Первый любовник Англии - Додд Кристина - Страница 18
- Предыдущая
- 18/73
- Следующая
— Э-э-э? — Понимая, что вышел за рамки приличий, Боузи зарделся, и лицо старого лорда стало алым, под стать вышивке на его рубахе.
— Только одному слуге посчастливилось вернуться из Лондона живым — это мой нынешний управляющий Хэл. Он отправился в Лондон за лошадями и рассказал, что, когда лорд Сэдлер и девочка спешно покидали зараженный дом, ребенок уже был болен. Даже если предположить, что она все-таки могла выздороветь, — хотя все мы понимаем, что это крайне маловероятно, — этого не могло бы произойти без должного ухода. Итак, ее отец — мертв, нянька — мертва, кучер — мертв… Кто решится украсть больного чумой ребенка? Ни один сумасшедший не стал бы этого делать, поэтому Дальнейшая судьба девочки окутана тайной. — Тони выдержал паузу, чтобы сказанное им получше Дошло до присутствующих, и добавил: — Наша добрая королева, крайне удрученная утратой лорда Эдуарда, приказала искать ее и не трогать поместье в течение пяти лет. Пяти лет, заметьте, лорд Боузи. Однако в общей сложности поместье пустовало пятнадцать лет — до тех пор, пока глубочайшая скорбь королевы Елизаветы окончательно не утихла и она не подарила его мне. Верить в существование наследницы — все равно, что сомневаться в мудрости и прозорливости нашей королевы.
— Я имел в виду совершенно другое, — брызгая слюной, прошипел лорд Боузи.
— По этой причине, — Тони приблизился к поникшему Боузи настолько, насколько позволяло выпирающее брюхо лорда, — я не могу просить вашу дочь выйти за меня замуж, и видит Бог, это не ее вина. Такой, как вы изволили сказать, выскочка вроде меня не может вступать в родственные отношения с семьей, глава которой не имеет уважения к нашей государыне.
Среди гостей раздался шипящий звук, словно все одновременно вдохнули сквозь стиснутые зубы, а лорд Боузи побелел как полотно.
— Я никогда… Я всегда глубоко уважал нашу благословенную королеву! Я никогда не говорил, что женщина не должна занимать трон Англии, что это противно законам Божеским и человеческим! Я никогда даже намеком не высказывал подобную мерзость?
— Отец! — В отчаянии простонала леди Бланш.
— На вашем месте, лорд Боузи, — сказала Джин, — я бы немедленно отправилась в Лондон и на коленях стала вымаливать прощение у нашей дорогой королевы, заверяя ее в своей преданности. Думаю, ей не понравится, если старые слухи поползут снова. А вы, позволю себе напомнить, не входите в число ее любимых придворных. — «В отличие от моего брата», — ясно читалось в глазах Джин.
— Ну что же, — Тони оглянулся на гостей, — пожелаем лорду Боузи и его семье счастливого пути и приступим к завтраку. Полагаю, все вы остаетесь моими гостями?
Гости кивнули как по команде: кому хотелось рисковать и предстать пред грозные очи Елизаветы, дав повод для слухов о возвращении наследницы? Однако не мог же Тони оставить здесь гостей навечно! Рано или поздно они, учтиво извинившись, отправятся восвояси и приложат все усилия, чтобы найти благовидный предлог и не принимать впредь его приглашений.
Как быстро разносятся эти проклятые слухи! Быстро, слишком быстро! Гуляют ли они по всей округе уже несколько дней или только после сегодняшнего ночного разговора сэра Дэнни и леди Хоноры? Просто ли сэр Дэнни разносил то, что где-то услышал, или сам был вдохновителем этих слухов? Но как бы то ни было, гости должны остаться в его доме. Остаться до тех пор, пока Тони не докопается До самой сути. Две недели, месяц! Он подумал о Роузи, лежащей наверху в его постели, и улыбнулся. Да хоть бы и год!
— Желаю всем доброго утра! Почему бы нам не насладиться прекрасным завтраком, пока не пропал аппетит? — Явно не замечая общего настроения, в дверях, раскланиваясь, стояла Энн.
— Именно это и входит в наши намерения, — согласился Тони. — И мой аппетит в полном порядке!
Но не еда занимала все мысли Тони — он жаждал раскрыть эту тайну, и кратчайшим путем к этому была Роузи. Почему бы ему, в его же собственных интересах, не расспросить ту, которая, как он подозревал, была центром всего этого заговора? И, если Роузи проявит упорство, что ему стоит применить к ней пытку, чтобы выбить из нее правду?
