Няня для волшебника (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 24

Назад

1…5678

Вперед

Я перевела взгляд на очередную полку и увидела тонкий конверт, лежавший на книгах. Повинуясь все тому же зову, который заставил меня открыть шкаф, я взяла конверт и, открыв его, увидела то, что в нашем мире назвали бы фотографией. Мартин — красивый, веселый, одетый в легкий светлый костюм, сидел на скамейке в саду, среди пышно цветущих роз. Девушка, которая стояла рядом, прильнув к его плечу, тоже улыбалась, и в ее улыбке было торжество победителя.

Это могла быть только жена Мартина. Та самая Инга, которая уехала и развелась с ним почти сразу же после того, как он уснул.

Меня пронзило жалостью и гневом. Мне было невероятно, до дрожи жаль Мартина — сейчас, глядя на снимок, я видела, что он всем сердцем любил свою жену. Этого не подделать — ни этого счастливого взгляда, ни всей атмосферы тепла, которой так и веяло от куска плотной бумаги. Он любил эту идеальную красавицу с точеной фигуркой фарфоровой статуэтки и легкомысленно подкрученными локонами — и она бросила его сразу же, как только от нее потребовалось что-то в ответ.

— Тебе не надо было его мыть, — негромко сказала я, глядя на Ингу. — Ни кормить, ни менять белье. Тут слуг полный замок, есть, кому этим заняться. Тебе надо было просто оставаться рядом, вот и все…

Инга смотрела на меня веселыми глазами, в которых сейчас была лишь тьма и полное безразличие. А когда-то она наверняка смотрела на Мартина с любовью — он не дал бы облапошить себя притворством или женским кокетством, он любил и был уверен, что его чувство взаимно.

Но все оказалось по-другому. Я не знала, почему мне сейчас настолько обидно за Мартина. В конце концов, он совсем недавно не считал меня за человека и готов был выкинуть из замка среди ночи. Но сейчас я смотрела на снимок и чувствовала презрение и боль, словно Инга обидела человека, который был по-настоящему мне дорог.

— Какая ты все-таки гадина, — сказала я и в этот момент ощутила укол в палец.

Я зашипела, отдернула руку. На подушечке указательного пальца выступила крупная капля крови, и кровь была на снимке. Я перевернула его и посмотрела на обратную сторону — но там было не за что зацепиться или уколоться.

Снимок был, как скорпион, который ужалил меня и тотчас же убрал жало.

А потом ковер вдруг оказался как-то слишком близко, и я вдруг поняла, что упала. Рука наливалась огнем и болью, комната Мартина качалась так, словно превратилась в огромный корабль, попавший в шторм, и ее безжалостно крутило во все стороны. Я летела куда-то вниз, в наступающую тьму, и не знала, то ли мне мерещится, то ли я действительно слышу голоса:

— Дора! Дора!

— Братка, осторожно! Не трогай… не тро…

— Да что за дьявольщина…

— Нет! Не бери это!

Черные волны постепенно утихли, и я наконец-то смогла открыть глаза. Рука по-прежнему болела, но мне почему-то было ясно, что опасность позади, и я чудом смогла избежать большой беды. На ковре рядом со мной сидел Мартин и медленно водил пальцами по моей голове, а Огюст стоял чуть поодаль и рассматривал брошенный снимок так, как могут рассматривать ядовитую змею, которую смогли вовремя заметить и убить.

— Мартин… — прошептала я, чувствуя, что плачу. Мартин провел ладонями по моему лицу, и прикосновение было таким, что мне захотелось закричать от того чувства, что сейчас переполняло мою душу.

— Молчи, — ответил он. — Молчи. Ты попала под направленный удар. Он был старый, но… — Мартин кашлянул, ему и самому было сейчас несладко.

— Мы пришли вовремя, — закончил Огюст его фразу. Присев на корточки, он вынул из кармана складной ножик и, раскрыв его, поддел снимок одним из лезвий и перевернул. Огюст всмотрелся в снимок, и его лицо сделалось тяжелым и мрачным.

— Я так и знал, братка, — сказал он. — Ты заснул не случайно.

Спустя полчаса и две чашки горячего чая на травах я наконец-то пришла в себя, и боль отступила. Огюст сидел на кровати рядом со мной и аккуратно поил меня чаем с ложечки, Мартин расположился в кресле и, надев специальные перчатки, изучал снимок.

