Позволь ей уйти (СИ) - Монакова Юлия - Страница 2

Павел впервые появлялся на сцене во время Мазурки на балу и дальше был занят до самого финала спектакля. В этот раз он не чувствовал даже естественного в таких случаях волнения, просто добросовестно исполнял всё, что от него требовалось, ни разу не сбившись, а мысли его по-прежнему были далеко отсюда… Ей-богу, на генеральном прогоне он и то больше нервничал.

Во время Адажио — дуэтного танца Золушки и Принца — даже партнёрша забеспокоилась, всё ли с ним в порядке.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила она, почти не шевеля губами, на которых застыла приклеенная улыбка.

— Да. А в чём дело? — коротко отозвался он, придерживая приму за руку и медленно вращая её в арабеске.*

— Танцуешь сносно, а вот выглядишь, честно говоря, паршиво… Будто вот-вот в обморок рухнешь.

Павел подхватил её за талию, с кажущейся лёгкостью поднимая в верхнюю поддержку.

— Ты ничего себе случаем не потянул, не порвал и не сломал? — настойчиво продолжала допытываться она, когда её ноги вновь коснулись сцены.

— Я в порядке, Насть. Правда, — заверил он, справляясь со сбившимся дыханием.

Он не помнил, как дотянул свою партию до финала. Доволок, как нерадивый грузчик тащит чужую мебель, не особо заботясь о том, чтобы сохранить её целой и невредимой.

Пришёл в себя лишь после Аморозо в конце третьего акта — апофеоза всего балета, когда наконец опустился занавес и зал взорвался аплодисментами и воплями “Браво!”.

Павел с трудом выдержал финальный поклон, изнывая от желания поскорее смыться. Он даже не стал переодеваться — так и помчался вниз в образе Принца, всё ещё загримированный и разгорячённый после спектакля, чтобы услышать от вахтёрши очередное безжалостное: “Елисеева не объявлялась”.

Уже без всякой надежды он вновь набрал Милин номер и — о чудо! — после пятого гудка она наконец-то соизволила ответить.

— Привет, Паш, — как ни в чём ни бывало поздоровалась с ним она. — Как ты? Как делишки?

Фоном её жизнерадостному голосу звучали громкая музыка, чей-то смех и звуки прочего бурного веселья. Павел даже не сразу нашёлся, что ей сказать.

— Ты охренела? — выдавил он наконец севшим голосом. — Ты же сама мне звонила и рыдала взахлёб пару часов назад…

— Ах, это, — беззаботно прощебетала Мила. — Теперь уже всё хорошо. Всё отлично, жизнь прекрасна и удивительна, Пашечка!

— Где ты сейчас? — он сглотнул. — С кем?

— Да так… с друзьями развлекаемся, — беззаботно отозвалась она. Павел знал цену этой мнимой беззаботности.

— Надеюсь, никакой травы и прочих глупостей? — жёстко спросил он. — Слушай, Мил, я порядком задолбался всякий раз тебя отмазывать.

— Ну что ты! У нас всё чинно-благородно… Мы даже не пьём. Только лимонад! — и снова взрыв безудержного хохота.

— Так ты не приедешь?

— Куда? — недоумевающе спросила она.

— Ты собиралась ко мне в театр, — напомнил он, стараясь не сорваться на крик. Его буквально трясло от злости на эту дрянь, на которую сегодня было потрачено столько нервных клеток.

— Нет, сегодня никак, извини, я же сказала, что тусуюсь с друзьями. Но как-нибудь на неделе надо увидеться, да?.. Я соскучилась.

Разумеется, тем, как прошла его премьера, Мила даже не поинтересовалась. Скорее всего, эта незначительная мелочь просто вылетела у неё из головы. Правильно сказал Артём — она просто бессердечная сука.

— Алло, Паш, ты куда пропал?.. Не слышу тебя, — позвала Мила.

— Приятного вечера. Развлекайся! — выдохнул он в ярости, завершая вызов.

Повертел телефон в руках, а затем со всей дури швырнул его прямёхонько в противоположную стену.

…Она всегда появлялась не к месту, некстати и не вовремя.

Звонила именно в те моменты, когда он совершенно не мог разговаривать. Требовала внимания именно тогда, когда его голова была занята собственными заботами. Возникала на пороге, когда он торопился уходить и не в состоянии был уделить ей ни секунды.

