Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll" - Страница 135

Фрея хотела увидеться с ним. Хотела больше, чем чего-либо когда-нибудь, но в то же время считала это глупостью. В итоге застряла где-то между разумом и сердцем — известная развилка, где потеряли себя многие, пытаясь найти правильный путь. Утренний звонок был сердечным порывом, когда сложенный чемодан — велением разума. Она застряла между ними, но накаленная до предела обстановка не помогала с решением.

С Джоном всё было намного проще, и отчасти Фрея скучала за этим. Не за парнем, но за собой, которой оставалась рядом с ним. Пусть Джон всё чаще докучал ей, самые невинные прикосновения вызывали неприятную дрожь, а одна мысль о поцелуе с ним была тошнотворной, не говоря уже о большем, но, чтобы она согласилась провести с ним остаток жизни, было достаточно только его любви. Между ними было так много отличий, но все они утопали в скупых признаниях, что всякий раз заставляли её трепетать и терять себя в мечтах о том, что беззаботность будет продолжаться вечность. Они должны были быть вместе, и ничто не могло этого изменить. Теперь Фрея не представляла возможным этому случиться. Если бы она осмелилась тогда уехать с парнем в Америку, то совершила бы самую большую ошибку своей жизни.

Тем не менее, обманывать себя в любви к другому человеку оказалось намного проще, чем испытывать это странное чувство по-настоящему. Фрея так много воображала, какой должна быть настоящая любовь, перенося описания из книг в жизнь, где не было места романтике. Джон не мог стать героем ни разлогого любовного романа, ни короткой мелодраматической пьесы, но всё же она сумела превратить их отношения в драму, будто ей это ничего не стоило. И всё же вряд ли их могло ожидать что-то другое, даже если бы Фрея никогда не встретила Джеймса. Они были обречены её пустым холодным сердцем, преисполненным мечтой, но не любовью.

Быть с Джеймсом приносило наибольшую радость и наисильнейшую боль, что ей приходилось испытывать за свою короткую жизнь. Любить кого-то оказалось достаточно странно. Для неё это означало отдавать другому человеку, не только свободу, привязанность и уязвимость, но всю себя без остатка. Фрее нравилось принадлежать Джеймсу, если только взаимным было уверенность в том, что и он принадлежал ей. И весь мир был неважен, когда они взглядом проникали под самую кожу, чтобы в ровной глади чужой души найти собственное отражение.

Она почувствовала на себе посторонний взгляд, что заставил открыть глаза. Это была Алисса. Девушка стояла тихо, не издавая звука, чем не выдавала своего присутствия. Смотрела на подругу с молчаливым беспокойством, упрямо не произнося и слова, покуда понимала, что всё было лишним.

— Всё в порядке, — тихо произнесла Фрея в ответ на немой упрек. Она несколько дней подряд не покидала своей комнаты, игнорируя попытки друзей достучаться и помочь. Вышла, только чтобы собрать вещи Джеймса и отнести ему, как ни в чем не бывало. Поссорилась с отцом, выдав свою привязанность к парню. И, очевидно, не была в порядке. — Прости меня, пожалуйста, — тяжелая голова упала вниз, когда из глаз брызнули колючие слезы. Фрея порядком ненавидела себя за эту слабость.

Алисса в мгновенье ока оказалась рядом. Фрея прижалась к подруге, когда та заключила её в крепкие объятия. Эхо от застрявшего в голове крика начало оставлять её, отпуская голову.

— Всё должно было быть иначе. Я хотела, чтобы всё было иначе. Прости меня, — продолжала повторять, крепко зажмурив глаза. — Мы должны были провести это время вместе. Нам должно было быть весело.

— Нам и было весело, — спокойно ответила Алисса с мягкой улыбкой. Она чуть отстранилась от девушки, только чтобы посмотреть в её покрасневшие глаза и бережно вытереть слезы. — Всё было замечательно. И если ты возьмешь себя в руки, то и будет. У нас ещё полно времени для этого.

— Да, ты права, — Фрея выдержала паузу, прежде чем ответить. Нахмурилась, качнув головой в подтверждение слов девушки, грубо потерла ладонями раскрасневшиеся глаза, а затем даже позвонила себе выпустить неуверенный смешок. — Впрочем, как всегда.

