Похищенная с Земли (СИ) - Боярова Мелина - Страница 14

— Ри! — обрадовалась Сэта, — не ожидала так скоро. Что, док уже отпустил?

— Нет! — с долей злорадства осадила девчонку, — тебя забежала проведать. Кто поступил?

— Ана, сестры Тар, Кира и Марина, — отрапортовала землянка, — ну и двое свободных с переломами и увечьями. Драка, — тяжко вздохнула и поежилась, — очнутся скоро и... шла бы уже, если не собираешься меня заменить. Сама знаешь, что у них встает от препаратов.

— А успокоительное вкатать не пробовала? — скептически вздернула бровь. Можно подумать, я не дежурила здесь и ничего не знала о побочных действиях экстренного лечения и обезболивания. Собственно, это и побочным эффектом называлось с натяжкой, скорее, естественной реакцией организма. Ага, эта реакция убиралась при помощи тех же лишних медкартриджей. Лучше матчасть учить надо и включить уже мозги. Впрочем, недовольство Сэты — напускное, она и сама не прочь поразвлечься сразу с двумя, да еще на рабочем месте.

Я прошлась по отсеку, заглядывая на табло каждой капсулы. У девчонок показания в норме, не посмела пакостить, уже хорошо. Из свободных был незнакомый урланец и ящероподобный ришт. Последние ко мне ни разу не попадали, я только в теории знала, кто это и как выглядит. Реальность превзошла все ожидания. Тело на вид человеческое, только кожа более крепкая, грязно зеленого цвета, с явным чешуйчатым рисунком. Голова — натуральный ящер с тупой мордой и большими кожистыми глазами. В наличии хвост с роговыми наростами, трехпалые руки с длинными когтями и узловатое, изогнутое кривой саблей, достоинство. Ришты в бою врага голыми руками разрывают, а после — обязательный ритуал, — пожирают сердце противника. Воинственны и кровожадны, признают язык силы. Выжить после близкого общения с таким. инопланетянином — невозможно. Только и спасало, что те не жалуют человеческих самок, считая их уродливыми созданиями. Но за неимением ришт женского пола, кхм.

— Ты уверена, что тебе это надо? — уточнила у Сэты. Та неслышно следовала по пятам, и теперь тоже стояла у капсулы с ящером и разглядывала его вместе со мной. В соседней медкапсуле лежал серокожий урланец. Не Рах-ку, поменьше габаритами, но прибор у него даже в спокойном состоянии внушал. закономерные опасения.

— Что бы ты в этом понимала, — девушка жадно облизнула губы и сверкнула взглядом. — Монашку из себя строишь, а когда Рах-ку тебя дерет, на весь отсек слышно. — Меня обдало волной похоти и коктейлем из страха, ненависти и зависти.

Вот уж кто поистине на своем месте оказался! — одарила брезгливым взглядом. Отвечать что-либо не посчитала нужным. Если дура и шлюха конченая, то это ничем не исправить.

Тем не менее, еще раз предупредила насчет девчонок. Припугнула, что буду периодически наведываться, пусть не расслабляется, и направилась к закрытому отсеку. Там поджидал вивисектор с горящим взглядом и новая порция медитаций в комплекте с болью и последующим беспамятством.

В таком графике пролетела неделя, и с каждым разом требовалось больше времени на восстановление. При виде заключенной в сферу древней капсулы, у меня нервный тик начинался и расслабиться становилось труднее. Как это сделать, когда точно знаешь, что тебя гарантирована дичайшая боль? Я не мазохистка, и даже приказы Дака, которым физически не могла сопротивляться, уже не приводили к нужному результату. В итоге — сжалился вивисектор или правильно оценил риски, но на десять дней избавил от исследований и вновь вернул к прежним обязанностям.

Два дня после отбоя я тупо отсыпалась без осточертевшей учебы и общения с кем бы то ни было. После — вклинилась в работу, как будто и не заметила никого перерыва. Ну а когда заявился Рах-ку, сломанная жизнь покатилась по знакомой кривой колее. В то же время изнуряющие исследования не прошли даром. Унижение? Даже к этому привыкаешь и... не реагируешь. Длительные медитации положительно сказались на умении отрешаться от реальности так, словно то, что происходит в данную минуту, это не со мной. А боль. от нее тоже можно закрыться. Это не то же самое, когда некто чуждый ввинчивается в мозг и как искусный музыкант рвет струны оголенных нервов, создавая ужасную по своей дикой красоте и притягательности мелодию. Мелодии с тех пор звучали в голове как забытый кем-то включенный радиоприемник.

