Новое назначение (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 20

— А как отнесся? Жена родила, так обратно-то не засунешь. Да дело-то такое, житейское. Не они первые, не они последние. Бывало и раньше, если муж в плавание, а молодая жена с его родителями живет, то свекор со снохой и согрешат. Может, даже и лучше, если с отцом, а не с кобелем соседским? У нас и похуже было — дьякон вдовый собственную дочь обрюхатил. Худо конечно, но робятенок бегает, все радость. А тут... Николай — сына так звать, на жену поорал, стукнул разочек, с отцом поцапался, а жить-то надо. Супруга, как ни крути, законная, в церкви венчаны. А где двое детей, там и трое. Конечно, лучше бы им съехать, но куда? Все дома заняты, с работой худо. Вот и надумал Егор Николаевич сыну с невесткой и внуками дом оставить, да на старости лет в примаки идти. Будь это до войны — такого мужика сразу бы взяли. Жалованье у механиков семьдесят рублей в месяц было, а то и сто.

Я встал, подошел к Галине, обнял ее за плечи.

— Ты у меня чудо, а не женщина, — сказал я, осторожно целуя ее в макушку. — Соберешься замуж — воля твоя.

Галина прижала мои руки к груди, а я опять кинул взгляд на часы. А время-то еще есть!

— Замуж выйти я тебя благословил, но пока ты еще не замужем, пойдем-ка в комнату.

Хозяйка пыталась возражать, но не очень настойчиво...

На службу я явился вовремя. Как всегда, дежурный уже приготовил мне срочную почту и телеграфную «лапшу», поступившую за ночь.

Из Москвы, из центрального аппарата, пришла телеграмма, требующая срочно, немедленно (зачем повторяться-то?) этапировать в столицу несколько особо важных граждан, задержанных при освобождении Архангельска и Мурманска, и передать их в распоряжение Наркоминдела.

И кого это нужно отправить, да еще народному комиссариату иностранных дел?

Итак, первым в списке идет гражданин Ермолов Василий Васильевич. Возможно, родственник выдающегося генерала, а может просто однофамилец. Но этот Ермолов, что сидит в архангельской тюрьме, в недавнем прошлом являлся управляющим Мурманским краем. Фигура, скажем так, не рядовая. Мы уже «выжали» из него все самое интересное, что пригодится Комиссии по расследованию последствий интервенции — две недели допрашивали, бумаги извели фунта два, не меньше, но это того стоило. Правда, Василий Васильевич уверял, что на приказах о расстрелах пленных красноармейцев стоит не его подпись, а замов, что тюрьму на Печеньге, недалеко от полярного круга, соорудили, когда он тяжело болел, а он был вообще не в курсе, и что концлагерь на Иоканьге, а это уже Заполярье, создали по приказу генерала Миллера, а сам Ермолов только и делал, что постоянно заботился о процветании Мурманского края.

Еще он упирал на то, каким унижениям его подвергли англичане.

Ермолова, ввиду важности его персоны, я допрашивал сам.

— Вы понимаете, гражданин Аксенов — я абсолютно сухопутный человек, а они надо мной издевались, — со слезой в голосе говорил Василий Васильевич. — Адмирал Грин пригласил меня на свой корабль, но, когда наша шлюпка подошла к борту, вместо трапа мне скинули веревочную лестницу. Представляете?! Веревочная лестница! Скользкая, неудобная. Я с огромным трудом поднялся по ней, трижды срывался. И вот, когда моя голова показывалась над бортом, англичане играли туш, а когда срывался, музыка прекращалась, и так трижды. Разве это не издевательство на русским человеком, да еще и руководителем края?

— А зачем вы вообще к англичанам поперлись? — поинтересовался я, соображая — стоит сочувствовать сухопутному правителю или нет?

— Я же занимался тем, что осуществлял взаимодействие гражданской администрации края и англо-американских и всех прочих вооруженных сил. Мой визит был исключительно деловым, а Грин — командующий военно-морскими силами Британии.

