Новое назначение (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 9

Жаль, что я неправильный «попаданец». Иначе «открыл» бы какое-нибудь месторождение и почивал на лаврах до конца своих дней. Нет уж, нет уж, пусть каждый занимается своим делом. Пусть Александр Евгеньевич Ферсман (кстати, он академик или еще нет?) организует свою экспедицию, открывает, что ему и положено, а мы, органы ВЧК, поможем ему с охраной и со всем остальным, включая соблюдение строгой секретности!

За последние три недели мне стало казаться, что вся моя жизнь — это сплошные заседания и совещания. Помимо своей основной работы я теперь участвую в заседаниях Архангельского губернского комитета РКП (б) как член комитета, в совещаниях губернского исполнительного комитета, приходится бывать и на заседаниях горкома и горисполкома, посещать рабочие коллективы. Бывают еще и экстренные совещания-заседания, вроде того, что требуется срочно спасать «Соловья Будимировича».

«Соловей Будимирович» — ледокол, вышедший еще в январе из Архангельска в Мурманск, но по дороге, в Баренцевом море, попавший в ледовый плен и отнесенный в Карское море. Его мог бы спасти «Кузьма Минин», но правительство Северной области запретило использовать ледокол, потому что на него у них имелись собственные виды. Теперь чтобы спасти «Соловья» из ледового плена (там восемьдесят четыре человека экипажа и пассажиров), нужен ледокол типа «Святогора», а тот, между тем, уже угнан в Англию и нужно обращаться к английскому правительству, а еще и в Норвегию, чтобы те помогли углем и провизией, а потом и участием ледокола в спасении «Будимировича».

Мне с некоторым трудом удалось убедить товарищей из губернского исполнительного комитета, что обращаться напрямую к правительствам Англии и Норвегии Архангельский губисполком не имеет права, и что это прерогатива Совнаркома. Меня поначалу обозвали бюрократом и чинушей, но когда я пообещал, что в дискуссии вступать не стану, а просто арестую тех сотрудников — а то и весь губернский исполнительный комитет, которые через голову Москвы попытаются устанавливать дипломатические отношения с другими государствами и раздувать сепаратистские настроения, призадумались, спросили — что же такое «сепаратизм» и отправили телеграмму в Кремль, самому Ленину[3].

А у меня еще есть Комиссия по расследованиям жертв интервенции и должность начальника губчека.

Сегодня я провожу совещание среди оперативного состава — двух заместителей, четырех начальников отделов и сорока сотрудников. Пожалуй, так много подчиненных у меня еще никогда не было. А ведь у меня еще батальон охраны, раскиданный по разным берегам Северной Двины, и целый взвод красноармейцев, приданных Архангельскому губчека в качестве силовой поддержки.

Я уже рассказал сотрудникам о наших главных задачах, теперь перешел к практическим вопросам.

— Итак... — чуть было не брякнул по привычке «товарищи офицеры», но вовремя спохватился и сказал, — товарищи чекисты, объясняю вам первый и последний раз. Оперативный сотрудник имеет право задерживать подозрительную личность на срок до десяти суток. О каждом задержании вы обязаны составить рапорт на мое имя, изложить подробно и отдать его начальнику. Образец рапорта имеется. Далее — записать все данные о задержанном в книгу учета. Задача — в течение этого времени вам требуется собрать доказательство его вины. Или напротив — вы устанавливаете, что человек невиновен. Если виновен — материалы передаете в ревтрибунал, нет — приносите гражданину извинения и отпускаете его домой. Если по каким-то причинам, подчеркиваю, уважительным причинам! — сотрудник не успел собрать доказательства вины, рядовой чекист идет к своему начальнику, объясняет ситуацию и продлевает срок задержания до одного месяца. Опять-таки, пишется рапорт. Если этого окажется мало — опять-таки, по очень уважительным причинам, начальник отдела идет к моему заместителю, и срок задержания продлевается до трех месяцев. Будет мало трех месяцев — идете ко мне. Вопросы?

Какое-то время в кабинете для заседаний стояла такая тишина, что было слышно, как жужжит проснувшаяся муха.

— Хочу спросить... — начал один из оперативников, но я остановил его:

— Товарищи, договариваемся сразу. Если задаете вопрос своему начальнику, для начала требуется встать, потом спросить разрешения, четко назвать свою должность и фамилию, а вот когда начальник разрешит — тогда и зададите вопрос. Все ясно?

