Хозяин «Логова» - Мари Ардмир - Страница 11

– Может, это время болезни? – озвучила я первую пришедшую мысль. – Эванжелина говорила, что после расставания с Оргесом IV свекресса едва не погибла от лихорадки.

– Не думаю. Скорее всего, блок поставили до так называемой болезни, а лихорадка – это уже реакция разума на запрет вспоминать.

– Оргес хотел ее убить?

– Не исключено. – Тороп убрал с лица тарийки налипшие пряди, промокнул влажный лоб полотенцем, с тревогой вглядываясь в заострившиеся черты лица. – Блок может быть и ключом к сознанию, и толчком к самоубийству. Я подумал об этом еще во время ее отравления грибами, а теперь просто уверен.

– Из-за побегов?

– Нет. Сбегать она начала, когда уверилась, что мы с нее глаз не спустим. А до этого она несколько раз пыталась себя умертвить. Правда, не так виртуозно, как ты в свое время… – многозначительно хмыкнул вояка, припомнив времена моего отчаяния после визита в захороненную Гьязу. – Однако настойчивости ей не занимать. Уж если травиться, то всем, начиная с уксуса, заканчивая мылом. Выброситься из окна и удавиться тоже пыталась, на ее счастье, здесь есть Зои и Бузя.

– Травится и весится? Никакой фантазии. Нет чтоб подавиться клоком собственных волос. Всегда при себе, надергать можно в любое время, и не только с головы, – посетовала я и получила увесистый шлепок пониже спины. Тороп, негодяй, через всю кровать дотянулся, чтобы «высказать» свое мнение. Замахнулся повторно, но я уже отсела и удостоилась лишь тяжелого взгляда.

– Чтобы больше я этого не слышал!

– А что такого? – наигранно изумилась. – Пусть она и мадам от рождения, но вряд ли блюдет безволосую чистоту. Ну-ка скажи, у нее ноги мохнатые?

– Торика ЭлЛорвил, ты меня поняла, – произнес бывший вояка, одной лишь интонацией предупреждая – не шути.

– Хорошо. Я поняла. Но хочу напомнить, что я еще и Дори. А это значит…

– Что шлепать ее могу только я, – раздалось от двери.

Вздрогнув от одного лишь звука голоса, я обернулась. Инваго бесшумно прошел к кровати, навис надо мной и медленно уплывающей в беспамятство свекрессой.

– Как она? – спросил он у Торопа.

– До утра продержится. А там, может быть, вам удастся поговорить… еще раз.

Так Инваго все это время знал о состоянии крестной и ничего не сделал?

– Хорошо. – Дори погладил болезную по руке и перевел пытливый взгляд на меня.

– Что?

Тысяча вопросов о том, почему Хран и Инваго не сидят у ложа Гаммиры, почему не спасают ее от блока, предпочитая бегать по просторам Ариваски за подземным зверьем, молчать о странной связи между демоном Горным и уродом Уросом, померкли при воспоминании несуразной фразы «Буду как штык».

– Что ты смотришь? – Воинственные нотки хорошо скрывали панику, но не дрожь. И я поморщилась от звучания собственных слов.

– Покормишь?

– Кого? – спросила, точно зная: если с этим му-ж-жем прибыл новый обоз и двадцать с лишним нелюдей, я удавлю его здесь и сейчас.

– Меня… – ответил он и повторил со странной интонацией: – Покормишь?

– С ложечки? – Несмотря на браваду, голос все еще звенел дрожью.

– Можно и так. – Он взял меня за руку, потянул на себя. – Доброй ночи, Тороп, хороших снов, крестная.

– И вам, – раздалось в ответ, когда дверь за нами закрылась.

– Гаммира? Это была Гаммира! – Я остановилась, не давая себя увести. – Ты хотел с ней поговорить.

– Утром.

– А может… – Мне совсем не хотелось оставаться с ним тет-а-тет, для побега я была готова найти любой подходящий и не очень повод.

– Утром, Тора. – Инваго сжал мою ладонь и коварно улыбнулся: – Ну или сразу после того, как ты меня помоешь.

Зря пугал.

Он и мылся, и ел сам. Правда, в спешке, словно и думать не мог ни о чем, кроме постели. И бросал он на нее столь вожделенные взгляды, что я поспешила отступить к стене. Вдоль нее аккуратно переместилась к двери и уже почти коснулась ручки, как надо мной раздалось громовое «Тора… Спать!».

