Фаворитка (СИ) - Цыпленкова Юлия - Страница 9

— Ну что же вы так переживаете, господин Штоль, успокойтесь. Поверьте, я вовсе не кусаюсь. — Полицейский скосил взгляд на собственную руку, мученически скривился, а затем шумно вздохнул. — Вы уроженец Литена?

— Д-да, — с запинкой ответил капрал. — Отец тоже местный, а матушку из деревни привез, там его брат… Ой, простите, — едва выдохнув, он снова покраснел.

— За что? — удивилась я. — Я ведь вас о том и спрашиваю, господин Штоль. Стало быть, ваш дядя из той же деревни, что и ваша матушка? И как же так вышло, что ваш батюшка родился здесь, а его брат в деревне? Или же он уехал туда из Литена?

— Да, — кивнул капрал и тут же отрицательно замотал головой: — Н-нет, никак нет, ваше сиятельство. Дядька не родной, то есть родной, но не совсем…

— Кузен вашего батюшки? — догадалась я.

— Он самый, ваше сиятельство, — кивнул Штоль и утер ладонью пот.

Скользнув взглядом в сторону, я поняла причину его скованности. Не только громкий титул собеседника вводил полицейского в ступор, но и взгляды стражников, спешившихся, но не спешивших уйти. Они наблюдали за нами, и капрал опасался открыть рот. Сделав этот вывод, я взяла Штоля под руку, развернула в сторону от наблюдателей и вынудила сойти с места. Он некоторое время шел деревянной походкой, с неестественно прямой спиной, однако, когда мы свернули за угол дома градоначальника, немного расслабился и на мои вопросы начал отвечать охотней.

Вскоре я знала о том, что прадед капрала родом из той же деревни, что и его матушка. Что у деда было семеро детей, из которых три сына и четыре дочери.  Два брата подались попытать судьбу в Литен, чтобы облегчить жизнь своей семье. Один из них вскоре ушел искать счастье дальше, а дед капрала удачно устроился в обувную лавку, женился на дочери хозяина лавки, и получил эту самую лавку во владение по наследству. Но связи с родней не потерял, потому отец капрала часто бывал у своего деда, и там приглядел себе невесту – матушку младшего Штоля.

И вот так, слово за слово, я постепенно разговорила полицейского. И когда посчитала разговор исчерпанным, выудила из своего кошеля золотой и дала его капралу.

— Вашей супруге на новое платье, а детям на сладости, — пояснила я.

— Ох, как-то и неловко, — зарумянился полицейский, но уже без испарины. Золотой он в карман спрятал, кокетничать не стал. Я сделала новый вывод: взятки – дело привычное, но не Штоль был целью для королевского гнева, и его пороки трогать никто не собирался.

— Всего доброго, господин капрал, — улыбнулась я и направилась в дом градоначальника.

Куда идти, я поняла сразу – меня встретил гвардеец, стоявший у лестницы. А когда мы почти достигли второго этажа, я услышала вой. Самый настоящий вой, нечеловеческий, надрывный и леденящий кровь.

— Боги, кто это? — вопросила я.

— Ее милость, — ответил мне гвардеец. — Она вела себя слишком вольно, государь рассердился.

— Что он с ней сделал? — озадачилась я.

— Приказал выпороть, — пояснил мне телохранитель.

Я прибавила шаг. Не скажу, что я нашла приказ жестоким или ощутила сочувствие, но решила поскорей оказаться подле государя. Уже хорошо его зная, я представляла, каким он может быть, когда выходил из себя. Не хотелось, чтобы его ярость видели подданные, далекие от Двора. Это было лишним.

Он обнаружился в гостиной и был, к моему облегчению, спокоен. Заметив, как я вошла в дверь, Ив едва заметно кивнул мне. Кроме него там находился нескладный лысоватый человек, возраст которого я определить не сумела. Мне подумалось, что это и есть градоправитель – граф Иклинг. Его сиятельство стоял, понуро опустив голову, но взгляд то и дело устремлялся к двери, и потому меня он увидел одновременно с государем.

Впрочем, монархом и градоначальником присутствовавшие в гостиной не ограничивались. Молодой Говмонд тоже был здесь. Он стоял на коленях рядом с мужчиной, в котором я без труда опознала его отца – старшего барона Говмонда. Об их родстве говорила схожесть, а разница в возрасте, хорошо приметная, указывала на степень родства.

