Боль мне к лицу (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 46

Я вглядываюсь в перепуганные женские глаза и вынимаю руку из кармана.

— Толя?

Я стою, боясь лишний раз вздохнуть.

— Прости, не хотел тебя пугать, — он достает из кармана мобильный, отключая звук. Почему-то даже такой простой жест кажется опасным, двусмысленным. — Мне нужна твоя помощь.

— Как ты зашел?

Обманчиво мирный голос полицейского и его размеренные движения не приносит спокойствия. Я не верю ему. Не верю и боюсь.

— Дверь была открыта. Ты знаешь, что у Ивана пропала жена? — дождавшись, когда я кивну, Толя продолжает, — он созвал всю спецгруппу на поиски.

— Тебя же отстранили?

Упоминание о решении Доронина вызывает горькую усмешку.

— Когда дело приобретает неожиданный поворот, уже не играет роли, кто станет твоим помощником — тут цель оправдывает любые средства. Я знаю, что ты можешь чувствовать маньяка. Это так?

— Да, — соглашаюсь я. — Но не тогда, когда захочу или попросят. Все получается неожиданно, само собой.

— Мне он нужен, понимаешь? Я должен достать этого ублюдка. Доказать Ивану, что я достоин работать с ним в одной команде. Он столько для меня сделал…

— Тебе достаточно было просто рассказать всю правду.

— Ты ничего не знаешь, Аня, — он усаживается на тумбочку в коридоре. Сгорбленная фигура человека, уставшего хранить тяжелую тайну. Ему нужно выговориться, и я понимаю, что сейчас подхожу на эту роль, как никто другой. — Когда ты шла по улицам, со странным взглядом, словно лунатик… Я по пятам следовал за тобой, даже не прячась. Я потерял бдительность, понимаешь? А он возник, точно из ниоткуда. Появился за спиной, зажал рот, и произнес все пару фраз: «Ты мне мешаешь. Вякнешь начальнику, убью тебя и твою семью», а потом — темнота. Сукин сын вырубил меня, словно девочку, — он качает головой, точно не может поверить в то, о чем говорит. — Когда я очнулся, то сразу начал набирать Ивана, но решил, что это не телефонный разговор. Потом нашли Романцеву, все завертелось… А дальше он стал звонить мне с анонимного номера и шантажировать. Я должен найти его, понимаешь? Все это нужно прекратить. Я больше не могу так.

— Понимаю, — соглашаюсь с ним я, мысленно жалея Толю. Человек, доведенный до отчаянья, способен на многое.

— И я сделаю для этого всё. Всё, — повторяет он, выделяя последнее слово и доставая из кармана пиджака пистолет. — Пожалуйста, не дури.

— Я и сама хочу покончить с этим и найти убийцу Солнце, — стараясь говорить медленно, чтобы голос не дрожал, я разглядываю собственные руки.

— Тогда одевайся и поехали. И не провоцируй меня.

Горькое чувство жалости и несуразности всего происходящего оседает на языке. Я переодеваюсь, стоя спиной к Толику, сидящему в коридоре. Он крутит пистолет на пальце, и в какой-то момент мне кажется, что полицейский готов приложить его к собственному виску и выстрелить. На каких слабостях сыграл с ним убийца, как нашел педали, на которые стоит давить?

— Я готова, — мы выходим следом друг за другом в подъезд. Спускаемся до машины, каждый в своей тишине. Я ощущаю между лопаток жжение от тяжелого взгляда идущего за спиной мужчины. Касаюсь дверцы седана, оборачиваясь через плечо, и вижу Кирилла.

Он стоит невдалеке, перекатываясь с носка на пятку. Руки в карманах джинсов, прищуренный взгляд. Я понимаю, что сейчас — единственная возможность показать, что я еду с чужим человеком по принуждению, но сосед обиженно отворачивается, лишая последнего шанса. Что ж, сама виновата.

— Быстрей, — торопит Толик, и я пристраиваюсь рядом с ним на переднем сидении, тяжело вздыхая.

Пятьдесят минут мы катаемся по городу, не приближаясь к намеченной цели. Я молю шептунов прийти на помощь; представляю Яну, Человека с кладбища и Солнце, но ничего не помогает. Три голоса тихо скулят, а четвертый и вовсе молчит.

Ливень усиливается, превращая улицы в размытые пятна. Дворники не справляются с потоками воды, стекающими на лобовое стекло, и Толик, не видя дороги, останавливает машину.