Вопреки разом накатившей сонливости и усугубившей ее вялости я заторможено обернулась.

– Спать так спать. Зачем же так орать?..

– Поговори мне еще, – фыркнул Дори и подхватил меня на руки. – Дал бог и не кается.

– Ты тоже не очень расстроен, – шепнула я и уплыла в сон, полный щемящей нежности синего взгляда и мягкой улыбки с ямочкой на левой щеке.

Второй день моего пребывания в «Логове» был не таким насыщенным, как первый, и оттого незапоминающимся. Проснулась поздно, в одежде и одна. Почти порадовалась – Инваго не своевольничал и меня не раздевал, но рубашка, вывернутая наизнанку, и ремень, неверно застегнутый, быстро объяснили, что радость преждевременна. В остальном в родном уютном детище было тихо. Малышня играла с Бузей, Тороп занимался Гаммирой, я – инспекцией схронов в кухне, подполе и ныне исчезнувшей конюшне.

К моему несчастью, вернее, к несчастью всего рода Дори, мои накопления за годы хозяйствования пришли в негодность. Под ударом ли самого Инваго или благодаря дыханию напавшей на «Логово» твари золото оплавилось и теперь драгоценной кляксой украшало разделочный стол и бутыли с соленьями, а серебро странным образом пропитало столбик, в котором хранилось. И этот столбик, вырванный из земли и кем-то с силой отброшенный, теперь, как гвоздик для подковы, украшал собой вход в таверну.

Я долго думала, как его оттуда убрать, ждать ли нелюдей, демона или всесильного тарийца и недодемона в одном лице, но все решил надзиратель Бузя. Крот, чтоб ему икалось трое суток подряд, без спроса принял образ черного ужаса, подошел со спины и лапой сбил гвоздик-столбик, который мне чуть было ногу не отдавил. А впрочем, если бы и отдавил, я бы не заметила. Вид огромной лапы с когтями в метр длиной, да еще вблизи, надолго выбил меня из колеи. Я даже возражать не стала, когда явился Инваго с уже надоевшим «Спать».

Погружение в сон произошло почти мгновенно, а вот с пробуждением я бы повременила до следующей ночи. Чувственное сновидение, до краев наполненное негой, было томительно нежным и соблазнительным. Россыпь медленных смакующих поцелуев на шее и плечах. Легкие поглаживания живота и бедер. Голос, чуть хрипящий обещанием, ускоряющий кровь. И только я начала вникать в слова, ожидая признания, в голове моей вдруг раздалось: «Мракобесье, дорогая, ты отлежала мне руку!»

Нет! Это явно из кошмара, мысленно отмахнулась я и уже почти вернулась в негу, как вдруг над ухом раздалось:

– Тора? Торика… просыпайся.

Не видя в пробуждении никакого смысла и все еще надеясь досмотреть свой томный сон, лишь нахмурилась.

– Тора, мне нужно уходить, – заявил Инваго твердо и, похлопав меня по бедру, развеял последние ниточки видения.

Исчезли поцелуи и прикосновения, появились запах, свет, странная жесткость подушки и боль в затекшей шее.

– Иди, – пробурчала я, ткнувшись носом в наволочку, тонко пахнущую тарийцем, – тебя никто не держит.

– Тут я бы поспорил, – ответил он ехидно, и мне пришлось открыть глаза.

Итак, я лежу на боку, в своей спальне, на своей кровати и почти на своей половине, на мне надето… судя по ощущением, что-то надето, но это не важно. Куда важнее, что вместо подушки у меня рука му-ж-жа, в которую я невесть с какого перепуга вцепилась как в родную.

Разжав пальцы, я отпустила Инваго и накрылась одеялом с головой. Чтобы не видеть, не слышать и пристального взгляда не ощущать. Вот только одеяло не помогло, наглый тариец отогнул его край и прошептал, дыханием согревая мою щеку:

– Хорошенько отдохни сегодня, завтра будет трудный день.

– Угу…

Далее было пожелание доброго утра, мягкое прикосновение к плечу и едва ощутимое движение воздуха. Ушел. Наконец-то!

Сладко потянувшись и крепче обняв уже настоящую подушку, я протяжно вздохнула, закрыла глаза и провалилась в новый сон. Поначалу непрозрачно черный, он прояснился, обрисовав обстановку моей спальни в «Логове», отразив раннее утро за окном и темную фигуру, застывшую у кровати.