Яма (СИ) - Тодорова Елена - Страница 22

— Как будто я люблю…

— Знаю, ты очень расстроена. Выговорись. Мне можешь сказать все. Клянусь, что останется между нами. А потом разберемся с остальным.

Благодаря Леське примерно представлял и то, как Ника переживает произошедшее, и то, что должно принести ей облегчение.

Переместился к изножью кровати. Уперся спиной в стенку шкафа и стал ждать ее реакции. В узком пространстве полумрака смотрел на нее непрерывно. Просто не мог заставить себя отвести взгляд. Сорвался, ведь, как наркоман.

Смотрел, смотрел, смотрел…

Видел, что она снова начинает злиться. Но никак не мог прекратить. Ему необходимо было ее видеть. Наверстать. Запомнить, мать вашу, еще детальнее.

Возможно, когда-нибудь он позволит себе написать ее чертов словесный портрет.

— Я ничего тебе рассказывать не буду, — выдавила Доминика решительно и скрестила руки на груди.

Не отреагировал. Даже не моргнул.

— Перестань пялиться.

— Начинай говорить, я не буду смотреть.

— А больше ты ничего не хочешь? Может, мне еще раздеться?

— Можно.

— Я вот все равно не понимаю, зачем ты пришел? На что рассчитывал? Что я с горя брошусь тебе на шею?

— Не надо бросаться мне на шею. Я тебе другое предлагал.

— Предлагал… — ее голос впервые дрогнул. — У тебя все так просто.

— Вообще, нет.

— Нет?

— Нет.

Обхватив дрожащими пальцами растрепанную косу, безуспешно попыталась привести в порядок светлые прядки.

— Ладно… — вздохнула расстроенно. — Слушай. Только не смотри на меня. Сейчас.

Градский опустил взгляд вниз, и тело Ники ударила первая дрожь. Закрыв глаза, она прижала голову к согнутым перед собой коленям.

— Закревич подвез меня к общежитию и напросился провести до комнаты, — начала говорить то, что в какой-то момент, вопреки ее желаниям, потребовало выхода. — На улице было холодно, и мы оба промерзли. Стас… Он попросил чаю, чтобы согреться. Я сама разрешила ему войти. Пока готовила все необходимое, он вдруг притиснул меня к стене и… попытался поцеловать. Я оттолкнула и… ему это сильно не понравилось. Он бросил меня на кровать и прижал к матрасу. Я… тогда подумала: как я смогу вырваться, если не могу даже пошевелиться? И… мне стало страшно, как никогда в жизни, — таких подробностей даже сестры не знали, все в себе держала.

А теперь сама понять не могла, почему доверила свои чувства именно Градскому.

Замолчала. Слушая образовавшуюся тишину. Слушая свое тяжелое прерывистое дыхание. Слушая свое сердцебиение. Слушая и пытаясь успокоиться. Но ничего не получалось.

— Ника, не молчи… — хрипло выдохнул Град. — Продолжай.

Он впервые назвал ее нормально. Не какими-то прозвищами, а по имени. И в голосе его улавливалось неподдельное беспокойство.

Внутри Доминики оборвалась последняя струна. И зазвучала, только не так, как она хотела. Вместо слов у нее вырвалось жалкое всхлипывание.

"Стоп. Стоп. Стоп".

"Только не это…"

Он оказался не готовым к тому, чтобы Кузя страдала и плакала.

Сопереживание — впервые погрузился в пучину этого чувства. Заболело в груди, словно ему со всей дури всадили в солнечное сплетение. Дополнительная нагрузка заключалась в том, что он ощутил острую необходимость что-нибудь сделать, чтобы забрать ее страдания.

Оторвал спину, чтобы двинуться обратно к Кузе, но она вдруг подскочила и сама к нему бросилась. Впечатавшись в грудь, нырнула руками под куртку и судорожно заплакала.

Тепло, запах, визуальное восприятие, ощущения — окружило.

Вроде не маленький. Вроде телом и духом сильный. Вроде жизнь понимал… А внутри развернулась бойня — массовая гибель нервных клеток. Канаты порвались, наружу вырвалась душа, в существовании которой он до знакомства с Никой сомневался.

— Что… он сделал?

