Уверен ли Соф, что я из «его»? Из ученых?

Чехол мне был абсолютно ни к чему, так что я его отстегнул и бросил прямо тут — на лавке, и, взяв посох в руки, подпер ближайшую стену в ожидании тех, кто наконец-то выпустит меня наружу, к молодому задире, Каиду из рода Накан.

Долго ждать не пришлось: из коридора, откуда привели меня, вынырнуло четверо мужчин. Они деловито подошли к механизмам и взялись за рычаги. Мышцы на руках и плечах мужчин, которые хорошо просматривались через тонкие рубашки, вздулись, рычаги сделали один, второй, третий оборот и массивные металлические створки дверей в три моих роста и толщиной с ладонь, пришли в движение.