В плену Обмана (СИ) - Шагаева Наталья - Страница 5

Если быть честной, то парень привлекательный: светлые волосы, голубоглазый с мужественными чертами лица и наглой ухмылкой на чувственных губах. На сильной шее ближе к уху татуировка черной латинской буквы «N». Под кожаной курткой белая футболка с рисунком черного ворона, обтягивающая торс, на груди болтается металлический кулон в виде жетона с цифрами, а на руке множество кожаных браслетов. Но его наглость и бестактность переходит границы моего понимания. Не успеваю ничего сообразить, как парень ловко выхватывает из моих рук телефон.

— Отдайте, это уже… — запинаюсь, потому что никак не могу вспомнить это слово на русском. А парню, кажется, весело, он играет со мной, ловко уклоняется, что-то пишет и делает дозвон на свой телефон.

— Спасибо за номер, сладкая, я позвоню, — возвращает аппарат. Вздрагиваю, когда позади нас сигналит машина. — Как тебя зовут? — спрашивает он.

— Никак, я вызываю полицию! — начинаю злиться.

— Извини, я бы, конечно, дождался с тобой ментов, было бы забавно послушать, в чем ты меня обвинишь, но мне пора. Поцелуешь на прощание? — спрашивает, кривовато улыбаясь, будто пытается сдержать смех.

— Vete al diablo! — посылаю его на испанском, потом что ругаться на русском меня никто не учил.

— Ууу какая ты злая, зайка, — смеется он, вновь неожиданно быстро целует меня в щеку и убегает к машине.

Дышу глубоко и быстро захожу в магазин.

— Только не оборачивайся. Не оборачивайся, — говорю себе, но все равно оборачиваюсь и смотрю, как черно-желтая спортивная БМВ с визгом выруливает со стоянки.

Идиот! Какой-то ненормальный! И никто даже не заступился за меня! Рабочие — взрослые мужчины — лишь смеются. Тут принято приставать к девушкам? В нашей стране я бы могла подать за это в суд!

— Но так же нельзя! — возмущаюсь я, рассказывая Еве про мерзавца, который меня поцеловал.

— Что, прям взял и по-настоящему поцеловал посреди улицы? — спрашивает Ева, помешивая соус для пасты.

Она готовит ужин, а я играю с Мари, складывая вместе с ней кубики. Только я строю, а Мари с удовольствием и громким смехом все ломает и заставляет меня строить заново. Племянница у меня вся в папу, любит командовать и управлять людьми. Пока она главный член нашей семьи, а мы ее подчинённые.

— Да, с языком! Он трогал мои волосы, вдыхал запах и называл «зайкой»! Это нормально?

— Ну, это ласковое прозвище. Это мило, — хихикает Ева.

— Ты так говоришь, как будто это все в порядке вещей! — хмурюсь, собирая с пола разбросанные Мари кубики.

— Нет, конечно, но в тюрьму у нас за это не сажают. Это забавно, оригинально, я бы сказала. Он тебе не понравился? — хитро спрашивает Ева, проверяя мясо в духовке.

Кто бы мог подумать — как женщину меняет материнство! Давид привез ее к нам совсем девочкой, милой, стеснительной и даже немного испуганной, а сейчас она уверенная в себе красивая женщина. Даже фигура поменялась — стала более пышной, прибавилось форм. Но главное — блеск неподдельного счастья в глазах. Мне всего двадцать три года, по европейским меркам я еще слишком молода для замужества. Но как говорит моя мама — во мне играют русские гены. Я хочу замуж. Хочу верного любящего мужа и вот такую маленькую дочку. Хочу семью, уют и душевное тепло. И как все женщины, хочу настоящую любовь. Чтобы раз и навсегда. Кто-то мечтает о карьере, кто-то о богатстве, а я о настоящей любви. Возможно, в нашем прагматичном мире это глупо, но я так хочу, потому что считаю, что настоящая искренняя любовь — это что-то из разряда фантастики. А я хочу чуда в жизни.

— Ну да, он был симпатичный, но это не даёт ему право так себя вести!

— Он тебе понравился! — подмигивает мне Ева, накрывая на стол

.— Ну да, если бы он просто подошел познакомиться, возможно, я бы и выпила с ним кофе, но вот так внаглую…

— И кто там такой наглый?! — в кухню входит Давид, снимая на ходу галстук.

