Дорогой интриг (СИ) - Цыпленкова Юлия - Страница 95

— Поразительно, — хмыкнул монарх, — теперь я еще и должен чувствовать себя виновным в том, что вечер испорчен?

— Разумеется, нет, государь. — Я склонила перед ним голову. — Вина целиком и полностью на мне. Мне не следовало позволять себе расслабляться в вашем присутствии. Это с бароном Гардом я могу оставаться собой, но рядом со мной был мой господин, и мне стоило обдумывать каждое свое слово, шаг и действие. Прошу простить меня великодушно, Ваше Величество, более такого не повторится. Вы – мой государь, я всего лишь одна из ваших подданных, фрейлина герцогини Аританской. И лишь по этой причине я хранила молчание и опасалась вас отвлекать.

Он всплеснул руками, отошел от меня, но порывисто развернулся на каблуках сапог и воскликнул:

— Да что же вы за человек такой, ваша милость?! Как вы это делаете, расскажите мне, я не могу понять!

— Что делаю, Ваше Величество?

— Всё это, — король неопределенно махнул рукой. — Теперь я и вправду думаю, что вспылил впустую и тем самым обидел вас и испортил вечер. Но такого ведь не должно быть, верно? Меня это неимоверно раздражает.

— Да в чем я опять виновата?! — не удержала я ответного восклицания. — Чем прогневала, государь? Чего вы ожидаете от меня? Льстивых речей? Лицемерия? Так вокруг вас этого и без меня в достатке. Ухаживаний? Но разве же вы женщина, Ваше Величество, чтобы виться вокруг вас…

И вот тут я прикусила язык, прекрасно понимая, что превзошла саму себя и выпалила то, чего уж и вовсе даже думать не стоило. Лицо короля закаменело.

— С меня довольно, — отчеканил он. — На мое благоволение можете более не рассчитывать. Доброй ночи.

Государь развернулся и направился прочь чеканящим шагом. Я охнула, надавала себе по губам и хотела устремиться следом, чтобы извиниться и испросить прощения, но сердито насупилась, топнула ногой и осталась там, где стояла. Я смотрела вслед монарху и не двигалась с места. Он вдруг остановился, обернулся и чеканно приказал:

— Ваша милость, ко мне, живо!

Я ощутила, что оскорблена до глубины души. Будто собаку подозвал! И потому повиновалась, но крайне нехотя. Государь отвернулся, скрестил на груди руки и постукивал носком сапога по земле, дожидаясь, когда я соизволю подойти. Наконец, я приблизилась и присела в реверансе. Король бросил на меня сердитый взгляд:

— Я не могу позволить себе оставить даму в одиночестве в темноте, — сухо сказал он, после сам взял мою руку, накрыл ею сгиб своего локтя, и мы помчались к дворцу. Иначе этот стремительный бег было не назвать.

Но, войдя во дворец, государь коротко кивнул мне и удалился, не произнеся ни слова. Я направилась к себе, снедаемая целым сонмом чувств: от возмущения и досады до тревоги и отчаяния. Мне вовсе не хотелось терять наших встреч и прогулок, разговоров и пикировок, доверия, наконец! Но и переломить себя не получалось.

Я даже схватилась за перо, войдя в комнату, чтобы написать, как мне жаль, что я огорчила Его Величество. Но вышло и вовсе уж возмутительное письмо, где я изливала желчь и негодование на то, что меня лишили благоволения за то, что мой конь сделал несколько шагов, в то время, как отравители, лжецы и нарушители одного из главных законов Камерата продолжают пользоваться милостями и живут себе припеваючи. И что если королю нравится слушать льстецов, то нам и вправду лучше больше никогда не встречаться. После этого оглянулась в сторону гардеробной, решив покинуть резиденцию на рассвете. Однако выдохнула, перечитала свое письмо и сожгла его с протяжным вздохом. За моей спиной был мой род, и поступать так, как подумалось, я не имела права.

— Проклятье, — проворчала я.

А потом сделала неожиданное открытие – мне хотелось, чтобы он остановил меня, чтобы заставил вернуться и приказал не покидать пределов его дворца, потому что лишиться меня хуже самой смерти.

— Вконец обезумела, — недовольно произнесла я, а затем расхохоталась.

Вот уж и вправду, будто влюбленная девица… И на этом мой смех оборвался. Мотнув головой, я ударила ладонью по столу и тоном заправского бунтаря воскликнула:

— Ни за что! Ни за что и никогда!