Он был искренне встревожен, он волновался за меня так, словно я значила для него намного больше, чем простая служанка, которая помогает ему одеваться. Я до сих пор чувствовала прикосновение его пальцев к голове и к лицу, и это ощущение заставляло меня дрожать.

— Это был риск, милорд, — сказала я, глядя на Мартина. — Вы могли пострадать.

Мартин посмотрел на меня так, будто не мог понять, о чем я говорю, будто мои слова были странными и дикими.

— Цетше всегда спасают тех, кто в беде, — сказал он с уже знакомым гонором. — Это единственно возможное и правильное поведение.

— Она права, братка, — заметил Огюст и вдруг улыбнулся: — Но как ты кинулся! Словно никакого сна и не было, и все твои силы при тебе.

Мартин отвел взгляд. Ему действительно становилось легче с каждым днем, и я невольно этому радовалась. Значит, совсем скоро появится тот Мартин, которого я видела во сне. Настоящий Мартин Цетше, сильный и благородный волшебник.

— Так что там? — спросил Огюст, мотнув головой в сторону снимка, который Мартин до сих пор не выпускал из рук. Будь моя воля, я бросила бы его в камин, чтоб от Инги и воспоминаний о ней остался бы лишь пепел.

Мартин осторожно взвесил снимок в ладонях и сказал:

— Внедренное заклинание. Очень-очень старое, почти выдохлось. Будь оно свежим, наша Дора бы уже умерла.

Я поежилась. На мгновение мне стало очень-очень холодно. Смерть прошла мимо, зацепив меня краем плаща, и это невесомое призрачное прикосновение было настоящим.

— Можешь определить, когда его сделали? — спросил Огюст. — И на кого именно?

Мартин горько усмехнулся, и я поняла, что знаю ответ. Знаю и боюсь, что он окажется правдивым.

— На меня, конечно, — ответил он. — На кого же еще? И знаешь, что самое интересное?

— Что его сделали незадолго до того, как ты уснул, — ответил Огюст, и Мартин утвердительно качнул головой.

— Совершенно верно, братка. Я должен был умереть, — он поднялся с кресла и, медленно пройдя по комнате, бросил снимок в камин. Я радостно смотрела, как по бумаге побежал огонь — вот снимок вспыхнул и рассыпался по поленьям зеленоватыми искрами.

В комнате мелькнула тонкая лента мятного запаха и исчезла. Мартин очень медленно снял перчатки и вернулся в кресло. Было видно, что он очень устал — не столько от дел, сколько от понимания того, что его сон был подстроен.

— Я брал его в день эксперимента, — произнес Мартин, откинувшись на спинку кресла. — Это мой счастливый снимок, он мне нравится… — по губам Мартина скользнула горькая улыбка, и он поправился: — Он мне нравился. И заклинание ударило меня исподтишка, я и не заметил ничего.

— А потом ты активировал заказ для его величества, — сказал Огюст. — И он отбил заклинание, но отдача погрузила тебя в сон.

Мартин кивнул.

— Все верно, братка. Если бы не заказ, я бы умер к вечеру. От каких-нибудь естественных причин.

Его лицо сейчас было мертвенно-бледным, словно кто-то надавал Мартину пощечин, прилюдно унизил его, а потом изувечил и оставил умирать. Мне было так жаль его, что я с трудом сдерживала слезы.

— Поэтому Инга и уехала, — сказала я. — Испугалась, что кто-то станет копать и выкопает ее причастность к твоему сну. А покушение на убийство — это не шутки. У нас с этим все серьезно, и у вас наверно тоже.

Я снова назвала Мартина на «ты», но ни он, ни Огюст этого не заметили. Мартин провел ладонями по лицу, вздохнул и признался:

— Я раздавлен, Дора. Просто раздавлен. Да, ты права, — он посмотрел на Огюста и сказал: — Там след ее магических нитей, братка. Это она.

Должно быть, именно поэтому он и сжег снимок — не хотел лишний раз видеть его и понимать, что любимая жена приложила руку к тому, что случилось. Мартин снова провел рукой по лицу, и я вдруг с ужасом поняла, что он плачет. Именно сейчас, в эту минуту, его жизнь разрушилась по-настоящему, похоронив Мартина под обломками.