(не)хорошая девочка (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta" - Страница 20

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Баринов смотрит на меня… Волком не волком, но очень даже недовольно. Ах, какая жалость, что мне плевать.

— Значит, не настроена сейчас мириться? — медленно интересуется он. — А если я тебе пообещаю, что тебе ничего не угрожает? Я уже говорил тебе, перебрал вчера, переборщил с угрозами.

— Дело зашло дальше угроз, — напоминаю я. — Ты пошел собирать дружков.

— А ты сбежала, — Баринов охреневает настолько, что это звучит как обвинение.

— А-а-а, нужно было дождаться вас, обслужить, а потом понять и простить? — ядовито уточняю я. Устала. Как же я от него устала. Аж тошнит. Причем вот сейчас уже нешутя.

— Пойдем в дом, Марин, вызовем полицию оттуда, — произношу я устало, но нарочито громко, чтобы и Баринов про это услышал. — Если машину побьет…

— Да хрен с ней… — мужественно замечает Маринка, хотя я вижу по глазам, у неё в голове внутренний бухгалтер трясет калькулятором и бумажками на недовыплаченный автокредит. Трясти-то он трясет, но Маринка явно впихнула ему в рот кляп и старается не прислушиваться к бухгалтерскому мычанию. Мировая она у меня все-таки. Куда уж мировей. Какая-нибудь другая подружка, попроще, уже, поди, сама бы Баринову позвонила и сказала, где я, что я и когда пойду в магазин за хлебом.

— Я постараюсь тебе отдать деньги на ремонт, — вздыхаю я. — Когда-нибудь через вечность…

— Ничего, лишний повод пожить подольше, — Маринка вздыхает, но криво улыбается. Спиной мы к Баринову и его халдею не поворачиваемся, отступаем “задним ходом”.

— Соня, стой, — окликает меня Баринов, когда мы доотступались почти до подъезда.

Муженек, дери его четверо на хромой кобыле, подходит к багажнику и достает из него мою замшевую сумку цвета охры и мою же куртку. Белую, блин. Ужасно непрактичная хрень, но “Софи, это же та-а-ак стильно”.

Надо же, заботливый какой, даже на вешалку повесил и в чехольчик полиэтиленовый запихнул. Ну, не он, наверняка люди из отеля. Сережа сам бы до такого не додумался.

— Ты просила их тебе отдать, — и снова укоризна в голосе и лицо такое… Даже обиженное слегка. — Что мне их, обратно с собой везти?

— Я просила оставить в универе, — замечаю я задумчиво. Если забрать сейчас выйдет, то будет гораздо проще жить. По крайней мере, не придется носиться по городу с квадратными глазами, не зная, что мне восстанавливать быстрее, карточки или зачетку со студенческим. С другой стороны… Забирать из рук стремно. И к машине приближаться тоже.

— Одна я к тебе не подойду, — предупреждаю я, сжимая Маринкин локоть.

— Подходите вдвоем, — Баринов закатывает глаза. — Соня, я и не знал, что ты настолько параноик.

— А я не знала, что ты настолько псих, — про себя произношу я и мы не торопясь подходим. Не вслух. Только не вслух. Только не давать ему повод…

— Бросай сумку, — говорю вслух максимально нейтрально, когда мы с Маринкой, не договариваясь, останавливаемся, не доходя до бариновского джипа.

— Серьезно? — Сережа задирает брови. — Ну ладно, лови…

Он размахивается и швыряет сумку мне в руки. Я ловлю, все-таки ловлю. Но…

Именно в этот момент я отвлекаюсь. И куртка, брошенная следом, накрывает мою голову. И вот тут и кроется феерический провал. Пока я стягиваю куртку со своей головы, ко мне успевает подскочить амбал Баринова. И сам Баринов.

Амбал отпихивает Маринку, заламывает руку ей. Баринов толкает меня в сторону машины, укладывая лицом на капот. Я пытаюсь его лягнуть, но промахиваюсь. Не то что в пах не попадаю, вообще никуда не попадаю. И становится еще более тошно от собственной беспомощности.

— Вот до чего ты проблемная, а, Сонь, — недовольно шипит он, стягивая вместе мои запястья. Не просто так, на них тут же защелкиваются металлические браслеты. Наручники? Твою же мать, Соня, какая же ты лохушка неизлечимая…

— Отвали от меня! — Я пытаюсь рвануться, но он держит меня за шиворот куртки, разворачивает к себе.

