Одиночка (СИ) - Федин Андрей - Страница 33

- Почему нельзя на улицу? – спросил я. – Много охранников?

- Ночью дом охраняют не люди, - сказала Тилья. – Об этом мне сообщил вар Руис кит Рилок. Сказал, что после того… случая с его братом, он доверяет охрану территории по ночам только собакам. Селенским стражам, слышал о таких?

- Приходилось.

Только вчера (а кажется, что сегодня) выслушивал восторженные рассказы об этих собаках от Исона. Рыжий говорил, что стая сторожевых обычно состоит из пяти особей. Он утверждал, что пройти мимо них невозможно, как и уцелеть при неожиданной встрече со стаей. «Без шансов, - сказал Исон. - Впятером сторожевые запросто порвут даже тигра».

- Очень… страшные звери. Кит Рилок хвастался, что приобрёл самых крупных и злых. До утра вокруг дома Руис будет бродить целая стая. Нам не пройти мимо них, Линур. Если пойдёшь один… Нет, вряд ли ты сумеешь проскользнуть. У этих псов великолепный слух. Тебя выдаст малейший шорох. Да и запах твоего тела они учуют издалека. А мне со сломанной ногой лучше и не пытаться бежать ночью.

Я усмехнулся.

- И в этом вся проблема? В собаках?

Я не знал, как выглядит «тигра». Но и не представлял псов, способных справиться с охотником. Ну а тем более со мной. К тому же вспомнил ещё об одном преимуществе короткошёрстных селенских сторожевых перед другими породами псов. Исон называл их «бесшумной смертью» – стражи не любили лаять. Хорошо. Значит, не подымут шум.

- Ты не сможешь сжечь всю стаю, - сказала Тилья. – Успеешь бросить в собак один-два шара. Вряд ли больше, как бы ты ни стал быстр за то время, что мы не виделись. Потом псы набросятся на тебя. И разорвут в клочья. А на свет и шум сбегутся люди.

- Не собираюсь никого жечь, - сказал я. – Больше не умею швырять огненные шары. Избавился от саламандра сразу после финального боя на Арене. Но он мне и не понадобится. Уж с животными-то я справлюсь. Не переживай. Говоришь у собак хороший слух? Нужно заманить их сюда, в подвал. Здесь мы не привлечём внимание людей шумом.

- Что ты собираешься делать, Линур?

- Скажи, Двадцатая… я хотел сказать, Тилья, ты знаешь, кто такие оборотни?

Я мог бы запереть женщину в её камере, закрыть смотровое окно. Чтобы она не узнала, как я справился со стаей собак, и не увидела меня в образе охотника. А потом отмахнуться от её вопросов или сказать в ответ небылицу.

Но поступил иначе: рассказал Двадцатой о том, что я - не человек. Чувствовал, что чем дольше буду скрывать это, тем труднее будет признаться; что утаивать такую информацию о себе от Двадцатой – попросту нечестно. Именно сейчас настал хороший момент для того, чтобы сообщить о себе правду; и будь, что будет («Оборотней в Селене не любят»).

- То есть ты еще в лагере огоньков мог…

- Обратиться.

- … обратиться и избавиться от саламандра?

- Тогда бы с моей груди исчез знак подчинения, - сказал я. - А его…

- … сводить нельзя, - закончила за меня фразу Тилья. – Что ты собираешься делать?

Женщина смотрела мне в глаза. Держала меня за руку.

- Обращусь в охотника. Потом заманю стаю в этот подвал. Здесь они и останутся.

- Почему сюда?

- Тут я избавлюсь от стаи, - сказал я. – Чтобы мы спокойно покинули придомовую территорию. А потом и квартал. Ты не сможешь сама идти. А потому нам не нужна погоня. Лучше ускользнуть тихо, пока хозяева дома надеются на собак.

- Понимаю. Что должна делать я?

- Жди в камере. Не выходи отсюда, чтобы ни случилось, пока я не закончу с псами. И не пугайся, если увидишь в смотровое окошко большого зубастого зверя. Помни, что он не причинит тебе зла. Он – это я. Обращаясь в охотника, я не теряю разум, не становлюсь более злым и кровожадным; остаюсь таким же, каким ты меня знаешь. Только выгляжу по-другому.

Тилья кивнула.

- Хорошо, - сказала она. – Я поняла. Подожду.

