Медленный яд (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 65

— Ты меня хоть когда-нибудь любил?

Молчу. Нет, не любил, мне с тобой было хорошо. Только я тебе не скажу об этом ничего, чтобы окончательно не растоптать самооценку.

— Алин, я ее люблю, — и это признание самому себе, а не ей.

Оно выбивает из легких воздух, как после удара под дых.

Чертовски неожиданно, но если задуматься, то ничего удивительного. Я и раньше по ней сох, только то, что сейчас между мною и Влади куда сильнее влечения пиздюка к симпатичной девчонке.

— Мразь ты, Поддубный.

Она резко поднимается, натягивая на себя водолазку, джинсы. Я отворачиваюсь, позволяя одеваться ей не под моим взглядом, — единственное, что я сейчас могу для нее сделать.

— Вызвать тебе такси?

— Сама справлюсь.

Она достает чемодан из недр большого шкафа, раскрывает его и быстро пихает туда свои вещи.

Кидает, даже не глядя, то и дело вытирая лицо тыльной стороной ладони.

Я помогаю ей — помогаю ли? — подкидывая мелочи, мимо которых она проходит, не замечая. Расческу, крем для лица в тяжелой стеклянной банке,  розовый ежедневник с пайетками.

Ощущение неловкости заставляет уйти на кухню. Включаю чайник, пялюсь в окно. Там, за спиной — Алина уходит из моей жизни навсегда. Где-то впереди, через несколько кварталов от дома, Влади, к которой тянет всей душой, хоть прямо сейчас срывайся и едь. Хлопаю руками по карманам в поисках мобильника, но не могу его найти. В машине, что ли, оставил?

Второй час ночи, слишком поздно для визита.

Молния на чемодане громко чиркает в тишине. Все, как предупредительный в воздух, следующим будет уже хлопок входной двери.

Прислоняюсь к косяку, когда Алина мимо проходит. С этим чемоданом мы с ней летали в Москву — так давно это было, точно сто лет назад. Наклейки с пометкой «Домодедово» все еще обвивают черную ручку.

— Прощай, Поддубный. Надеюсь, ты будешь счастлив с ней и никогда не пожалеешь о своем поступке, — в голосе столько яда, которым она прикрывает унижение, что можно отравить слона.

Но я заслуженно терплю, опуская голову ниже, разглядывая свои босые ноги.

— Прости, Алин, — но она уже уходит, оглушительно закрывая за собой дверь, так, чтобы услышали соседи на два этажа выше и ниже.

Контрольный.

Телефон я нахожу в коридоре, между ботинок. Экран горит черным, ставлю на зарядку, пытаясь реанимировать мертвеца.

Черт, и давно он отключен?

Неприятно сосет под ложечкой, и когда я включаю его, понимаю, почему.

Сим-карта не работает, и потому сейчас у меня в руках не мобила, а обыкновенный электронный кирпич, показывающий только время.

Заебись.

В два часа ночи симку не восстановить, и я пытаюсь вычислить, когда в последний раз держал мобильник в руках. Могла ли с тех пор Влади написать мне?

Хер его знает, столько дней мы обходились без слов, с чего бы ей вдруг решиться написать сегодня?

Ладно, до завтра стерпит. Еще минут сорок торчу в горячем душе, прогоняя кровь по телу, заставляя гудящие после выступления мышцы расслабиться. До Нового года еще немного, и я решаю, что встречу его с Влади. Похер, что я не особо люблю этот праздник, но хочу, чтобы под боем курантов она стояла рядом со мной. 

С этой мыслью я и отправляюсь в кровать, засыпая даже раньше, чем голова успевает коснуться подушки.

Утром я с трудом открываю веки.

Вроде бы вчера обошлось без слез, а глаза — заплаканные, опухшие, состояние разбитое.

На свое отражение в зеркале ванной комнаты даже не смотрю, умываюсь холодной водой, чтобы хоть как-то прийти в тонус.

Мне нехорошо, — привычное состояние последних месяцев. Голова трещит от мыслей, и почти все они об одном. Илья, он что, такой же, как все? Как Кирилл?

Пару дней назад со мной, вчера с Алиной?

Я только успеваю сложить его образ заново, сделать цельным, как он тут же распадается на кусочки. Какой на самом деле Илья?

— Чужой, — подсказываю сама себе. В телефоне ни звонка, ни сообщения, на часах семь утра, за окном темень. В доме через дорогу на пятом этаже мигает гирлянда, переливаясь цветными огнями, и я, как завороженная, не могу отвести от нее взгляда. 

Красный, синий, желтый, зеленый. Мигнет, совсем погаснет, начнет светиться заново. Даже эта гирлянда сейчас выглядит куда живее, чем я.

