Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll" - Страница 185

— Я имею в виду, — Фрея запнулась, чтобы оглянуться и убедиться, что их никто не подслушивал, будто должна была произнести кокое-небудь запретное слово. Джеймс застыл в ожидании, когда она продолжала мысленно умолять его не вынуждать произносит объяснения вслух, словно в нем было что-то постыдное. — Я имею в виду свадьбу, — произнесла почти шепотом, наклонившись чуть вперед. — Мы не можем не пригласить её на свадьбу.

Джеймс усмехнулся в ответ. Его забавляла скрытость Фреи, что была совершенно лишней. Он не боялся так сильно этого слова, как она. Ему даже нравилось, как оно звучало, касаясь их, а не кого-то другого, знакомого или же безысвестного. Прошло не так много времени с тех пор, как оно его пугало и смешило одновременно, но теперь на улыбку его пробивала лишь неловкость Фреи.

Закатив глаза в ответ, она ущипнула его за руку, прежде чем проскользнуть внутрь закусочной, где как раз распахнулись двери. Джеймс понял, что смутил Фрею, хоть и сделал это ненамеренно. Не в силах стереть дурацкой улыбки с лица, он последовал за ней внутрь.

— Так, ты вроде как теперь моя невеста? — Джеймс остановился позади Фреи, когда она выглядывала свободный столик. Её волнение давало о себе знать через сжатые впереди себя в крепкий замок ладони и легкое покачивание на пятках.

— Наверное, так и есть, — ей пришлось прочистить горло, прежде чем ответить. — Только если твоё предложение ещё в силе.

— Только если в силе твоё обещание, — Фрея обернулась, чтобы смерить парня взглядом, когда прямо перед их носом освободился столик. Джеймс подмигнул ей, а затем поттолкнул вперед. — Так, когда ты хочешь, чтобы церемония состоялась? — спросил с напускной серьезностью, помогая девушке снять пальто.

— Предлагаю обсудить это после того, как на моем безымянном пальце появиться обручальное кольцо.

Джеймс хмыкнул в ответ, но не стал возражать. Фрея же выдохнула с облегчением, когда тема, что вызывала у неё по большей мере смятение и неловкость, оказалась закрыта. В течение ужина она позволила себе немного расслабиться. Груз последних дней стал легче, хоть и повод для отвлечения был выбран не лучший. Стоило ей вернуться в комнату, как к ней вернулась рассеяность, взрощенная беспокойством, что не дало которую ночь подряд сомкнуть глаз.

Она ворочалась в постели, безуспешно пытаясь угадать, где теперь мог быть Оливер. Дело было в Марте. В этом Фрея была уверена наверняка. Вот только куда именно призрак девушки должен был привести парня, она не понимала, хоть вариантов было не так уж много.

Стук в дверь посреди ночи заставил её подскочить с места. Алисса спала достаточно крепко, чтобы даже не расслышать его, но Фрее всё равно было не до сна. Она не теряла времени, чтобы спросить, кто это был, прежде чем открыла двери, за которыми оказалась сонная вахтерша. Фрею вызывали к телефону.

Она набросила на плечи халат, бегло натянула шерстяные носки и побежала вниз, сломя ноги. Схватилась за телефонную трубку, как за спасательную соломинку. И стоило ей распознать голос Оливера, как не смогла удержаться от облегченного вздоха.

Фамилиия Кромфорд была у Фреи на слуху ещё задолго до знакомства с Оливером. Джеймс был лучшим другом Дункана с первых школьных дней. Всякий раз во время каникул, что во время войны затянулись на несколько лет, она слушала росказни кузена об его смелых и бесстрашных друзьях, втайне мечтая обзавестись кем-то вроде них или стать частью их небольшой компании, что было решительно невозможно. Долгое время Дункан был её единственным другом, поэтому большая часть воспоминаний из детства была связана именно с ним.

