Касэлона. Особенный рейс (СИ) - Гриб Елена Григорьевна - Страница 32

То, что он полетел на Сэма, было случайностью.

То, что из его кармана выпал пузырек с полуоторванной наклейкой «Ониксид…» и от удара о пол слетела крышечка, — тоже.

Ну а то, что киборг снова поспел к самому интересному, показалось Райсу в высшей степени подозрительным.

Вот только легкий запах эфира ударил в нос, и владелец «Касэлоны» отключился, глядя в удивленные глаза Саны.

«Она не мертвяк», — уверило угасавшее сознание. Ее взгляд слишком живой для пустой биооболочки. Пусть будет жестянка… Обычная жестянка с заботливыми глазами… Это приемлемый компромисс.

Леви казалось, что она качается в вязком теплом тумане, утаскивавшем куда-то вдаль, к неясному шуму, мягкому золотистому свету и до боли знакомым запахам. Было тихо и уютно, времени будто не существовало, мелькавшие на задворках сознания воспоминания приносили спокойную радость, проблемы словно уменьшились и превратились в безобидных букашек.

Открывать глаза не хотелось. Когда появится четкая картинка, нельзя будет наслаждаться приятной иллюзией спокойной жизни. Лучше помечтать еще чуть-чуть… Притвориться, что все вокруг — настоящее, а не причуды фантазии.

Легкий шорох вентилятора, пробивавшиеся сквозь веки неяркие лучи, аромат горячего шоколада (любимого деликатеса, насладиться которым получалось разве что в снах), запах одеколона «Утренний Оникс»… Последнее точно не могло быть реальностью, поскольку единственный мужчина, использовавший этот парфюм (исчезнувший из оборота лет двадцать тому назад, кстати), находился в недостижимой дали и ненавидел безответственную офицера Стар всем сердцем.

Очередной медленный вдох принес пылинку, из-за которой отчаянно зачесался нос. Леви пошевелила рукой и обнаружила, что конечность будто привязана к туловищу. Паника захватила сознание, тело дернулось само собой…

Она вскрикнула, забарахталась… И одеяло слетело, позволив прохладному воздуху пройтись по вспотевшей коже, вызвав озноб.

На ее пальцах сомкнулась чья-то твердая рука, благоухание «Утреннего Оникса» стало отчетливее.

— Леви, все хорошо.

Нет, все не было хорошо! Этот голос — ложь. Он — порождение глупого подсознания, искавшего защиты в привычных мелочах!

Как давно это было… То есть нет, для Оникса пролетело лишь несколько месяцев, но Леви проживала это время день за неделю и могла поклясться: от счастливого прошлого ее отделяют годы.

Почему безрассудный мозг никак не угомонится? Что ему мешает признать: жизнь четко разделилась на «до» и «после», и у этих периодов нет ничего общего?

«До» — маленькая уютная квартирка на окраине, аромат синтекофе по утрам, крошки печенья в патрульном флаере, сообщения с сердечками на планшете и бесконечные мечты. «После» — пустота. Ну и абсолютное презрение со стороны окружающих, однако в последние недели оно не задевало так сильно, как поначалу.

Леви словно воочию слышала речи штатного психолога, рассуждавшего о ее нестабильном состоянии и расшатанной психике. Он рекомендовал отправить офицера Стар в санаторий, начальство же выперло ее с позором и позволило СМИ спустить на нее всех собак. Тоже действенная терапия, между прочим. Всеобщее порицание быстро избавляет от комплексов и остатков наивной веры в справедливость.

— Посмотри на меня, — настаивал до ужаса знакомый голос. — Ты уже не на Ониксе.

— А где? — Леви вдруг поняла, что такая фантазия тоже неплоха, и вцепилась в чужую руку, как утопающий за спасательный круг.

— Это «Касэлона». Небольшая космомаршрутка, которая покинет систему через полторы недели. Все закончилось. Ты в безопасности.

Какой самообман! Что еще за «Касэлона»? Да ни один уважающий себя перевозчик не свяжется с нищей предательницей Родины, чьи фотографии и биография смакуются в новостях до сих пор!

Точно, «Касэлона». Суденышко, куда Леви проникла обманом. Судя по всему, Райс не вышвырнул ее за борт, а… Проклятье! Неужели это — не игра воображения?

