Хозяйка замка Уайтбор (СИ) - Волгина Алёна - Страница 23

Я хмыкнула. Вот, значит, что на уме у Мэри! Ей уже мало общаться с домашними брауни посредством ведерка с водой, а хочется свести с ними более тесное знакомство! Между прочим, фэйри тщательно оберегали тайну своего существования и могли больно щелкнуть по носу за излишнее любопытство…

Напомнив себе, что с девочку следовало бы предостеречь, я снова с улыбкой обернулась к миссис Полгрин. Однако наш так приятно начавшийся разговор был прерван стуком подъезжающего экипажа.

— Мистер Хартман! Это его коляска! — возбужденно зашептала миссис Полгрин, склонившаяся к окну рядом с моим плечом. — Надо же, он привез девочек домой, чтобы им не пришлось идти пешком! В учтивости ему, конечно, не откажешь.

— С ними еще кто-то! Какая-то незнакомая девушка! — добавила я.

Значительное расстояние от дома до калитки не позволило мне рассмотреть ее лицо. Я успела заметить лишь модную шляпку, из-под которой выбивались пышные темные локоны, и богатую песцовую муфту, в которую она прятала свои руки.

— Должно быть, это и есть мисс Гимлетт?

— Мисс Рамирес, — поправила меня миссис Полгрин. — Она астилийка.

Это известие поразило меня как громом. Значит, она из Астилии! То, что эта девушка появилась здесь так неожиданно, и почти одновременно с Кеннетом, вдруг показалось дурным предзнаменованием.

Вскоре я смогла рассмотреть ее получше, когда веселая компания ввалилась в гостиную, и мистер Хартман представил мне новую знакомую по всем правилам. Ее звали Эстрелья Лаура (и еще несколько имен) Рамирес, дочь Фредерико Гарсии Рамиреса, графа Аранто, который героически сражался с сацилийцами в Пирренских горах.

Когда она услышала мое имя, на матовом бледном лице, обрамленном густыми локонами, радостно вспыхнули живые темные глаза:

— О, я так мечтала познакомиться с вами, мисс Уэсли! Лорд Фонтерой столько рассказывал мне о вас! Он настоящий герой! Если бы не он, я сейчас не стояла бы здесь…

От этих слов комната закружилась вокруг меня, словно калейдоскоп. Пришлось призвать на помощь всю вежливость и самообладание, чтобы продолжить беседу как ни в чем не бывало. Я улыбалась Кэролайн, заверяла Джейн, что мое здоровье нисколько не пострадало из-за той злосчастной поездки в Триверс, но в моей голове постоянно носились по кругу одни и те же взволнованные мысли. Мисс Рамирес встречалась с Кеннетом в Астилии. Он спас ее от какой-то опасности. И когда это он успел «так много» обо мне рассказать?! Сколько времени они провели вместе?

А главное, почему он ни словом не обмолвился мне об этом?..

Я быстро распрощалась с гостеприимной миссис Полгрин, сославшись на слабость после болезни, и спряталась поскорее в коляску, как укушенная белка в родное дупло. Наверное, это было не очень вежливо по отношению к Джейн и Кэролайн, с которыми мы проговорили меньше десяти минут, но есть же предел человеческому терпению!

Невозможно было слушать, как эта жизнерадостная астилийка щебечет о Кеннете, вспоминая его особенные словечки, манеру шутить или привычку допоздна засиживаться с книгой… Она знала даже о его пристрастии к горькому кофе! Почему-то меня это возмутило. Словно эта мисс Эстрелья претендовала на такую близкую дружбу с Кеннетом, на какую могли рассчитывать только я, леди Элейн и, возможно, Амброзиус. Дьявольщина, да кто она вообще такая?! Свалилась на нас, как снег на голову.

К сожалению, в следующие дни просто деваться было некуда от вездесущей мисс Рамирес. Все соседи были в восторге от ее воспитанных манер, образованности и музыкальных талантов, так что я чувствовала себя неловко, выказывая холодность девушке, которую все так превозносили. Она же, наоборот, явно вознамерилась стать моей близкой подругой. Приглашения из поместья Гимлеттов сыпались одно за другим. Миссис Дэвис по моей просьбе еле успевала сочинять вежливые отговорки: «мисс Уэсли сожалеет, но больная рука лишает ее удовольствия поучаствовать в верховой прогулке», «мисс Уэсли просит ее извинить, но боль в руке не позволяет ей присоединиться к музыкальным занятиям»…

Мой несчастный правый локоть, ушибленный той роковой ночью, оказался таким удобным предлогом, чтобы пореже встречаться с назойливой мисс Рамирес, что даже не хотелось его лечить! Но от добровольных помощников некуда было деваться. Каждый день Элспет приносила мне новые компрессы, бережно ощупывала руку и сочувственно цокала языком. Локоть слегка опух и побаливал, хотя, занятая невеселыми мыслями, в течение дня я почти забывала о нем.