Она бесцеремонно врывалась в его жизнь и с облегчением обрушивала на него град своих проблем, зная, что Пашка обязательно разрулит. Поможет. Вытащит. И как бы он ни был занят, как бы ни спешил и о чём бы сейчас ни думал — ради Милы он бросал все дела и сломя голову мчался на помощь, чтобы собственноручно утереть слёзы с этого милого кукольного личика.

Он до трясучки ненавидел её — за эгоистичную требовательность и нечуткость к другим, зацикленность на себе и наивное убеждение, что все ей должны. Ненавидел — но никогда, ни единого раза, не отказал в помощи. Просто не мог, не имел права оставить её одну…

Слишком уж через многое они вместе прошли.

___________________________

* Арабеск (от фр. arabesque — “арабский”) — одна из основных поз классического танца. Выполнение в чистом виде: опорная нога стоит на целой ступне, на полупальцах или на пальцах (пуантах), а рабочая нога поднята на 30°, 45°, 90° или 120° вверх с вытянутым коленом. Позу можно бесконечно варьировать, что придаёт ей большие возможности. Изменения в позициях ног и рук, положении спины, головы, направленности взгляда влечёт за собой преображение выразительной сути арабеска.

“It's not about, not about angels…”

*

Москва, 2015 год

— Девчонки, чего скучаем?

Над их столиком бесцеремонно навис некий субъект абсолютно гопнического вида, одетый в олимпийку, спортивные штаны и вязаную шапочку. Две симпатичные студентки привлекли его внимание, когда он возвращался из туалета, и эта личность почему-то вообразила, что будет вполне уместно немного возле них задержаться и завязать лёгкую непринуждённую беседу.

Откровенно говоря, Даша пребывала в наивной уверенности, что подобные утрированно карикатурные типажи давно уже канули в небытие и существуют лишь в туманных воспоминаниях о лихих девяностых да в сериале “Реальные пацаны”. Как его вообще пропустили внутрь, неужели охрана не видела, с кем имеет дело?..

— Меня Вован зовут, — отрекомендовалось это нечто. Ну вот, прямо-таки хрестоматийное “меня зовут Вова, я знаю три матерных слова, на этом словарный запас мой исчерпан”.**

Коротко переглянувшись, девушки моментально поняли друг друга, и Алёна тут же бросилась грудью на амбразуру.

— С чего вы взяли, что мы скучаем? — холодно вопросила она.

— Не скучаем, — быстро поддержала её Даша, заметно нервничая. — У нас свой… женский разговор. Приватный.

— А можно послушать? — внаглую осклабился этот невозможный тип, даже не думая смущаться. — Интересно же, о чём могут общаться между собой такие клёвые девчонки. О любви, точно ведь?

— Пожалуйста, молодой человек, — произнесла Алёна решительным, но всё-таки чуть дрогнувшим от волнения голосом, — оставьте нас в покое, ладно? Мы правда не нуждаемся в компании. Ни в вашей, ни в чьей-либо другой.

— У-у-у, как ты меня не любишь, — протянул Вован, окидывая девушку откровенным беззастенчивым взглядом. — Чё злая-то такая? Такая красивая — и такая злая… нехорошо. Мужика бы тебе нормального! — и похабно подмигнул.

— Я сейчас обращусь к охране, — снова вмешалась Даша; лицо её от возмущения пошло красными пятнами, — и скажу, что вы доставляете посетителям неудобство своим навязчивым вниманием.

— Фу-ты ну-ты, — заржал тот без тени смущения, — и эта тоже злая! Девчонки, реально вам говорю — всё от этой, как её… неудовлетворённости. Качественный регулярный секс делает людей добрее. Ладно-ладно, сидите, — замахал он руками, когда заметил, что подруги встают, явно собираясь ретироваться. — Нужны вы мне больно, я ж так, просто потрындеть. Не хотите — не надо. Говна-то… — пробормотал Вован напоследок себе под нос, с досадой отходя от их столика и направляясь к своему приятелю, который ждал его в противоположном конце зала.

— Думаешь, он вернётся? — с беспокойством спросила Алёна, глядя ему вслед. — Может, пойдём в другое место? Смотри, у него там друг… такой же “реальный пацан”, — она брезгливо поморщилась. Настроение было основательно подпорчено.