Леви вздрогнула, ослабила хватку… И догадалась открыть глаза.

— Арт? — прошептала недоверчиво.

Нет, такого не могло случиться. Аристэй Волк с достоинством перенес ту волну негатива, что обрушилась на него после преступления (точнее, ужасающей глупости) напарницы, и продолжает служить закону. Ему до пенсии всего год остался. Он бы ни за что не бросил карьеру и не помчался куда глаза глядят на первой встречной «маршрутке».

А куда, кстати?

— С добрым утром, напарник.

Он. Точно он. Леви не знала, откуда пришла эта уверенность, но сомнения вдруг исчезли, и на душе стало необычайно спокойно.

Аристэй — как каменная стена, за которой не страшны ни бури, ни грозы. Опора семьи, надежный товарищ, чуткий наставник… Вот только сейчас он должен презирать офицера Стар, и это — неоспоримый факт. Или Волк великодушен настолько, что всего лишь испытывает жалость?

— Позвать кого-нибудь?

— Зачем? — Леви не решалась посмотреть ему в лицо и делала вид, что разглядывает абстрактный узор на пододеяльнике.

— Тебе наверняка нужна помощь. Обопрись о подушку, я схожу за Саной.

— Сана? — незнакомое имя царапнуло слух.

— Она тут что-то вроде доктора.

Леви и сама не заметила, как на губах заиграла улыбка.

— Очередной оператор биосканера, да?

— Угадала. Не всем же повезло учиться по старой программе, как тебе. Отдыхай. Если не хочешь видеть новых людей, я пришлю Миру.

— Она же ненавидит меня, — вырвалось горькое признание.

Аристэй высвободил свои пальцы из ее неуверенной хватки и сжал безвольно упавшую руку.

— Кто тебе это сказал, напарник? — удивился довольно фальшиво. — Мира резка со всеми одинаково. Кроме Саны. — Он усмехнулся краешками губ, и у Леви бешено закалатало сердце. — Знаешь, почему? Потому что считает ее несчастнее себя. Тебе нечего опасаться. По шкале моей дочери ты оставишь Сану далеко позади.

«Значит, они меня жалеют», — от этой мысли стало еще больнее, чем от прежних опасений.

— Спасибо, я справлюсь сама. — Леви постаралась говорить твердо, но голос, как на зло, дрожал. — Или… Пусть придет Сана.

«Сана, перед которой мне не стыдно показать слабость», — просилось на язык.

— Холодно? — Конечно же, Волк заметил, что ее начинает трясти. — «Зара», выключи кондиционер.

— Зара?

Но он быстро укутал Леви одеялом и оставил в горьком одиночестве.

Из неопубликованного романа Котэ Рины

Когда Родас Торн набрал полную ванну воды и запихнул в нее вонявшую гнилым чесноком сморщенную зелень, которую называл элианином, я заинтересовалась происходящим и даже покинула оставленный профессором без присмотра компьютер, рассудив, что покопаться в файлах, возможно, удастся попозже, а вот вживую наблюдать раскукливание инопланетного существа шансы невелики.

— Всплывет, — прокомментировала потуги Торна. — Оно легче воды.

Неровная масса, напоминавшая подвяленную брокколи, раз за разом оказывалась на поверхности. Притопить ее руками у профессора не получалось, как он ни старался.

— Придавил бы чем-нибудь, — жалко, что мои советы не слышал никто, включая меня саму.

Но Торн сориентировался быстро. Он притащил небольшую гирю и придавил ею зелень ко дну ванны. Взглянул на часы, вроде бы засекая время, и с головой ушел в дела, будто напрочь позабыв о «госте».

Я подумала, что если это убийство, то способ профессор выбрал донельзя странный, трудоемкий и глупый. Элианина легко запихнуть в утилизатор целиком, и ни проблемы, ни следов не останется.

Но, похоже, душегубство в планы Торна не входило. Спустя полчаса он бросил в воду три килограмма сахара. Немыслимое расточительство! На Ониксе натуральные продукты — дефицит, причем нереально дорогой, и ценники на упаковках это подтверждали.

Еще через час слегка разбухшего элианина вытащили, ошпарили кипятком, натерли крупной солью, содрав «кожицу», и бросили обратно. Нырнул он сразу же, распластался на дне…