В закрытой школе для девочек, куда она была отправлена из воли матери, Фрея не могла найти ни единой подруги. Её попытки примкнуть к чьей-то компании были жалкими и унизительными, но только после войны, вернувшись обратно, она их прекратила. Ей было невдомек, чем она могла отличаться от остальных, почему её с таким усердием отталкивали, и каким образом сумели обзавестись подругами все, кроме неё. Большую часть времени Фрея чувствовала себя призраком, застрявшим в стенах старой школы, которого упрямо игнорировали и нарочно не замечали. Ей не было с кем поговорить, чтобы поделиться впечатлениями или эмоциями, разделить печаль или радость, узнать новую историю или даже немного посплетничать. Её замечали, только когда она садилась за рисование. С интересом заглядывали за плечо и с пренебрежительной насмешкой обсуждали нарисованное, будто её не было рядом. Фрея же пыталась не обращать внимания ни на громкие перешептывания за спиной, ни на вырастающие на бумаге тени. Продолжала рисовать с самым невозмутимым видом, испытывая глубоко подкожное возмущение.

Оставив попытки понять одноклассниц, Фрея быстро возненавидела их. Была тихой и незаметной в подслушивании их сплетен, что колекционировала на полках памяти, как ценность. С любопытством внимала чужим разговорам, беря на себя роль немой собеседницы. Перехватывала последние новости из громкого перешептывания и всегда оставалась в курсе происходящего, даже если не понимала, что это могло означать. Ей не было у кого спросить, уточнить, узнать больше, поэтому зачастую довольствовалась подхваченными в воздухе обрывками фраз и собственным вымыслом, что приводили к неправильным умозаключениям, которым Фрея не отдавала отчета.

Встреча с Оливером стала для неё глотком свежего воздуха. Это было первое лето, когда отец забрал её из школы и повез не в Дамфрис, как было ею предусмотрено, а в летний домик в Сент-Айвсе, где в последний раз они были втроем с матерью. Ванесса любила это место больше остальных, где ей приходилось бывать. И кроме внешней схожести, именно глубокая привязанность к дому в приморском городке объединяла её с дочерью, как ничто другое. Фрея испытывала приятное нетерпение. Её восторга не могла затмить даже мысль о том, что в Сент-Айвсе она тоже оставалась без друзей. Дункан в это время был с родителями в Бате и увидеться они должны были не раньше, как через полтора месяца, что впервые не нагоняло тоски.

В городе, где воздух был полон морской соли и крика чаек, Фрея чувствовала свободу. Она обожала легкие летние платья, ветер в распущенных волосах и босоногие прогулки по песчанному пляжу. В Сент-Айвсе одиночество было не наказанием, а упоением, в котором девочка отчаянно нуждалась после возвращения в школу, что далось ей особо тяжело.

Отец отпускал её в город исключительно в компании кухарки или горничной, которые днем отправлялись исключительно на рынок, где ей было неинтересно, а ночью — на танцы, для которых она была слишком мала, невзирая на то, что в то лето Фрее было уже тринадцать. К счастью, ей удавалось всякий раз уговаривать строгую сопровождающую отпустить её восвояси всего на несколько часов. Клялась вернуться домой вовремя, чтобы не быть заподозреной в сговоре, и ни разу не нарушила искреннего обещания, что стоило намного большего, чем она сама признавала.

Они столкнулись случайно. Оливер ехал на велосипеде, когда Фрея легким шагом пешком гуляла на улице. Оба приближались к углу одного дома, за которым не могли заметить приближающихся фигур, прежде чем вылетели друг напротив друга, перепугав досмерти. Оливер сбил Фрею с ног, прежде чем сам упал с дурацкого велосипеда. Он счесал кожу на коленях и ладонях, когда она ударилась затылком о выложенный ровным рядом булыжник. Мальчик подхватился с места первым, причем так ловко, будто это не стоило ему усилий, чтобы в следующую же минуту протянуть незнакомке руку. Фрея успела вложить свою ладонь в его, когда он вдруг отпустил её, чтобы упасть перед ней на корточки.

— У тебя, кажется, кровь, — Оливер заметил среди уличной пыли капли крови, расплывшиеся на земле мрачным рисунком.

— У тебя тоже, — Фрея даже сумела усмехнуться. Пыталась самостоятельно подняться, пока не почувствовала, как правая нога как будто затерпла.

— Кажется, ты упала на огромный осколок стекла. Он прямо таки застрял у тебя под кожей, — Оливер объяснил очевидное, что и без того предстало перед глазами. При виде торчащего из ноги осколка у Фреи закружилась голова.