Конечно, не в буквальном смысле: Тони был слишком далек от того, чтобы пытать женщин физически. Он применял к ним другие методы убеждения. И в данном случае лучшим орудием пытки могли быть… его собственные руки. Ласковые, нежные руки.
Тони посмотрел на свои пальцы, которые сами собой сложились чашечкой в форме незабвенной груди Роузи.
8.
— Я совсем не понимаю Офелию, уж очень она жалкая личность. — Роузи прижала руки к животу и скорчилась так, словно объелась недозрелыми яблоками. — Мне хочется сыграть Лаэрта.
— Конечно, Лаэрт — одна из главных ролей в «Гамлете», но Офелия — ключевая. Труппе нужно, чтобы Офелию сыграла именно ты, причем так, как ты сыграла Беатриче и Термину.
Теплые солнечные лучи падали на лица сэра Дэнни и его ученицы. Они сидели на террасе, но в своем нынешнем состоянии Роузи с трудом понимала разъяснения своего наставника. Сэр Дэнни вдалбливал Роузи:
— Нам нужно, чтобы ты сыграла эту роль с еще большим чувством, чем две предыдущие роли. Публику очень легко убедить, что ты женщина, ведь на самом деле ты таковой и являешься! Как легко, правильно поняв то, что от тебя требуется, с помощью жестов и мимики, полностью завладеть ее вниманием! Но ты же говоришь, что тебе этого мало, что ты хочешь заставить зрителей плакать и смеяться!
— Да, хочу.
— Так вот, они будут плакать от Офелии. Принц, в любовь которого она верила, жестоко отвергает ее, а затем убивает отца девушки. Ощути ее состояние, ее чувства — отчаяние, боль, безысходность. — Подсев к ней поближе, так, что их колени соприкоснулись, сэр Дэнни погладил ее по голове. — Тебе это будет легко, как никому другому, Роузи. Помнишь, как я спас тебя, вытащив из…
— Нет! — Девушка отдернула голову.
— …из этой зачумленной кареты, в которой…
— Нет! — Роузи рывком встала и отошла от сэра Дэнни на край террасы.
За последние три недели большинство гостей сэра Райклифа улизнули из Одиси, подгоняемые слухами, начало которых положил сэр Дэнни, и потому в поместье царила почти удручающая тишина. Такая, что сэр Дэнни слышал, как опадает каждый осенний листок, и птиц, оплакивающих его смерть. «Роузи тоже оплакивала, — подумал сэр Дэнни, — оплакивала ту их жизнь, которая сейчас подходила к концу. Она знала это, хотя и противилась, и только сэр Дэнни, великий и мудрый, до конца осознавал, какие грядут перемены».
Больше всего он терпеть не мог причинять Роузи боль, и это была одна из причин, по которой он все эти годы ничего не рассказывал ей, заставляя ее тем самым мучиться кошмарами и притворяясь при этом, что не знает их причины. Он думал, пройдет время, и эти кошмары исчезнут сами собой, однако память прошлого продолжала шевелиться в потаенных уголках сознания девушки, мелькая иногда тенью в ее глазах. А после приезда труппы в Одиси кошмары начали преследовать Роузи гораздо чаще. Ее игра на сцене становилась все хуже и хуже. Роузи словно боялась, что демоны, стоящие в подсознании, вырвутся наружу и завладеют ее жизнью. Иногда сэру Дэнни приходила в голову мысль, что, возможно, они уже вырвались на свободу, и теперь на кон поставлена не только актерская будущность Роузи, но и сама ее жизнь.
— Роузи, — сэр Дэнни подошел к девушке и взял ее за плечо, — давай поговорим об Офелии, а?
— Я знаю пьесу! — Роузи никогда так грубо не обрывала его.
Конечно, могло быть, что это из-за боли в руке, но сэр Дэнни так не думал. Скорее всего Роузи охватило острое предчувствие чего-то неизведанного, порожденное первым в ее жизни поцелуем, и сэр Дэнни подавил улыбку. О да, девушка заметила, каким полным огня взглядом рассматривал ее Тони, и женский инстинкт, несомненно, подсказал ей причину. Но сэр Дэнни защищал ее от мужских посягательств так доблестно, — тут сэр Дэнни гордо вскинул голову, — как только великий Зевс мог бы защищать свою собственную дочь.
- Предыдущая
- 18/73
- Следующая