Медленный яд (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 68

Когда Поддубный успел стать таким… мужественным? Взрослым, мудрым. Теперь мне кажется, что это он старше меня на пять лет, а не я.

Верю ли я тому, что он сказал мне сегодня?

Возможно, это чересчур наивно, но я не задумываясь отвечаю — да.

Слова Федорова и его излишнее внимание и раньше вызывали неприятные чувства, а теперь становится понятно, с чем все это связано.

Когда мой муж и отец Ильи решили организовать строительную компанию, они не предполагали, что достигнут таких размахов. Первая фирма числилась на Матвееве, который тогда еще жил в нашем городе, но уже собирался переезжать в Москву. Он же и вложил начальные средства, помогая толковым ребятам раскрутиться. Федоров тогда работал в администрации района, откуда его и выдернул потом мой муж. Уже позже появился Сержиков, при каких обстоятельствах, я не помню. Он был моложе всех остальных учредителей, но ему доверили финансовые вопросы. Возможно, напрасно.

А теперь Матвеев в столице, Поддубного-старшего и Кирилла уже нет в живых. Из старичков остались только двое, и Федоров на правах главного решает править компанией по своему усмотрению.

Когда Илья проснется, я обязательно попрошу рассказать его все как есть, еще раз. И не только о фирме.

Вспоминаю Алину и жмурюсь, выталкивая смазливую брюнетку прочь из своей головы.

Все, она осталась в прошлом, не хочу копаться в той части жизни Ильи, которая была до меня. Слишком много всего за плечами у обоих, если не прекратить сейчас, мы утонем во взаимных обидах.

Илья поворачивается и, не открывая глаз, притягивает меня ближе к себе.

— Чего вздыхаешь?

Я поворачиваюсь к нему, утыкаясь в шею.

— Просто так.

— Ну ладно, — хмыкает, но не верит. И правильно делает. — Есть хочу. Холодильник пустой, как обычно?

Я киваю смущенно:

— Хотела сходить в магазин, но пришел…

Не называю имя вслух, и так обоим понятно, о ком речь. Илья подтягивается, и я, затаив дыхание, наблюдаю за тем, как плавно перекатываются мышцы под его кожей. В вечерних сумерках татуировка кажется только тенью, и я провожу по ней пальцем. Кожа под ней гладкая, горячая.

— Все, хватит валяться. Собирайся, поужинаем где-нибудь.

Поддубный перехватывает мою руку, целуя, и легко встает с дивана, на котором мы уснули полтора часа назад. Не стесняясь, идет в ванную, абсолютно голый, а я понимаю, что улыбаюсь, глядя ему вслед: так естественно он смотрится в моей квартире, точно жил здесь всегда.

Чтобы собраться, мне требуется гораздо больше времени, чем ему. Пока я сушу волосы после душа, Илья натягивает джинсы и устраивается на кухне с моим ноутбуком.

— Значит, моя секретарша — твой осведомитель? — перекрикивая шум фена, спрашивает Поддубный. Я смотрю на него через отражения зеркала и киваю головой:

— Только не вздумай ее за это уволить!

— Да теперь уже поздно. Знал бы, сразу не взял.

— Боишься, что она будет тебя сдавать?

— Боюсь, что уже сдает.

— Катька твой фанат, — улыбаюсь я, — и всегда на твоей стороне.

— Даже так, — Илья отрывается от ноутбука, — значит, поднимем ей зарплату и выпишем премию за преданность делу.

— Так, не увлекайся, — я шутливо тычу в его сторону расческой. Поддубный задумчиво смотрит на меня, и его взгляд, такой мужской, раздевает, проходясь сверху донизу:

— Саша, ты такая красивая.

— Если ты будешь продолжать, мы никогда не выйдем из дома, — теперь я смущаюсь стоять перед ним в одном белье, хватая рубашку и накидывая на плечи.

— Что тоже неплохо. Ладно, у тебя двадцать минут, пока я проверяю почту. Машину уже завел.

Я успеваю даже быстрее. В лифте мы целуемся, как подростки, и прижимаясь к Илье ощущаю, что он снова возбужден. Провожу рукой по молнии на его джинсах, но Поддубный перехватывает руку, качая головой:

— Ты сейчас точно оставишь нас обоих без ужина, — и оттого, с каким выражением мужчина говорит об этом, у меня в очередной раз сбивается дыхание.