Для того чтобы обратиться, я ушёл в камеру, где лежало тело мужчины и забрызганные кровью кандалы. Не люблю обращаться при свидетелях. К тому же знаю, что на тех, кто видит его впервые, обращение производит неприятное впечатление.

Пропахшую кровью комнату я покинул уже в облике охотника. Мне казалось, что в подвале посветлело, а запахи многократно усилились. Да и звуков стало больше: слышал теперь не только возню крыс, но и как в саду шелестел листвой деревьев ветер, как билось там, за дверью, в груди Тильи сердце (оно зачастило, когда я прошёл мимо смотрового окна).

Дверь на улицу поддалась легко и почти без скрипа. Сперва я едва приоткрыл её. Подставил нос уличным ароматам. И сразу уловил собачьи запахи. С особым оттенком, который в своём родном королевстве не встречал ни разу. А вот в Селене с подобными я сталкивался неоднократно. Причём, чаще всего в клановых кварталах центра города.

Псы пометили все уголки сада, даже наружную поверхность дверей подвала. Явно считали округу своей территорией. Пора сообщить им о моём вторжении.

Я провёл лапой по камням, добавив к ночным звукам скрежет когтей. Он не прозвучал оглушительно громко. Вряд ли привлёк внимание людей.

А вот собаки его точно услышали. И я уверен: поняли, что кто-то вторгся в их владения. Мне осталось только дождаться появления стаи. Судя по тому, что я слышал (псы не пытались бежать бесшумно), ждать придётся недолго.

Я решил встретить собак не у порога. Приоткрыл дверь, отошёл вглубь коридора. Замер рядом с приоткрытой дверью в комнату, где у стены лежал сутулый. Это место мне не нравилось (тесно, и слишком много неприятных запахов – они меня злили). Но я сам его выбрал. Потому что хотел унести из подвала Двадцатую.

Сам я молнией промчался бы по саду, и покинул его раньше, чем собаки бы меня почуяли. Без шума. Без драки.

Хотя сражение среди деревьев доставило бы мне удовольствие. С каким наслаждением я бы порвал псов в саду, на свежем воздухе! Потом в полдюжины прыжков преодолел бы придомовую территорию и перемахнул через забор.

Но драться нельзя.

И не из-за Двадцатой.

Я склонил к земле голову и зарычал. Не только чтобы привлечь внимание собак. Ещё и от досады.

Собаки не подвели меня. Стая явилась в полном составе. Сперва я услышал шумное дыхание и цокот когтей, потом два пса нерешительно заглянули в подвал.

Огляделись, привычно робея входить в людское помещение. Но вид моих клыков раззадорил их, придал им уверенности в своей правоте и решимости, заставил позабыть о человеческих запретах. Все пять бочкообразных тел перешагнули порог и, скаля внушительного размера пасти, устремились на меня.

Славная получилась бы драка!

Жаль, что я не собирался драться.

Хотел. Но не мог.

Убедился, что обнаружен, свернул в камеру, подошёл к дальней стене. Замер под окном.

Псы не заставили себя долго ждать. Вломились в комнату всей стаей. Толкали друг друга, торопились. Не изучали обстановку, не принюхивались, не озирались – бросились ко мне.

Но не успели окружить.

Я прыгнул первым. Не в атаку – на стену.

В полёте стегнул лапой по морде ближайшего пса. Тот клацнул челюстями. А я оттолкнулся от стены, чиркнул по потолку холкой и выскочил в коридор, оставив собак в комнате.

Развернулся и прикрыл дверь. Опустил засов. Дверь тут же содрогнулась от ударов изнутри камеры.

В комнату к Тилье я вошёл в образе человека. Женщина сидела на том же месте, где я оставил её, когда уходил обращаться (хотя уверен – к смотровому окну она подходила). Поднял её с пола и на руках вынес из камеры.

В коридоре внимание Тильи привлёк гул ударов.

- Что это? – спросила женщина.

- Собаки, - сказал я. - Пытаются выбить дверь. Я запер их в той камере, где сегодня очнулся. Теперь они нам не помешают.

- Ты не убил их?

Я скривился.

- Нельзя. Я не рассказываю окружающим о том, что не человек. По разным причинам. В том числе и потому что оборотней в Селене не любят. Не хочу оставлять на телах собак следы своих клыков и когтей. А без своего главного оружия я бы со стаей не справился. Пусть живут. В конце концов, они нам ничего плохого не сделали.