Няня для волшебника (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 17

Он снова зыркнул в мою сторону так, что я подумала, что весь облик немощного старца просто маскировка. Мне вдруг стало очень холодно, словно в натопленный зал ворвался студеный зимний ветер.

— Как голова? — спросил Аттель, и, схватив Мартина за голову, стал ее крутить, то всматриваясь в глаза, то заглядывая в уши. — Голова темный предмет, темный… Но твоя светлая. Справишься.

— Надеюсь, — прошелестел Мартин, и Огюст тотчас же уважительно добавил:

— У него головные боли по утрам, господин Аттель.

— Судороги бывают? — поинтересовался один из магов. Черноволосый, некрасивый, с обжигающим взглядом, он напоминал нахохлившегося ворона.

— Нет, господин Бруно, — ответил Огюст. — Врачи сказали, что мозговое кровообращение не нарушено.

Бруно вынул из складок балахона потрепанный блокнот и открыл его на чистой странице. Из рукава мага выпорхнул карандаш и заплясал над листком, готовясь записывать.

— А эта юная леди? — Бруно посмотрел в мою сторону, и мне сразу же захотелось опустить глаза к полу и никогда их не поднимать.

— Иномирянка, Бруно, иномирянка, — ответил Аттель, который вынул из рукава полупрозрачный желтый кристалл и теперь аккуратно водил им по лбу Мартина. В мою сторону он не обернулся. — Невинная дева, флюиды жизненной силы которой смогли вернуть нашего Мартина, да, вернуть…

Бруно посмотрел на меня так, словно собирался прямо здесь раздвинуть мне ноги и проверить, насколько я невинна. Меня вновь пробрало ознобом: это был взгляд исследователя, который видел во мне лишь предмет для изучения, лягушку под микроскопом.

— Флюиды, — поддакнул один из магов. — Мы всегда об этом говорили.

— Что скажете, господин Аттель? — поинтересовался Огюст: осмотр начинал затягиваться, и Мартин то и дело закрывал глаза, словно его клонило в сон. Аттель наконец-то выпустил голову Мартина из рук и произнес:

— Ожил, да. Ожил. Будет жить, никуда не денется! Но до работы ему еще далеко, очень далеко, — старик склонился к Мартину и заговорщицки произнес, уже не повторяя слов: — Ты никогда не станешь магом такой силы, как прежде. Так, мелкая магия для дома и семьи и пустячки вроде амулетов. Но ты будешь жить, вот что самое главное.

Губы Мартина дрогнули — на этот раз ему все-таки удалось улыбнуться. По левой щеке пробежала слеза.

— Лучше бы я не просыпался… — с трудом разобрала я.

Аттель ободряюще похлопал Мартина по руке.

— Все в воле Господа, и мы в его руках, — ответил он. — Ты жив и проснулся, это самое главное. Хотя стать прахом после силы… это больно, да. Больно.

По лицу Мартина скатилась еще одна слеза, и во взглядах магов мелькнуло сочувствие. Все они понимали цену пробуждения бывшего великого волшебника. Утрата волшебства была для них сродни потери конечности.

— Ты устал, я вижу, устал, — произнес Аттель и посмотрел на Огюста: тот с готовностью взялся за ручки кресла. — Лучше тебе отдохнуть пару часов, полежать. И мы все тоже отдохнем с дороги. Да и время обеденное.

— Обед уже накрыт и ждет, — сказала я. — Позвольте проводить вас в столовую.

Аттель рассмеялся каким-то неприятным дробным хихиканьем.

— Найдем ее по запаху мясной подливки, — ответил он. — А с тобой, девица, пока пообщается Бруно.

Я испуганно посмотрела на Мартина и Огюста. Старший брат провалился в дрему, а младший только кивнул.

— Разумеется, господин Аттель. Господин Бруно, вы останетесь здесь?

Бруно кивнул и закрыл свой блокнот. Перо нырнуло в его рукав.

— Здесь вполне удобно, благодарю вас, — ответил он и взял меня под локоть, будто не хотел позволить мне сбежать. Прикосновение цепких пальцев заставило меня вздрогнуть от наползающего липкого страха. Маги потянулись к дверям, Огюст осторожно выкатил из зала коляску с Мартином, и мы с Бруно остались одни.

И этого Мартин предвидеть не мог.

Когда шаги в коридоре стихли, Бруно обернулся ко мне и некоторое время оценивающе рассматривал меня — я снова почувствовала себя посаженной в клетку работорговца.

