Няня по контракту (СИ) - Ночь Ева - Страница 14

— Список, — протягивает она руку в повелительном жесте. Я снова моргаю.

— Какой список? — спрашиваю машинально, уже понимая, о чём она.

— Да ты с ума сошёл, Иванов! — шипит она, как змея. — Мне расписание нужно, чем с детьми заниматься! Я ж не массовик-затейник, между прочим! И хочу знать круг обязанностей! И нормированный рабочий день!

— Забудь, — быстро вклиниваюсь в её речевое фламенко.

— Что значит — забудь? — наступает Варикова на меня, как в танце.

Я чувствую себя матадором. Немного сумасшедшим и разгорячённым. Взбудораженным от адреналина, что бьётся тяжёлым пульсом в венах.

— О нормированном рабочем дне забудь, — вызываю огонь на себя и любуюсь, как опасно зажигаются Анькины глаза.

Она близко. Очень близко. Я ловлю её дыхание — возмущённое и бурное. Я любуюсь её кудряшками и не могу оторвать взгляд от ярко-малиновых губ. Улавливаю запах — тонкий аромат духов, что окутывает её, словно облако.

— Я тебя придушу, Иванов! — шепчет она яростно.

— Лучше я тебя, — отвечаю ей тихо. — Ты что вчера в обед устроила? Они ж ужинать отказались. Капризничали. Ромка ныл, что с тобой он был пиратом, а я, видишь ли, заставляю всякую бурду есть. Так что, будь добра: завтракать, обедать и ужинать — вместе.

— А плохо тебе не станет? — ставит она руки в боки. — Я не согласна!

— А двойной оклад руководителя маркетингового отдела получать согласна? — бью по больному месту.

И тут она улыбается зловеще, разворачивается и к дверям марширует.

— Стой, Варикова! Это что ещё за цирковые номера? — бегу за нею вслед.

— Засунь свои деньги сам знаешь куда, — кидает она заносчиво через плечо. — И найми себе квалифицированную няню-раба. А лучше — купи андроид. Включил — выключил. Есть не просит. Платить не надо.

— Робота, — поправляю я её.

— Да хоть козу на верёвке!

— Одна у меня уже есть, — хватаю Аньку за руку, не давая ей коснуться двери.

Естественно, она начинает вырываться. И, конечно же, у меня нет другого выхода, как её обездвижить. Но стоит только коснуться, прижать к себе, как меня током прошибает с головы до ног. Вспышка.

— Пусти! — шипит Анька.

— Не пущу, — отвечаю я ей и делаю наконец-то то, что хочу, — накрываю её губы своими.

«Ошибка! — вопит мозг.

«Сбой системы!» — орёт где-то внутри сигнализация.

«Чёрт с ним», — думаю я. Плавьтесь схемы, выходите со строя предохранители. Торжествуй хаос.

Анька затихает, становится податливой, а я наконец-то чувствую вкус поцелуя и выхожу в космос без скафандра. Мне хорошо. Безумно хорошо.

Уволочь бы её куда-нибудь и выбить из головы все ненужные мысли. Привязать к себе, приковать. Чтобы и думать забыла о побегах и прочей ерунде… Она мне нужна. Нам нужна. Как воздух. Иначе — гибель.

Но тут раздаётся звонок в дверь. Как гром среди ясного неба.

Мы отрываемся друг от друга. Дышим тяжело. Я всё ещё не могу разомкнуть руки — держу Аньку в объятиях и не хочу, не желаю отпускать.

А звонок трезвонит и трезвонит, как пенопластом по стеклу, ей-богу. И кого это нелёгкая принесла в семь часов утра?!

16.

Анна

Это как провалиться в кроличью норку и попасть не в другое царство, а в прошлое. Когда Димка меня поцеловал, я подумала: ничего не изменилось. Вот он, тот самый, нужный мне мужчина. Ни с кем у меня так не зажигались звёзды, а я не выпадала из реальности, как с ним.

Он действует на меня магически и становится всё равно: застукают ли нас дети, свалится ли метеорит на землю или земля под ногами загорится.

Да, кажется, и так… Пылает всё, что можно. Я позволяю себе на миг просто побыть девочкой. Ощутить его силу и желание. Вдохнуть запах его парфюма. Отдаться его жёстким объятиям, когда кажется: разомкни он руки — и я песчинками осяду на пол, рассыплюсь на атомы, стану призраком, тоскующим в ночи по одному единственному мужчине, что так и не стал моим.

Я даже не сразу поняла, что в дверь звонят. Во мне тоже всё звенело, переливалось, танцевало, бушевало, подчиняясь силе мужчины, что целовал меня, забыв обо всём. Ну, мне так хотелось думать.