— Ваша милость…

Я порывисто обернулась и увидела Тальму. В руках ее был поднос, на котором лежала роза и записка. Забрав и то, и другое, я, вдохнув аромат свежесрезанного цветка, прочитала записку, и на лице моем расцвела широкая улыбка:

«Я почти ненавижу вас сейчас, ваша милость. Если бы я не понимал, что это навсегда, то непременно задушил бы собственными руками, до того вы меня злите. Но еще больше меня злит, что я не могу выкинуть вас из головы.

Добрых снов, Шанриз.

Ив Стренхетт».

Над головой, покачивая кронами, шептались деревья. В просвете между ними было видно голубое небо и белоснежную дымку облака. Кажется, оно зацепилось за зеленую верхушку и потому не сдвинулось ни на пядь за то время, что я поглядывала на него из-под руки. Где-то щебетала птица, заходясь в восторженных трелях. Мимо пролетел деловитый шмель и скрылся в розовой чашечке цветка, аромат которого ласкал обоняние. Умиротворенно вздохнув, я зажмурилась и раскинула руки…

Пальцы коснулись чужой руки. Я повернула голову и встретилась взглядом с Амберли. Она лежала рядом и глядела на меня с улыбкой, я улыбнулась в ответ и снова закрыла глаза, подставив лицо солнечным лучам.

— Шанни, — позвала меня сестрица.

— М-м? — промычала я в ответ.

— Нам надо возвращаться, — сказала Амбер. — Если мы задержимся, то твоя матушка снова будет отчитывать нас.

— И обязательно расскажет про девицу О, — хмыкнула я. — Уже ради новой сказки я готова валяться в траве до вечера.

— Это страшные сказки, Шанни, — возразила сестрица.

— Матушка воспитывает во мне силу духа, — сказала я с улыбкой. — Если бы государь знал, что мы пережили с девицей О, он бы прослезился и позволил мне посидеть на его троне.

— Зачем тебе его трон? — голос Амбер прозвучал укоризненно. — Это очень дурная затея.

— Мне не нужен трон, сестрица, мне нужен его хозяин.

— Ну и выдумщица же ты, сестрица.

— Я ничего не выдумываю, и когда он придет, ты сама всё увидишь, — фыркнула я.

— Выдумщица! — весело рассмеялась моя родственница.

Я открыла глаза, свела сурово брови и перекатилась к Амбер. Сорвав травинку, я провела ею по шее сестрицы.

— Шанни, не надо, — взмолилась она. — Ты же знаешь, как я боюсь щекотки!

— И потому пощады не будет, — ответила я и, отбросив травинку, прошлась пальцами по ребрам Амберли.

— Ша… Шанни! — заходясь от смеха, взвизгнула она. — Прекрати! Прекрати немедленно! Ша-ха-ха-нни!

— Кто?! — прорычала я, готовая к новой атаке.

Продолжая извиваться и хохотать, Амбер подняла голову. Ее взгляд устремился мне за спину, и из глаз ушло всякое веселье. Сестрица обхватила меня за плечи и велела:

— Открой глаза, Шанни.

— Ты с ума сошла? — изумилась я. — Я смотрю на тебя.

— Открой глаза, — потребовала Амберли, словно не слыша меня.

— Они открыты! — начала я сердиться.

— Да открой же глаза! — закричала Амбер и с силой тряхнула меня. — Открой!!!

Послушно распахнув глаза, я не увидела ни деревьев, ни травы, ни неба, ни тем более Амберли. Я лежала на кровати в своих комнатах в королевской резиденции и глядела на туалетный столик, стоявший слева. Лунный свет щедро лился сквозь раскрытые занавеси, высвечивая каждую деталь убранства. Усмехнувшись, я повернулась на спину и снова закрыла глаза, но вдруг ощутила беспокойство. А после дыхание мое перехватило, и я застыла, чутко прислушиваясь к звукам. Однако мое сердце бухало так сильно, что я ничего не смогла расслышать. Не выдержав, я открыла глаза и порывисто села. После огляделась и вскрикнула, потому что в спальне я была не одна. Мой визитер стоял справа от кровати и смотрел на меня.

— Кто вы? — полузадушено спросила я. — Что вам надо? И как…

Я осеклась, потому что вдруг поняла, что окно раскрыто больше обычного, и по спальне гуляет ветер. Поежившись от ночной прохлады и страха одновременно, я натянула одеяло под подбородок, и незваный гость отмер. Тихо ругнувшись, он направился к окну и плотно закрыл его. И я отмерла. Откинув одеяло, я вскочила с постели и бросилась к двери…