«Живая? Звонил?»

Катька.

Не отвечаю ей, не находя сил, просто откладываю телефон в сторону. В большой белой кружке чай, заливаю его в себя, чтобы согреться, так и не отходя от окна.

Смотрю вниз, на припаркованные машины, и так до отчаяния хочется, чтобы одной из них оказался синий «Мерседес», только нет его здесь и вряд ли предвидится. Сообщение в телеграме так и висит непрочитанным.

«Босс еще не приехал, телефон недоступен», — не унимается Катька.

Может, домой к нему съездить? Вдруг с ним что-то случилось?

Потеряв одного любимого мужчину, страшно, что и с другим может что-то случится.

«Что? Я сейчас действительно так подумала?” 

Отбиваю сообщение подруге с просьбой сообщить, когда объявится ее начальник и снова смотрю в окно.

Гирлянду уже успели выключить, и серый, унылый рассвет заползает во двор, растекаясь по грязно-белому снегу.

До Нового года десять дней. Обычно в это время я уже точно знала, где мы будем праздновать с Кириллом. Нарядное платье висело в шкафу, на маникюр и укладку записана за два месяца наперед.

Купить мандаринов, что ли? Чтобы дома пахло кисло-сладко.

Одеваюсь быстро, спускаюсь вниз и возле самого подъезда сталкиваюсь с Федоровым. Он не сразу узнает меня, и на пару мгновений я испытываю искушение сбежать.

— Саша?

— Вы так часто ходите ко мне, что я могу решить, будто Вы собрались за мной приударить, — вместо приветствия произношу я.

На мгновение он удивляется, а потом смеется, прижимая к ушам ладони в кожаных перчатках:

— Вижу, тебе стало лучше.

— Да, спасибо.

— Не сильно отвлеку, если поднимемся наверх? Или у тебя планы?

— Да какие планы, — отмахиваюсь, — в магазин собиралась.

Мы возвращаемся назад вместе, в лифте неловко молча и расходясь в разные стороны. Смотрю на сменяющие друг друга цифры этажей, пытаясь угадать, какого черта сюда принесло Федорова.

— Это тебе, — разуваясь, протягивает он темный целлофановый пакет, достаточно увесистый. Благодарю, раскладывая на кухонном столе содержимое, и кривлюсь.

Среди прочего — мандарины, большой пакет. Оранжевые шарики с веточкой, точно только сорвали с дерева.

Бывает же.

— Вы просто так, навестить, или еще остались неподписанные мною документы?

Ставлю перед ним чашку с чаем, не спрашивая о вкусах и пожеланиях. Кофе все равно нет.

Когда видишь дома людей, с которыми трудишься в одном офисе, кажется, будто за тобой подглядывают сквозь замочную скважину. Неловко и неприятно.

Не только мне, Федорову, кажется, тоже. Он отодвигает от себя чашку и вздыхает:

— Я пришел не просто так.

Сдерживаюсь, чтобы не съязвить. В его присутствии так и тянет говорить неприятные вещи, и я пытаюсь понять, когда это началось? Еще летом мы могли нормально общаться с мужчиной, а сейчас хочется отпускать колкость за колкостью.

— Ты с Ильей давно виделась?

— Кажется, мы недавно это обсуждали, — хмурюсь я, скрещивая на груди руки.

При имени Поддубного неприятно колет что-то внутри, но я надеюсь, что на лице это никак не отражается.

Федоров смотрит на стену, куда-то выше моей головы и, пожевав губы, продолжает:

— Наши с ним взгляды на политику фирмы сильно разошлись.

— Я помню, Вы говорили.

— Но все не так просто. Если бы мы просто не ладили с Ильей, то Бог с ним, я закрыл бы глаза на его поведение. Но он пытается свернуть с правильного пути не только меня, но и остальных учредителей.

— А можно не загадками?

— Хорошо, скажу проще. Если мы не объединимся с «УютСтроем», в ближайшее время фирма начнет терять деньги, причем большие. Скворцов объявил нам тайную войну, мы у него как кость, поперек горла стоим. Уже сейчас это чувствуется по объектам, а дальше только хуже будет. Пока не поздно, нужно сливаться с более мощными, обеспечить себе подушку безопасности, и продолжить работу как ни в чем не бывало. Летом вступят изменения в закон о долевом строительстве, перед новогодними каникулами президент должен подписать документы. С вводом эскроу-счетов пробиваться станет еще сложнее, у нас просто не будет собственных средств на строительство, только заемные. А это кредитование и все, что с ним связано: проценты, пользование чужими деньгами. Мы так попадем, Саша, что мало не покажется.