Глава семейства мне не понравился. Если в его отпрысках было много спеси, то в чертах отца читалось неприятное высокомерие, порочность и алчность. Совершенно неприятная личность. Когда я появилась, его милость, сложив пальцы щепотью, разглагольствовал, явно рисуясь, а то и вовсе наслаждаясь собой. Молчание короля, сидевшего в кресле в расслабленной позе, кажется, толковалось им, как одобрение и желание слушать.

— Государь, — говорил старший Говмонд, едва ли не видя в монархе равного себе человека, — вам, как никому другому известно, что простолюдинов и всякое быдло стоит постоянно держать в повиновении и напоминании о их месте…

Мое появление прервало его милость. Обернувшись, он чуть приподнял брови в удивлении. После оглядел меня с ног до головы, изобразил галантный поклон и как-то искушающе улыбнулся:

— Доброго дня, прелестная дама. Не имею чести знать вас, но уже покорен…

— Доброго дня, господа, — произнесла я учтиво, игнорируя нежданного поклонника, и подошла к государю. Представлять себя я не спешила.

— Ее сиятельство – графиня Тибад, — негромко произнес младший Говмонд, улучив момент, пока на него не обращали внимания.

— О-о, — донеслось негромкое восклицание старшего барона. — Хороша…

Государь, успевший подняться мне на встречу и усадить в кресло, с которого встал, обернулся и окинул старшего Говмонда непроницаемым взглядом. После занял другое кресло, стоявшее рядом с моим, закинул ногу на ногу и велел с обманчивой любезностью:

— Продолжайте, ваша милость, очень познавательно.

Не поняв подвоха, его милость благодарно склонил голову и продолжил навлекать на себя неприятности.

— Я и говорю, Ваше Величество, разве же мы заслужили высочайший гнев, коли стремимся удержать ваш народ в повиновении и страхе перед вашей властью? — его на мгновение прервал усилившийся вой, и отец скорбно вздохнул.

— Экзекуция уже идет? — спросила я Ива, без всяких извинений прервав барона.

— Еще нет, — ответил государь.

— Что ж она так воет? — изумилась я.

— Ее милость, должно быть, полагает, чем громче, тем жалобней ее страдания, — усмехнулся государь. — Вам ее жалко?

— Мне жалко времени, которое у нас отняли, — ответила я. — А еще мне жаль литенцев, вынужденных терпеть ежедневно то, что мы наблюдали на тракте. И пока я сочувствовала всему городу, моя жалость иссякла. Похоже, она не беспредельна.

— Но Сурди – девица! — не выдержал жених баронессы. — Она нежна и невинна! Молю, государь…

— Так о чем вы там говорили, ваша милость? — не обращая внимания на графа, спросил монарх. — Вы продолжайте-продолжайте, у вас недурно получается. Так что там с моим народом и вашим радением за мою власть?

Барон открыл рот, но отчего-то не решился исполнить повеление короля. Должно быть, до него, наконец, дошло, что происходит. Его милость невразумительно хмыкнул, одернул рукава сюртука и вдруг переспросил с неожиданным подобострастием:

— Что продолжать, Ваше Величество?

— Ваше сиятельство! — градоначальник шагнул вперед. Его взор был устремлен на меня: — Вы ведь женщина, вы же понимаете, как ей, бедняжке, сейчас страшно. Прошу, замолвите слово за баронессу. Она не выдержит истязаний!

Я промолчала. В гостиной находился государь, и он принимал решение о чье-либо участи, как и раздавал право, кому спросить, а кому ответить. Нарушать этикет в доме градоначальника Литена я не собиралась.

— Госпожа графиня, молю!

— Ваше сиятельство, вас в хлеву воспитывали? — не глядя на графа, вопросил монарх, после устремил на него взор и уже не сводил, продолжая чеканить: — Или вы почитаете себя превыше всех законов?

— Позвольте высказаться, государь, — наконец, заговорила я. Король кивнул, и я развернулась к нему, так показав, что отвечать градоначальнику я не собираюсь, но желаю говорить с самим монархом, и Ив поглядел на меня: — Смею заметить, Ваше Величество, что его сиятельство законы почитает, и первый из них – требования будущего тестя и его взбалмошного семейства. Так что, если уж у кого-то и спрашивать отчета, то у хозяина его сиятельства – барона Говмонда. И желание, чтобы городские стражи сопровождали баронессу, принадлежало именно ее отцу, а будущий зять не сумел возразить. Он души не чает в своей невесте.