Ревтрибунал, приговоривший Ермолова к расстрелу, по моей настоятельной просьбе отложил исполнение приговора на неделю. Не из-за того, чтобы Ермолов мог подать апелляцию в вышестоящую инстанцию (кому бы он ее мог подать?), а из чисто деловых соображений. Я не успел выяснить — что было известно российской администрации о деятельности контрразведки англичан, пришлось допрашивать. Увы, Василий Васильевич здесь оказался малокомпетентен, сумев сообщить лишь, что взаимодействием разведок и контрразведок занимался непосредственно генерал Скобельцын — командующий Мурманским фронтом, и подполковник Жилинский — начальник Осведомительного отдела.

Скобельцын, как я знал, успел уйти в Финляндию, а Жилинский? Фамилия мне ни о чем не говорила, но, вполне возможно, что он сидит сейчас где-нибудь на Соловках, прикрываясь солдатскими документами.

Возможен иной вариант. Кольский полуостров освобождала седьмая армия, а ее штаб находится в Петрозаводске. Не исключено, что там же сейчас и пребывает господин Жилинский. Надо бы поинтересоваться у коллег. Петрозаводск это уже Карелия или еще Олонецкая губерния? Уточню.

Так что повезло однофамильцу генерала. Разумеется, его все равно расстреляют, но потом. Но кто знает? Может, Наркоминделу хочется узнать связи Северного правительства с европейскими государствами и использовать их в своих целях?

Второй гражданин, затребованный столицей, тоже любопытная персона. Москва, видимо, внимательно читает мои отчеты, раз обратила внимание, что среди задержанных имеется некий Алексей Михайлович Юрьев, бывший председатель Мурманского краевого совета, подписавший соглашение с американцами о сотрудничестве и, по сути, легализовавший интервенцию. А этот-то зачем нужен комиссариату по иностранным делам? Хотят уточнить пункты соглашения американцев и Мурманского краевого совета? Хм. Сомнительно.

Не поленившись, пошел смотреть папочку с материалами допросов на гражданина-товарища Юрьева. Так, ничего интересного. После роспуска краевого совета работал заведующим склада, потом переводчиком у американского консула Пирса.

Консул, в принципе, мог интересовать товарища Чичерина и его ведомство, но откуда же им известно, что переводчиком был именно Юрьев? У Чичерина собственной разведки нет. Хотя... может из самих Соединенных штатов пришла весточка? Дипломатические отношения мы установим не скоро, но кто сказал, что между Советской Россией и США нет никаких связующих ниточек?

Юрьева мы тоже собирались расстреливать, если честно, хотя он и напирал, что во всем виноват товарищ Троцкий, позволивший ему принять иностранную помощь.

Иногда мне хотелось крикнуть — ай да Вовка Аксенов, ай да сукин сын! Ну, не зря я убеждал ревтрибунал не производить расстрелы немедленно, а делать небольшую паузу между вынесением приговора и его исполнением — денька три-четыре, а лучше месяц. Но целый месяц трибунал ждать не согласился — дескать, а кто кормить-то станет? Но неделю мне выторговать удалось. Мало ли что может случиться, вдруг приговорили по ошибке? А ведь как чувствовал. И Ермолову с Юрьевым повезло.

А вот третьего гражданина, которого вместе с документами и материалами дела требовали дипломаты, я этапировать не смогу, потому что его-то как раз и расстреляли и безо всяких отсрочек. Из сорока арестованных по делу «Об отделении Архангельского края от РСФСР» десятерых приговорили к расстрелу. Разумеется, Лихоносов Аввакум Исаакович — Главный Кормчий и организатор АПА шел за главного, потом участники покушения на меня, еще три молодых чекиста, передавших своим соратникам сведения о моих передвижениях (на допросе говорили, что предателями себя не считают, с товарищами по АПА у них связь более крепкая, нежели с ВЧК), и еще четверо, что готовили покушение на предгубисполкома Попова, но не довели его до конца по независящим от их воли обстоятельствам.

Если с Юрьевым и с Ермоловым более-менее понятно, то с бывшим преподавателем Ломоносовской гимназии не очень. Не иначе, ведомство товарища Чичерина хочет изучать опыт сепаратистского движения на Русском Севере. Что ж, все бумаги, касающиеся Великой Коммунистической Помории, в Наркоминдел отправлю, как только сниму с них копии. Не сам, разумеется, на то секретарь-машинистка есть. И еще извинюсь, что самого Лихоносова уже нет, но здесь мне никто претензию не выразит, даже Чичерин, слывший великим человеколюбцем.