Табу (СИ) - Майер Жасмин - Страница 24

Сбалансированная еда в пластиковых контейнерах нужна не из-за диет, а чтобы не рухнуть в какой-то момент без сил, потому что я обязательно забуду поесть. А спорт мне жизненно необходим, чтобы хоть иногда разгружать мозги.

Я придерживаюсь жесткого режима только ради того, чтобы не свихнуться из-за огромного количества работы.

А еще из-за зыбучего, как болото, одиночества.

«Если берешься за что-то, делай идеально».

Да, мам. Я не смогла стать идеальной женой и не быть мне уже идеальной матерью. Единственной попыткой хоть как-то оправдать свое существование для меня стала моя работа.

Другие фонды курируют куда меньше дел. Проводят меньше транзакций и помогают меньшему количеству детей в год, месяц, неделю. Я делаю больше, просто потому что могу. И это единственный выход для меня.

Делаю глоток крепкого эспрессо. Загвоздка только в том, что теперь из-за произошедшего между мной и Тимур нужно работать еще больше. Как-то же можно добиться того, чтобы вечерами не думать о том, о чем думать запрещено.

О его руках.

Пальцах.

Члене.

О том, каково это может быть снова?

О том, как это будет, если Тимур… войдет сзади?

А если сбоку?

А если снова ртом?

Вдруг мой оргазм всего лишь совпадение? Ведь иногда я касалась себя и у меня даже что-то получалось. А вдруг во второй раз снова не выйдет?

Стискиваю хрупкую ручку чашки.

Снова отвлеклась. Каждую минуту, когда мой мозг не загружен работой, я думаю только о нем.

— Ксения Михайловна? Ради бога, извините, что отвлекаю…

Передо мной стоит худая измученная женщина. Я повстречала много таких матерей. Вся их жизненная энергия уходит на то, чтобы вытянуть ребенка из свалившихся на их головы бед. Даже если ребенок неродной. Эти женщины — те, кому действительно нужно ставить памятники.

К сожалению, усыновление не наш вариант. Но Сергей сразу сказал, что не потерпит в доме уродца. Да еще и неродного.

— Пожалуйста, Ксения Михайловна, я не отниму у вас много времени. Меня зовут Ирина, а это посмотрите… Это моя дочь. Света. Ей еще можно сделать пересадку. Мы узнавали. Пожалуйста, мы собрали половину суммы, но этого все равно не хватает для поездки в Германию. Прошу вас. Вы спасли стольких, помогите и нам… Беру картонную папку и смотрю на приколотое фото синеглазой девочки.

— Это старое фото… Снято до того, как…

Вероятно, до того, как девочки получила ожоги.

Женщина начинает плакать. Я хочу обнять ее, успокоить, пообещать, что смогу сделать все, что от меня зависит. Но не могу.

— Отойдите, пожалуйста, в сторону, — произносит охрана. — У вас нет права находиться здесь. Как вы сюда попали? Сюда пропускают только по специальным пропускам.

Они всегда просачиваются, проталкиваются, прорываются. У них еще есть надежда, а ради нее они готовы на все.

— Прошу вас! — кричит женщина. — Вы с мужем сделали столько хорошего! Помогите!

Ее уводят, но папка остается в моих руках. Она смогла. Ее я и протягиваю подошедшей помощнице.

— Проверь и внеси в реестр.

— Всех ведь не спасешь, — вздыхает она.

— Давай без советов, Лидия. Сергей уже приехал?

— Еще нет.

Это не похоже на моего мужа. Он никогда не опаздывает.

Телефон дребезжит в сумочке. Наверное, это Сергей. Но поперек экрана, когда я стискиваю телефон пальцами, горит сообщение:

«Посмотри налево».

19-1

Не могу поверить в его наглость.

Оборачиваюсь так резко, что кофейная гуща выплескивается мне на блузу. Черт!

Сам приехал! Нашел! Да еще и сунулся туда, где в любой момент может появиться его отец! После того, как я ему сказала, чтобы не смел ни на что надеяться, он все равно не оставил меня в покое.

— Я помогу! — подрывается Лидия. — Принесу вам запасную!

Но я уже собрана, хотя все еще в шоке.

— Все в порядке, Лидия, не надо. Я помню, где кабинет. Отлучусь на пару минут, и сама приведу себя в порядок.