— Да заткнешься ты уже или нет! — стукнул по столу Макс как-то за завтраком и зло уставился прямо на меня.

— Ты, о чем? — вытаращилась удивленно. — Сен, может, ты объяснишь, чего он взъелся?

— а пилот резко подорвался, швырнул практически полный поднос еды в утилизатор и вылетел из столовой.

— Ты воешь, Ри, — поморщившись, пояснил инженер. Видный мужчина стал, между прочим. Толстяком уже язык назвать не повернется. — Мороз по коже каждый раз, когда его слышим. Так, собаки воют, когда чуют смерть хозяина.

— Смерть! — я дернулась, будто получила разряд ошейника. — Смерть здесь повсюду, и боль. Слышу ее, слышу, когда кто-то страдает и мучается. Странно только. думала, эта мелодия в голове только звучит. А это оно. напоминает о себе.

— Что, оно? — Сен жадно подался вперед. От профессора и остальных собратьев по несчастью также пахнуло любопытством.

— Не знаю и. не могу об этом распространяться, — пожала плечами.

— Это связано с теми исследованиями, что ведет лин Саймон? — уточнил Арт, и Тим согласно кивнул. Близнецы ни слова не упустили из нашего разговора, что не удивительно. Умом я понимала, что со мной творится что-то непонятное, но стоило об этом задуматься, как тут же накатывала головная боль под аккомпанемент поганой мелодии.

Собственно, по этой причине я ничего не ответила и прикусила губу, чтобы заглушить рвущийся наружу вой. Опустила голову и уставилась в полупустую тарелку. Желудок определенно сигнализировал, что голоден и готов съесть двойную порцию, а на деле — кусок в горло не лез. Та штука влияла на меня, а может, медленно убивала. Странно, от окружающих людей я чувствовала некий холод, словно они уже мертвы, только не подозревали об этом. Лин Саймон — тоже мертвец, как и члены экипажа, и остальные рабы. Разве что от Эда не ощущала подобного, но я с ним редко сталкивалась, хакер погряз в компах и не показывался в столовой, так что сложно судить. Удивительно, стоило вспомнить об угловатом пареньке, как ощутила невероятную потребность его увидеть.

— Чего пристали? — неожиданно вмешалась Сэта, — видите же, у нее крыша поехала.

Пусть это утверждение недалеко от истины, но я вспыхнула от обиды, выскочила из-за стола и убежала к себе. Об Эде благополучно забыла, бросив усилия на то, чтобы успокоиться и настроиться на рабочую смену.

— «Ри Мин, срочно явиться в закрытую секцию!» — ну вот и закончилась передышка, поступил вызов от вивисектора. Нехотя поднялась, пригладила отросшие на пару сантиметров волосы и отправилась по знакомому маршруту.

А там уже знакомый сценарий: медитация, давление на мозг со стороны непонятного пришельца и, как итог, реаниматор. Сегодня было больнее, чем обычно, хлынувшая из носа и ушей кровь тому подтверждением. Дак упоминал о внешнем контуре, который собирался приоткрыть, так что да — досталось сильно. Сам испытатель укрылся за толстым слоем брони и пси-щитами, встроенными в корпус блока. Меня-то никто не жалел, а вот себя любимого, утконос оградил от возможных последствий.

Плавая в бессознательности, — никак не получалось подобрать определение тому, что со мной происходило, когда я отлеживалась в медкапсулах, — размышляла о сути того, кто находился по ту сторону пси-барьера. Если подумать и представить, что в саркофаге обитает разумное существо, то его стремление уничтожить все вокруг — закономерно. Мои пси-способности заметно скакнули, и я уже не выносила местное общество. Чужие эмоции били не хуже кулаков или плетей. А то создание на порядок сильнее, значит, и восприимчивость выше. И да... в чем-то понимала и сочувствовала пришельцу, запертому в высокотехнологичном гробу и вынужденному сосуществовать с моральными уродами. Не знаю, откуда пришло это понимание, но. что, кроме людской боли и страданий оно слышало? Ничего! Похоть, измывательства над жертвами, мучения рабынь и рабов. Оно просто защищалось, как умело, отзеркаливая и транслируя внешние эмоции на тех, кто посмел приблизиться и обречь его на нескончаемую пытку. А я. я сама виновата, выплескивая страх и душевные терзания из-за невозможности что-либо изменить.