Это так странно, когда давно знакомый тебе человек внезапно начинает возбуждать одним только своим присутствием. Сказанными фразами, касанием вскользь, дыханием, щекочущим шею, нечаянным взглядом.

Почему раньше с нами такого не было?

В ресторане Илья выбирает закрытую кабинку, разваливается на диване с мягкими подушками. Пока несут заказ, я пересаживаюсь на его половину, скидываю обувь и забираюсь к нему с ногами.

— Когда ты ушел вчера, я боялась, что больше не появишься, — шепчу ему в ухо. Он притягивает меня ближе, целуя в губы, крепко сжимая в объятиях:

— Все хорошо, Саш.

— Ты заметил?

— Что? — поднимает брови. Не заметил.

— Я теперь не Влади, а Сашка.

Илья хмурится, переваривая услышанное, а потом хмыкает:

— И вправду, Влади, ты теперь Сашка.

Мы неспешно ужинаем, болтая обо всякой ерунде, а после Поддубный складывает руки на столе, отодвигая от себя чашку чая. Меня настораживают его жесты, и я снова начинаю готовиться к худшему.

— Я завтра вечером улетаю в Москву.

Я застываю, сразу пугаясь. Любое расставание с ним кажется теперь трагедией, а Москва и вовсе ассоциируется с Алиной. Я так четко помню их совместную фотографию, которую она обрабатывала в телефоне, точно она была заставкой на моем рабочем столе.

— Надолго?

— До воскресенья. Мы с Матвеевым договорились о встрече, Олега надо вытаскивать.

— Можно это как-то сделать без Федорова?

— Я жду ответа от Скворцова.

Я непонимающе смотрю на него:

— Того самого? «СМУ»?

— Да. Что-то обязательно сработает, надо только быстрее действовать. Ладно, этот вопрос я сам решу, не переживай. Выдержишь без меня до воскресенья?

— Не знаю, — честно признаюсь я. Впереди выходные, которые я не знаю, как занять, а в понедельник уже голосование. Если Поддубный хочет успеть все сделать до этого дня, то у него остается в запасе не так много времени. Это для меня в отсутствие Ильи оно будет тянутся бесконечно долго, а для него пролетит в одно мгновение.

— Мы же увидимся до собрания?

— Конечно, — так уверенно отвечает он, что во мне распрямляется очередная туго сжатая пружинка, — я часов в шесть утра уже буду дома.

Илья достает из кармана ключи и протягивает их мне:

— Если хочешь, можешь дождаться меня там. Адрес знаешь.

Я киваю, сжимая в ладони холодный металл, внезапно ставший драгоценным лично для меня.

В субботу родители ждут меня на обед.

Почти всю ночь до этого мы переписываемся с Ильей, и под конец сообщения становятся уже такими горячими, что я не могу уснуть до пяти утра.

В одиннадцать просыпаюсь, с трудом открывая глаза, и думаю: может отказаться от визита к ним, сославшись на болезнь?

Но мама ничего не желает слушать:

— Я сварила огромную кастрюлю твоего любимого борща, запекла в рукаве мясо. Не выдумывай, вызови такси.

Выбора не остается.

Родительский дом наполнен такими аппетитными запахами, что едва зайдя внутрь, я ощущаю, как тянет в пустом желудке.

Сестра помогает маме, разливая по тарелкам суп. На лице, наконец, начинает играть румянец, да и в целом она выглядит уже значительно лучше, чем в нашу прошлую встречу. Мне до сих пор неловко говорить с Лизой после ее откровений, да она и сама избегает прямого общения, не отходя от мамы ни на шаг.

По суровому взгляду матушки я понимаю, что и она отмечает странное поведение Лизы, но молчит, привычно поджимая в тонкую линию губы, едва тронутые кирпичного цвета помадой.

Обед проходит спокойно, не считая того, что я постоянно отвлекаюсь на жужжание телефона. Поддубный присылает сообщения, от которых я краснею и прячу стыдливо глаза, точно родители могут догадаться о моей эротической переписке с ним.

«Прекрати, — пишу ему, — я уже не могу сидеть спокойно, а у нас еще партия шахмат с папой»

«Все Влади — зануды», — тут же отвечает Илья, и я, скрывая улыбку, откладываю мобильный.