— Что вам нужно? — спросила я, стараясь, чтоб голос не дрожал. Это было трудно. В присутствии Бруно мне казалось, что я вот-вот упаду — настолько пугающим он выглядел. Угрюмый, черноволосый, с тонкой нитью шрама на правой щеке, Бруно заставлял буквально трястись от страха. Он был очень опасен и не думал этого скрывать.

— Значит, иномирянка, — произнес Бруно так, словно речь шла о чем-то неимоверно приятном. Он выпустил мой локоть и опустил ладонь на шею таким же уверенным цепким движением. — Давно попала?

Его глаза были похожи на угольки, подернутые пеплом, под которыми медленно движется пламя. Я не могла отвести взгляда и чувствовала, что тону.

— Нет, — ответил кто-то, и я вдруг поняла, что это я и говорю. — Нет. Меньше двух недель.

— Что ты делала для Цетше?

Из одной из складок черного балахона выпорхнул зеленоватый камень и принялся кружить над моей головой. «Не думать, — сказала я себе. — Не думать…»

— О чем не думать? — почти ласково поинтересовался Бруно. — Рассказывай, будь умницей.

Мелькание камня становилось все более и более неприятным. Бруно смотрел на меня неотрывно, и я чувствовала его взгляд как прикосновение осторожных пальцев, которые в любой момент могли бы причинить мне нестерпимую боль.

Я вспомнила, как мы с Огюстом ходили за тыквами. Каким был день тогда — по-осеннему серым и прозрачным, и тыквы на грядках лежали рыжими фонариками… А потом мы сидели в гостиной, и Огюст иногда смотрел на меня так, будто между нами могло что-то случиться. Что-то очень хорошее.

— Дьявольщина, — презрительно фыркнул Бруно и разочарованно добавил: — Тут всего лишь романчик между господином и служанкой.

— Вы так говорите, будто это плохо, — прошипела я ему в лицо. — И выпустите меня! Больно!

Разумеется, он и не подумал убрать руку.

— Цетше чувствует себя гораздо лучше, чем хочет показать нам, — негромко произнес Бруно. Сейчас, когда его лицо было совсем рядом, я увидела еще один шрам возле правой стороны рта — слабенький, едва различимый. — Цетше очень скоро восстановится и вновь станет самым сильным магом в этой части Мира. Почему вы все скрываете?

— Не понимаю, о чем вы говорите, — ответила я, стараясь не думать о том, что волшебник может начать меня пытать. Он выглядел как человек, который не считает чем-то зазорным применить силу, чтоб получить нужное. — Милорд Мартин едва дышит, вы и сами видели.

Бруно усмехнулся.

— Я видел то, что вы сочли нужным мне показать, а не то, что есть на самом деле. Аттель старый пенек, который не соображает, кто перед ним, волшебник или его труп. Но я вижу побольше, и хорошо, что его величество это понимает.

Этого мы не предполагали. Мартин даже не думал, что волшебник, возглавляющий группу, будет всего лишь ширмой, а настоящий глава просто встанет чуть поодаль и будет наблюдать. Вот что бывает, когда оперируешь знаниями почти трехлетней давности…

Должно быть, в моем лице что-то изменилось, потому что Бруно усмехнулся и спросил:

— Так как вы замаскировали Мартина? Артефакты?

— Понятия не имею, о чем вы, — процедила я сквозь зубы. Хоть бы кто-то вошел сюда! Хоть бы господин Энцо подумал, что меня давно не видно.

— Никто не войдет, — сказал Бруно почти с издевкой. Зарылся пальцами в мои волосы, нащупал одну из шпилек и аккуратно вытянул, освобождая прядь. Я вдруг почувствовала, что от него пахнет сухими травами — приятный, в принципе, запах, который заставлял меня ежиться от страха.

— Иномирянка, — задумчиво произнес он. — Невинная дева.

Я зажмурилась. Прикосновение кончиков шпильки к веку было легким и дразнящим: дотронулся — убрал.

— Буду кричать, — прошептала я. — Вы не посмеете.

— Кричи, — с какими-то легкомысленными нотками ответил Бруно. — Кричи, сколько захочешь. Никто ничего не услышит, а мне только понравится, — он снова дотронулся кончиками шпильки до моего зажмуренного глаза и произнес: — Мне нужна только правда. И либо я ее получаю, либо протыкаю этой шпилькой твои очаровательные глаза — а потом все равно получаю правду.