Больше всего меня беспокоило, что от Кеннета не было ни слуху, ни духу. Я не могла поверить, что он преспокойно сидит себе в Триверсе, зная, с каким нетерпением я жду его в Уайтборе! Может, он, подобно Джереми Хартфорду, заделался меломаном и проводит веселые часы в салоне у Гимлеттов? Насколько я помню, игру Клариссы Эмберли он оценивал очень высоко. Мисс Рамирес по сравнению с ней была как пылающий факел рядом с сосулькой. Мог ли Кеннета привлечь подобный контраст? Что если наша любовь была лишь прекрасной фантазией… Это была слишком страшная мысль, и я гнала ее прочь.

Поток времени, текущий через замок, словно замедлился. Волшебство, окутавшее его в ночь Имболка, не совсем исчезло, в дальних комнатах и неосвещенных коридорах еще можно было различить его отголоски. Раскрывая окно, я вдыхала странный чужой воздух, доносившийся с холмов. По ночам к нам слетались невидимые духи, чтобы спрясть лунный свет и соткать из него серебристые плащи-невидимки. Иногда по утрам, когда Элспет (или кто-то из ее двойников) протирали зеркала от ночной темноты, я замечала в углах случайно оброненные клочки легкой ткани, похожей на серый туман. У меня постоянно пропадали ножницы и иголки, зато однажды я нашла на подушке шелковую розу, сделанную так искусно, что она казалась живой.

Время текло размеренно и бесцельно: не успеешь оглянуться, как очередной день ускользает из твоих рук.

Спустя несколько дней Гимлетты устраивали музыкальный вечер, на который мы с дядей тоже были приглашены. Как и следовало ожидать, Робин Уэсли наотрез отказался участвовать в подобном веселье. «Чем тащиться куда-то в такую скверную погоду, лучше вовсе обойтись без музыки, — ворчал он. — Не пойму, откуда это всеобщее помешательство? Я знал много достойных людей, которые годами обходились без фортепианных концертов, причем без всякого ущерба для тела и души». Напоследок он посоветовал мне взять с собой Кэролайн Полгрин: «Осмелюсь предположить, она будет для вас более приятной компанией».

Я еще ни разу не бывала у Гимлеттов. Обстановка гостиной говорила о хорошем достатке и о самых традиционных вкусах хозяев. Здесь была изящная, очень дорогая люстра и блестящие медные украшения на камине. Возле окна стояла жардиньерка, увитая цветами. Обивка стульев показалась мне неудобной, слишком скользкой, зато выглядела красиво. Это была не просто комната, а витрина, демонстрирующая образцовый дом и умеренную роскошь. И, разумеется, в глубине ее стоял рояль, за которым сидела улыбающаяся мисс Рамирес.

Каждый гость считал своим долгом сказать ей несколько комплиментов. Даже если бы она играла мимо нот, ее все равно удостоили бы аплодисментов: ведь Эстрелья была несчастной сиротой, лишившейся родителей по милости «этого чудовища, короля Ральфа»! Но, должна признать, играла и пела она прекрасно. В ее игре было не просто мастерство, нет, ее оживлял скрытый огонь, страстность, свойственная ее горячей южной натуре. Она сквозила в каждом взмахе ее руки, в каждом аккорде.

Мистер Гимлетт, довольный, теребил цепочку от золотых часов, глядя на племянницу как на ценное приобретение. Возникший за его спиной дворецкий что-то тихо шепнул ему на ухо. Гимлетт обернулся к дверям — и заулыбался, как могла бы улыбнуться акула, если бы умела.

В гостиной появился Кеннет. Следуя за ним взглядом, я подумала, что Кэролайн может быть спокойна: вряд ли мистер Гимлетт позволит Джереми Хартману увиваться возле его драгоценной племянницы. Он метил выше. Лорд Фонтерой, с его связями в парламенте, представлял для Гимлетта гораздо больший интерес. Поприветствовав его как близкого друга, хозяин пожелал, чтобы Кеннет взглянул на специально выписанный из города дорогой рояль и, разумеется, на прекрасную исполнительницу.