— Один местный идиот! — отвечаю, беру Мари, держу ее за ручки и вожу по полу. Она уже ходит сама, но на кухне скользкий плиточный пол, поэтому мы поддерживаем нашу малышку.

— Конкретнее — кто он?! — спрашивает брат, приподнимая брови.

Происходит что-то странное, Ева не кидается к Давиду и не светится от счастья, как только входит брат, а, наоборот, отворачивается, суетясь с едой, стараясь не смотреть на Давида. Вроде бы они с утра не ругались.

— Ой, не начинай, — отмахиваюсь я, и Давид подхватывает Мари на руки и начинает говорить с ней по испански, спрашивая, как прошел ее день, целует дочь в волосы и снимает с руки часы, отдавая их на растерзание Мари.

Подхожу к Еве и помогаю ей с салатом.

— Что произошло? Вы поссорились? — шепотом спрашиваю.

— Нет, — спокойно безэмоционально отвечает Ева, но я-то вижу, что что-то не так. Оглядываюсь на Давида, но он увлечен общением с дочерью. — Ев? — толкаю ее плечом, и она натянуто улыбается. — Рассказывай, — шепчу ей на ухо. — Что он натворил?

— Ничего, я сама себя накрутила, — шепчет в ответ Ева.

Давид сажает Мари за столик для кормления, и та увлеченно пытается разбить его часы об столешницу. Он подходит к Еве, резко разворачивает к себе, обхватывает за подбородок и молча вопросительно поднимает брови. Ева хмурится и опускает глаза. И это прекрасно, потому что они понимают друг друга без слов. Я вдруг поняла, что моя мечта не глупа и не случайна. Я хочу того, чего нет и никогда не было. Я не любила Фернандо. Первый поцелуй, первый неудачный секс — да и второй и последующие тоже — просто создали иллюзии. Я не любила его, и он меня тоже.

— Давайте ужинать, — говорит Ева, пытаясь увернуться от Давида.

— Мы не будем ужинать, пока ты не объяснишь мне, что происходит, — отвечает Давид, хватает Еву и выводит в гостиную.

А я улыбаюсь Мари и сажусь за стол с ней рядом. Вынимаю из кармана телефон, замечаю несколько сообщений и один пропущенный звонок, открываю его и вспоминаю, что это номер того наглого мерзавца. Нажимаю на удаление, и на экране высвечивается вопрос: «Вы действительно хотите удалить этот номер — “Да” или “Нет”». Задумываюсь, кусаю губы и нажимаю на «нет», сохраняя номер под именем «Мерзавец». Убираю телефон в карман вполне довольная собой.

Через несколько минут в столовую возвращаются Давид и вполне довольная Ева. Мы ужинаем в теплой семейной обстановке, не хватает только нашей мамы, но она обещала скоро нас навестить.

После ужина ещё немного играю с Мари, пока Ева не забирает ее спать. Давид уходит в кабинет, а я поднимаюсь в свою комнату. Включаю напольный светильник, задергиваю шторы, вынимаю из кармана телефон и кидаю его на кровать. Ноги гудят от каблуков, и от дневной суеты немного болит голова. С удовольствием снимаю платье, колготки и нижнее белье, кидая всё в кресло. Снимаю сережки, браслет, но напряжение не уходит. Иду и включаю воду, набираю теплую ванну, добавляю пены с лавандовым маслом и погружаюсь в воду. Закрываю глаза и расслабляюсь, глубоко вдыхая. В голове медленно плывут мысли о моем бутике, новой коллекции, возникают новые идеи, потом проносится сегодняшний день, монтажники… и образ мерзавца, который меня поцеловал. Зажмуриваюсь, трясу головой, пытаясь выгнать из нее этого нахала, но ничего не выходит, и я отпускаю мысли, разрешая им наполнять меня.

Я помню его запах — такой необычный, приятный, с нотками бергамота. И вкус мятного поцелуя. А поцелуй был настоящий и правда вкусный, будоражащий. Меня никто так не целовал — нагло и бесцеремонно. Прогибаюсь в воде, съезжая ниже и полностью погружаясь в воду. Губы у него такие требовательные и в то же время мягкие, и внешность для меня необычная: наши мужчины — брюнеты и шатены с темными глазами, а у мерзавца они голубые, как ясное небо, и волосы цвета пшеницы, непослушные, немного небрежные, но ему идет. Веду ладонью по шее и ниже, представляя руки этого парня, и мне нравятся эти ощущения.