Амбал Валера смотрит с неодобрением, но я делаю охраннику знак, чтобы оставался на месте. Протягиваю Лидии чашку, прячу телефон обратно в сумочку и очень стараюсь идти так, чтобы не чеканить каждый шаг.

Я его убью. Точно убью.

Он не должен был здесь появляться!

Мы вообще больше никогда не должны были видеться!

Но Тимур стоит за ограждением, широко расставив ноги и зацепив большие пальцы за ремень джинсов. Прожигает лукавым взглядом.

Еще и улыбается.

— Что ты здесь делаешь? — цежу сквозь зубы, равняясь с ним.

— У нас появился очень весомый повод поговорить, Божья коровка. Вижу по твоему грозному виду, что ты мне совсем не рада. Но поверь, я бы не стал навязываться… Хотя нет, вру. Обязательно стал бы.

Жестом фокусника выуживает из кармана карточку-пропуск и держит ее двумя пальцами. Карточка выписана на имя Сергея.

— Отец забыл. И вот я здесь.

Так вот почему он задерживается.

Но как он отдал эту карту Тимуру? И что у него с лицом? В любом случае, муж может появиться здесь с минуту на минуту, потому что такого, как он, пропустят и без пригласительного. И если он увидит, то мне не удастся объяснить наше милое общение с Тимуром.

— Ксения Михайловна! — доносится откуда-то издали.

Черт! Не сейчас.

— За мной. Быстро! — бросаю, не оборачиваясь.

Тимур, хотя хромает, передвигается по скользкому мрамору куда быстрее, чем я на своих каблуках. Показываю, как добраться до комнаты, которую нам выделили для индивидуальных консультаций. Их мы уже проводили с утра и, очевидно, на нее и не попала мама Светы.

Удивительно, но я хорошо запоминаю только имена детей, которым нужна помощь.

Дверь отрезает нас от навязчивого преследования. Я перевожу дух и уже быстрее и без помощи Тимура иду по застеленному дорожкой коридору. Распахиваю дверь нужного кабинета и пропускаю его первым. Закрываю дверь на замок и перевожу дух. Выхватываю свежую бутылку воды и делаю большой глоток.

Все это время Тимур смотрит на меня, как кот на воробья.

— Итак, — складываю руки на груди. Даже не сажусь, чтобы не думал, что у меня для него полно свободного времени. — Что тебя привело ко мне?

Он морщится.

— Соизволите говорить человеческим языком, барыня Ксения Михайловна, а то от официоза у меня уже изжога.

— Да скажи же ты, зачем приехал! — рявкаю я.

— Ко мне сегодня приезжал отец.

Я каменею.

— Сергей приезжал к тебе в интернат?!

— Полтора часа назад. Но мы не смогли договориться, и он в итоге… потерял пригласительный. Я его на ковре потом увидел.

— Вот так вот взял и потерял. А что у тебя с губой, кстати? И что он спрашивал у тебя?

Тимур коснулся запекшейся на губи крови.

— Да так… Он спросил, правда ли, что ты приезжала ко мне? Ты говорила ему, что ездила ко мне?

— Нет.

Мы оба хорошо знали, что это очень, очень плохо.

— Так это… Он тебя ударил?

— Я сказал, что ты была у меня, — продолжал Тимур, игнорируя мой вопрос, — но не сказал, что было это дважды. Я решил, что совсем врать и все отрицать не стоит. Он не спрашивал прямо, как будто просто проверял мою реакцию, не знаю, как объяснить правильно… И потом, когда я нашел этот пригласительный, то решил, что ты обязательно должна узнать об этом.

— Я поняла. Знаю, как твой отец умеет узнавать то, что ему нужно. Ты рассказал ему про курсы, на которые я тебя записала?

— Нет.

— И про то, что я была у тебя дважды, точно не сказал?

— Точно. Я же не совсем дурак, Божья Коровка, чтобы говорить ему правду.

Внутренности скованы плохим предчувствием. От кого Сергей мог узнать? Кто рассказал ему и что делать, если он уже и так знал про два визита, а Тимур подтвердил только один?

19-2

В голове вертится сотня вопросов, но вслух я почему-то произношу только один:

— Тимур, а как так вышло, что у тебя другая фамилия?

— Мама говорила, что так будет проще не привлекать внимание журналистов.