Народ загудел:

— У-у...

— Тут у нас чё, армия, что ли?

— Отставить! — рявкнул я так, что проснувшаяся муха упала в обморок, а потом для полноты эффекта треснул кулаком по столу, отчего стол загудел, а кулак заболел. Подождав, пока изумленные сотрудники притихнут, заговорил снова:

— У нас, дорогие товарищи, не армия, у нас еще строже. И мы с вами силовая структура государства, а не банда подпольщиков-анархистов. Мы — сотрудники ВЧК! Значит, дисциплина должна быть еще тверже, чем в армии. Что непонятно? Если кто-то считает, что сотрудники чека должны походить на войско батьки Махно, только скажите. Есть желающие?

Желающих сравнить ВЧК с анархистами отчего-то не нашлось. Я слегка снизив тон выразительно сказал:

— В нашей Конституции сказано, что все трудящиеся должны защищать РСФСР с оружием в руках. Защита завоеваний революции — это наше почетное право. Но каждое право — это еще и обязанность. Если республика доверила вам оружие, доверила власть, то ваша обязанность соблюдать революционную дисциплину! Итак, повторяю еще раз, есть вопросы?

— Можно вопрос, товарищ начальник? — поднялся с места тот самый оперативник. Откашлявшись, парень представился: — Сотрудник чека Рогозин.

— Разрешаю, — кивнул я, пропуская мимо ушей слово «можно». Если сейчас начну объяснять, что ему и кого можно, это уже перебор.

— Почему у рядовых сотрудников прав меньше, чем у начальников отделов? Чем я хуже?

Ну да ничего себе вопросик! Я таких еще ни разу не слышал. Но если вопрос задан, требуется ответить.

— На вопрос «почему», отвечаю так — потому. Вы рядовые оперативники, а они начальники отделов. Ваша задача — решать оперативные, сиюминутные вопросы, а самое главное — четко исполнять приказы. Задача начальников — командовать, вникать в ситуацию, определять круг задач, стоящих перед сотрудниками, а еще нести ответственность не только за себя, но и за вас. Впредь за подобные вопросы стану лишать премии.

— Премии? — сразу же оживился народ.

— Премии, — подтвердил я. — В самое ближайшее время Москва определит размеры наших окладов и, соответственно, премий. За хорошую работу сотрудников начнем поощрять, за плохую — лишать премии. Для поощрения будет создана специальная комиссия, а лишить премии могу только я по рапорту начальника отдела.

Тут я не врал. Штатное расписание уже отправлено на подпись к Дзержинскому, тот подпишет, а бухгалтерия установят наши оклады, размеры премий.

Но первым, кому выпишу премию, станет не тот чекист, что на днях сумел задержать бывшего подполковника контрразведки, умело скрывавшегося от нас, а того парня, что предложил систематизировать работу по учету военнопленных. Я даже удивился — почему сам до этого не додумался?

А идея очень проста — воспользоваться опытом библиотек. На каждого задержанного заводим карточку, куда вписываем самое основное — ф.и.о., возраст, гражданскую специальность и место службы в белой армии. Потом расставляем карточки по ящичкам — в этом Северо-Двинский фронт, тут Железнодорожный, внутри разделители по полкам и подразделениям. Ну, и так далее. Теперь гораздо проще проводить допросы, собирать характеристики, выявлять среди солдат офицеров, а среди простых чиновников интересных персонажей. Вон, недавно выявили гражданина Мефодиева, одного из гласных Архангельской городской думы, ответственного за агитацию и пропаганду, зачем-то пытавшегося прикидываться секретарем-делопроизводителем. А так как бывший гласный имеет диплом врача и солидный опыт работы, то я и определил его по основной специальности — создавать медицинскую часть на Соловках, но не в качестве арестанта, а на правах сотрудника администрации лагеря. Вот если бы не врал, так и вообще отправили гражданина домой, пусть бы занимался частной врачебной практикой. Но в СЛОНе Мефодиев уже развернул бурную деятельность, отыскав себе и помощников, и ассистентов, а теперь забрасывает меня не то требованиями, не то просьбами, касающимися лекарств.