По правде, не понимал, стоит ли ему это знать. Наверное, лучше нет. Забаррикадироваться. Не принимать. Не представлять. Не позволять даже мысли случайной проскочить… Ему и без того хотелось поехать в больницу, или куда там увезли этого недоноска, и закончить начатое. Размазать его, чтобы патологоанатому потом соскребать пришлось.

— Ничего, — бурно замотала головой. — Ничего больше. Закревич попытался перевести все в шутку, типа я — дурочка, что испугалась. Я сказала, чтобы он убирался. И он ушел, отпуская свои шуточки, даже в коридоре. Ну и несколько девчонок, естественно, видели, как он уходил, — говорила, не отрывая щеки от его груди. — А сегодня, прям на пороге… Катя Уварова нам с Алиной сообщила, что Стас всем рассказывает, будто мы переспали.

Скрипнул зубами. Тяжело перевел дыхание.

— Как так можно, Сереж? Я не понимаю, как так можно… Такая подлость. Как можно так жестоко обойтись с другим человеком?

Что он должен ей ответить? Цензурных слов не находилось. Да и не хотелось выплескивать на нее свой гнев. Не тогда, когда ей и так плохо.

— Все будет хорошо. Обещаю.

Ника притихла. Повисла пауза, но она не казалась Сергею неловкой. Тишина была спокойной.

— Сережа?

— Что?

— Спроси меня еще раз. Сейчас, пока я… — не хотела озвучивать свое уязвимое состояние серьезными словами. Воспользовалась самоиронией, которую подбрасывал неутомимый мозг. — Пока я вся в слезах и губной помаде.

— Что именно спросить?

— Ты знаешь, — заглянула в глаза и очень тихо попросила: — Предложи мне еще раз.

Грудь Сергея стремительно поднялась и так же резко опала. Но он себе не дал подумать, осознать и передумать.

— Будешь со мной дружить? Имей в виду, последний раз спрашиваю…

— Да, — выдохнула, не дав договорить.

Подняв руки, обняла за шею. Закрепила их дружеский союз крепкими объятиями. Градский тоже чувствовал удовлетворение. Но… он никак не мог сосредоточиться на той дружбе "привет-пока", что когда-то придумал сам.

Сейчас он чувствовал. И эти чувства весили тонну. Пытался абстрагироваться от всех возможных физических ощущений. И ничего не получалось.

Сердце топило в груди. Скорость зашкаливала.

Стучало в висках. Громыхало в ушах. И кровь неслась по венам. Неслась, как раскаленная лава.

Наверное, ему просто стоило перестать париться по поводу своих ощущений. Они же такие яркие только по новизне, а дальше, все книжки пишут — отпустит.

— Будем с тобой самыми лучшими друзьями, Сережа.

— Значит, ты больше не будешь на меня злиться?

— Буду, конечно, буду. Что за дружба без ссор?

— Супер, — угрюмо пробубнил Серега. — Я прям счастлив, что ты, наконец-то, согласилась. Два месяца фантазировал, как мы с тобой скандалить будем.

— Я просто очень упрямая. Могу вспылить, но предупреждаю заранее, это не значит, что я к тебе плохо отношусь.

— А как ты ко мне относишься?

Затаил дыхание, потому что понял, что это его как никогда сильно беспокоит.

— Хорошо.

— Хорошо?

— Да, хорошо.

— И только? У меня от тебя, Кузя, нервный тик начинается, а тебе хорошо.

Ника засмеялась.

— У меня от тебя, Сережа, тоже нервы шалят.

Спустя короткое время она вырубилась, по-другому не скажешь. Вроде говорила- говорила, на мгновение замолчала, и вдруг засопела.

Так и держал ее у себя на груди, опасаясь лишний раз побеспокоить. Сам неожиданно тоже ощутил долгожданное умиротворение. Все другие эмоции, наконец-то, притихли. Казалось, ничего не осталось.

Только она у него внутри.

Она. Его Республика.

Co мной все хорошо,

Просто я забыл, как дышать,

Я начал игру, но забыл, как играть…

© Баста "Моя игра"

Градский намеренно громко хлопнул входной дверью, оповещая родню о своем прибытии домой. Навстречу они не выбежали. Предположительно, готовились к его появлению, штудируя заготовленные речи.

Войдя в большую гостиную, Серега невольно нахмурился.

Могучее племя. Все в сборе. Бабушка, отец, мать, Леська и даже некровный Славик.