— У меня огромное количество проблем из-за тебя, дорогая жена, — Баринов тыкает меня пальцем в точку между ключицами. — И тебе бы заткнуться и помолчать, потому что я ведь серьезно могу обдумать вчерашний вариант твоего воспитания.

Без понятия, о каких проблемах он ведет речь, да и некогда мне об этом думать. У Баринова стальная хватка, хотя я успеваю пнуть его в голень и с размаху наступить на ногу, это мне не особенно помогает.

Баринов тащит меня к машине.

Ну, вот он — пиздец, по которому я так скучала. Когда же он, наконец, закончится?

— Сергей Алексеевич.

Новый баритон в этой блядской пьесе. Боже, человек? Свидетель? Может, он хотя бы вмешается? Хотя он обращается к Баринову, выходит, они знакомы, так что помощи я дождусь вряд ли…

Баринов реагирует, Баринов разворачивается в сторону окликнувшего, цепко удерживая меня за одно плечо и за наручники. К нам подходит мужик. Матерый такой мужик, в темно-серой куртке, стриженый “под ноль”. Невозмутимый, по крайней мере, такое ощущение, что у него на глазах двух девушек заламывают и пихают в машины, с завидной регулярностью. Мужик несет в приподнятой руке черный смартфон.

— Вам чего? — резко спрашивает Баринов. — Я сейчас немножко занят.

“Немножко занят” — вот как это называется. Я еще раз лягаю его в голень, муженек отвечает мне “взаимностью” — дергает за цепочку наручников вверх, заламывая мне запястья. Больно…

— Вас к телефону, — меланхолично произносит мужик. — Прямо сейчас.



Меня трясет. Я сижу на кухне у Маринки и меня трясет. Настолько сильно трясет, что чашку с чаем ко рту подносить страшно — зубы обязательно начнут стучать о фарфоровый край.

Все кончилось?

Все действительно кончилось?

Все кончилось так быстро, что мне до сих пор кажется, что это был какой-то обкуренный сон. И на самом деле мне просто дали по голове и везут куда-нибудь, а я валяюсь в бессознанке и вижу удивительный сон…

Баринов взял телефон, больше от неожиданности, чем от желания ответить на звонок. А мужик, я уже знаю, что его зовут Иваном, размахнулся и с силой ударил моего муженька в нос. Я могла поклясться, что слышала хруст сломанного хряща. До того, как Баринов взвыл от боли. Телефон, оказывается, был только для отвлечения внимания.

Именно тогда Баринов выпустил из пальцев цепочку наручников, а Иван пихнул меня в сторону подъезда и деловито бросил “быстро внутрь”.

Громила Бариновский Маринку в этот момент выпустил и бросился было наперерез мне, потом решил, что сначала нужно защитить хозяина, но Маринка, разъяренная, как фурия и боевая, как амазонка, схватила с асфальта свой ломик и швырнула его в спину своего обидчика. Тот от этого удара споткнулся и полетел на асфальт. Промазал и мимо меня и мимо Ивана.

— В дом, живо, — рявкнул тогда на нас Иван, потому что мне от страха прям принципиально важно показалось поднять с асфальта и сумку, и куртку. Сами понимаете, со сцепленными за спиной руками мне это сделать не получилось. Вещи мои схватил уже Иван. Третий раз ему говорить не пришлось. Хотя, нужно сказать, чтобы не пришлось — он нас в подъезд запихивал силком.

Ну… Зато куртка моя сейчас болталась в стиралке, и сумка с паспортом висела на вешалке в коридоре. Наручники с меня снял Иван. Спросил у Маринки шпильку, поковырялся в замке и снял.

И вот, сидит наш герой на стуле в Маринкиной кухне и пьет тот же мятный чай, что и я, и физиономия у героя железобетонная. Я без понятия, какого хрена он тут делает и чего ждет. Мы просто пришли в себя, а он уже дверь изнутри запирает. Потом глянул на нас искоса и спросил, может ли он рассчитывать на чашку чая.

Чай ему выдали, стул он занял сам, и сидит теперь на нем, весь из себя молчаливый и неприступный. С интересом косит зеленым глазом на густую длиннющую розовую гриву Маринки.

Вроде надо задать ему вопрос, хоть какой-нибудь, а у меня с языка ничего не слезает, а еще меня трясет. Сильно. Потому что как представлю, какой веселый “семейный досуг” меня мог ожидать, так и снова накатывает паника и ноги так и норовят подскочить рвануть собирать чемодан. Какой чемодан, Соня, у тебя сейчас нет никакого чемодана…