— Все это зря, — он устало трет глаза, откидываясь назад, а я перебираю суставы правой руки, шепча еле слышно «Игорь, Сема, Руслан. Тетя Лена, Солнце, Иван…»

На последнем имени запинаюсь, ощущая резкую боль под ребрами. Она настолько неожиданная и сильная, что я сгибаюсь пополам, ударяясь с размаху лбом об панель. В глазах мутнеет, и я кричу, зажимая руками живот, пока приступ не отступает.

Толик задает беспокойно вопросы, пытаясь помочь, но я не могу говорить. Пот крупными каплями стекает по лбу. Едва переведя дыхание, я отвожу ладони, ожидая увидеть на них кровь, но там ничего нет. Поднимаю футболку, чтобы убедиться, что не ранена и вижу чистую, гладкую кожу.

— Аня! — я поворачиваюсь на звук собственного имени, кажущегося в этот момент мне чужим, неродным, и вместо взволнованного лица Толи вижу мост и темную фигуру убийцы.

— Поехали, — кричу и снова сгибаюсь от нового приступа боли.

Когда четвертый голос, резко оживший после видения, перестает шептать мне ориентиры, мы почти подъезжаем к транспортной дамбе — единственному месту, похожему по описанию на то, что я пересказываю Толе. По пути я еле уговариваю полицейского связаться с Иваном. Его желание самостоятельно загладить вину может выйти боком:

— Если мы упустим убийцу и не спасем Яну, ты своим молчанием не заработаешь его прощения.

Поэтому Доронин подлетает почти одновременно с нами. Он выскакивает из машины, скользя по грязи, и бросается ко мне:

— Что ты там видела?

— Немного, — вглядываясь в разноцветные глаза, стараюсь думать о деле, а не о том, как больно быть рядом, любить, но не сметь коснуться. — Опоры моста, рисунок на стене.

Почти вся спецгруппа в сборе; мы спускаемся с оврага по скользкому глиняному скату, цепляясь за траву, чтобы не упасть. Подходя ближе, я понимаю, что ошиблась: место не похоже на то, что я видела.

Оперативники не находят ничего, кроме ночлежки бомжей. Мы медленно поднимаемся обратно, и я ловлю разочарование в глазах Ваниных сотрудников. Самый молодой парень, с которым я общалась в прошлый раз, отворачивается, стоит только мне посмотреть на него.

Дождь, стихающий лишь на короткое мгновение, снова усиливается. Я понимаю, что промокла насквозь.

Иван протягивает мне руку, помогая взобраться наверх, и от тепла горячей ладони, от ощущения его кожи я задыхаюсь.

Толя скрывается в толпе полицейских; я не упоминаю, как мы оказались с ним рядом, да никто и не спрашивает. Доронин пытается закурить, но тут же выкидывает мокрую сигарету:

— Повтори еще раз, что видела.

Я снова перечисляю все, что успела запомнить, но Иван прерывает меня жестом, доставая звонящий мобильный.

— Да, — отвечает быстро, и вдруг лицо его меняется: я вижу ужас, охватывающий мужчину. Он раскрывает рот, пытаясь что-то сказать, но не может. В неожиданном порыве я подлетаю ближе, прислушиваясь к раздающимся из телефона методичным звукам, и тут же понимаю — это бой курантов. Насчитываю четыре, после чего звучит гимн России — именно так, как бывает в новогоднюю ночь. — Нееет! — вдруг разрывается криком Доронин и швыряет сотовый в кусты.

Я отодвигаюсь от него в испуге, боясь попасть под горячую руку, но застываю на середине шага.

«Меридианная», — шепчет четвертый голос, и я повторяю вслух адрес. Иван снова хватает меня за руку, помогая не упасть в грязь, и мы бежим с ним к джипу, надеясь, что шанс еще есть.

… Восемь минут требуется, чтобы оказаться у следующего моста. Доронин выбегает первым, в руках его — пистолет. Я не свожу взгляда с оружия, и почти утыкаюсь в его спину, не успевая резко затормозить, когда он неожиданно останавливается.

Выглядываю из-за плеча и зажимаю рот, чтобы не закричать. Даже с моего места видна темная фигура, словно парящая в воздухе. Ноги качаются в полуметре от земли, и не остается никаких шансов, что подвешенный человек еще жив.