Самообман ничего не мог решить, поэтому Фрея даже не пыталась применить его по отношению к себе. Вместо этого выпила таблетку от головной боли, умыла лицо в холодной воде, тщательно расчесала волосы и собрала в аккуратной прическе, чего не делала на протяжении последних нескольких дней. Платье матери решила без сожалений выбросить. У него уже не было шанса стать лучше, да и к тому же воспоминания, связанные с ним, были не лучшими.

На встречу с Оливером решилась взять чемодан Джеймса, чтобы тот передал его брату, и плевать, в каких отношениях они находились. Парень не испытывал прежних нетерпения и злости, когда ей стоило упомянуть имя Джеймса. Похоже, Оливер принял неизбежность их отношений и собственную беспомощность в предотвращении того, что успело случиться вопреки его худшим опасениям.

Они прошлись по излюбленным местам, что имели привычку называть своими. Между ними завязался глубокий разговор, в котором Фрея окончательно выпустила из головы крик в попытке объяснить, что испытывала прежде, и что творилось с ней теперь. Фрея была откровенна с парнем, выворачивая наизнанку душу, что давалось не так уж просто. Они были друзьями достаточно долго, чтобы заслуживать честности и понимания перед друг другом. И в этот раз она заставила Оливера понять её и принять. Он был учтивым и понимающим. Прежние обвинения не имели места в их разговоре. В конце концов, обретя новых друзей, Фрея не хотела терять старых.

Ей не хватало этого.

— Ты не потеряешь меня, как друга. Никогда, — произнесла парню на ухо, когда они обнялись на прощание. — Обещаю, что невзирая ни на что мы будем в порядке, — отстранившись, Фрея протянула другу мизинец, который он пожал с неловкой улыбкой.

— Прости, что сорвался тогда. Ты ведь знаешь, что причина не только во всем этом, — Оливер нахмурился, опустив глаза вниз.

Конечно, она знала. Он сам ей некогда рассказал о своей привязанности к девушке, которая была более расположена к Джеймсу, что раньше ещё могло удивить Фрею. Всё, что она могла ответить на это тогда так это, что всё обойдётся, однажды та девушка поймет, каким Джеймс был на самом деле, и придет к осознанию собственной глупости перед отвержением чувств Оливера, но к тому времени он сам её разлюбит. Они вместе смеялись над этим, и как всё вдруг повернулось? Единственной, кто сумел увидеть, каким Джеймс был на самом деле, оказалась Фрея, когда та девушка по-прежнему была ослеплена наружным блеском его харизмы, игнорируя Оливера, которого так и не оставили чувства к ней.

Фрея молча сжала плечо парня, покуда слова были лишними. Обнадеживающее «однажды» обдавало холодом жалкого самообмана. Всё же они не могли предугадать, как всё может обернуться. Пытаться предположить будущее затея совершенно бесполезная, но в то же время опасная. Ожидание полно напрасной надежды, что рассыпается в осевшей на легких пыли, от которой слишком просто задохнуться.

— Не хочешь сама это сделать? — Оливер протянул ей чемодан, сжатый в ладони. Губы вытянулись в мягкой усталой улыбке.

— Нет. Сейчас это не лучшая идея, — девушка нахмурилась, покачав отрицательно головой. — Не уверена, что ещё когда-нибудь окажусь в вашем доме гостьей. Мне жаль.

— Я бы мог обидеться, если бы не знал свою мать достаточно хорошо, — Оливер пожал плечами.

Возвращаться домой не хотелось. Фрея предвидела разговор с отцом, что должен был стать ещё более напряженным и неловким, чем тот, что произошел утром. Ведь он должен был спросить, почему она так яростно отстаивала честь Джеймса Кромфорда. Девушка пыталась бы держать себя в руках до последнего, сохраняя напускной невозмутимый вид, пока не сорвалась бы и не выдала разом всё, что крутилось на кончике языка. Это привело бы к ссоре. Очередной после последней, случившейся накануне её отъезда в Оксфорд.

И Фрея не могла без волнения воображать, как отец велел забыть о Джеймсе. Запрещал видеться с парнем и даже думать о нем. Намного хуже будет, если он ничего не ответит. Разочарованного пустого взгляда она боялась намного больше, чем сорванного в крике голоса. Молчание их окончательно рассоединит, превратит в незнакомцев, погасит их семейный огонь без шанса разжечь заново. И никто другой, кроме Фреи, не будет испытывать вину за это.