— Что за чёрт? — бормочет Иванов, и лицо у него растерянно-раздражённое. Губы — в моей помаде, а я не в силах ни сказать ему об этом, ни протянуть руку и вытереть.

— Дмитрий Александрович, оглохли, что ли? — выруливает из-за угла грудь Дины Григорьевны, и мы, как два нашкодивших подростка, отскакиваем друг от друга. — В дверь звонят, неужели так трудно открыть?

Когда она выплывает полностью, мы уже на пионерском расстоянии, но Иванов в помаде, а я небось тоже — живописно-прекрасная, подозреваю.

У Дины Григорьевны — взгляд орла. Зыркнула, сверкнула, но ничего не сказала, только головой покачала, словно сокрушаясь. «Дети, дети…», — говорила вся её необъятная фигура. И пока она возилась у двери, нарочито медленно щёлкая замками, я лихорадочно поправляла кудри, вытирала рот и Димке жестами приказала сделать то же самое.

Он провёл ладонью по губам так, что я снова вспыхнула. Вот гад. Точно знает, как на меня это действует. И скажи сейчас, что он взрослый и состоявшийся мужчина, отец семейства и двоих детей, — кто поверит?

Пока мы кидали друг на друга пламенные взгляды, пропустили самый эффектный момент, потому что очнулись, когда некая дама уже стояла на пороге Ивановской квартиры.

Она напоминала весьма постаревшую Мэри Поппинс: шляпка, узкая, расклешённая к низу юбка, зонтик в руке, саквояж (не побоюсь этого слова!) и… белый отложной воротничок.

Я моргнула. Иванов сглотнул так, что я впервые увидела: у него, оказывается, кадык имеется. Дина Григорьевна стояла — грудь вперёд — готовая защищать честь и достоинство этого дома.

— Доброе утро, Дмитрий, — произнесла старушка, правильно выговаривая все звуки, забавно складывая губки. Не хватало лишь кокетливого жеста, чтобы поправить подкрученные вверх пепельные волосы. Но руки у старушенции были заняты сумкой и зонтом, поэтому она эффектно застыла посреди коридора. — Ну что же ты, не поздороваешься с родной бабушкой?

Голос у неё тонкий, как у девочки, ангельский, можно сказать. А я всё таращилась, пытаясь понять, что происходит. Юбка… воротничок… и шляпка, шляпка летом! Лёгкая, соломенная, но котелком, как и положено Мэри Поппинс.

— Что ж ты без предупреждения, ба? — наконец-то отмер Иванов и кинулся забирать у старушки вещи.

— И тебе не хворать, — клюнула она Димку в щёку и огляделась. — Сюрприз, дорогой мой внук! Решила экспромтом. Вижу, что не прогадала. Где твои манеры, Дмитрий? Представь меня скорее дамам.

— Знакомьтесь, дамы, — вздохнул послушно Иванов, — моя драгоценная и непревзойдённая бабушка, Антонина Викторовна. Дина Григорьевна — наш самый лучший повар. Анна Валентиновна — наша няня.

— Восьмая, — зачем-то брякнула я, за что получила очень внимательный взгляд бабуленции в шляпке.

— Миша и Рома ещё спят. А я, кажется, опаздываю, — кинул Иванов взгляд на часы. Но дело было не в этом. Я ведь тоже его неплохо знала.

Судя по всему, Иванову просто жизненно необходимо было смыться. Удрать. Бросить нас с Григорьевной на растерзание этой ангелоподобной Мэри Поппинс, под личиной которой, как я подозревала, скрывался очень коварный, опытный и хитрый лев.

— Вы тут не скучайте, ладно? — снова посмотрел на часы Димка и заторопился на выход.

— Беги, беги, — милостиво разрешила верховная ведьма клана Ивановых. — Мы тут разберёмся, что к чему. А ты зарабатывай деньги, мой любимый внук. Материальные блага сами в руки не падают, ты же знаешь.

Иванов знал, поэтому, кинув на меня виноватый взгляд, закрыл за собой дверь. Подозреваю, пахнет самой обычной подставой, но… кто говорил, что с неба упадут плюшки с творогом? Я не готова, однако, импровизация — наше всё.

— Я, собственно, ненадолго, — объявила Антонина Викторовна и, обойдя владения, выбрала для себя комнату. Судя по всему, здесь она впервые, но ориентируется на удивление хорошо, ведёт себя так, будто никуда не уезжала, не уходила, а живёт очень долго. Отличная выдержка и самообладание. Я даже позавидовала слегка.