Тот, кто меня купил (СИ) - Чер Алекс - Страница 63

В глазах её — испуг и мука.

— Ты же не отнимешь их у меня, Эдгар?

— Нет, конечно, — это я тоже решил твёрдо. — Захочешь — будешь встречаться. А там посмотрим. Я мог бы забрать тебя отсюда. Устроить в хорошую клинику. Мог бы и к себе забрать — это несложно, хоть и не совсем удобно.

Мать качает головой.

— Нет, Эдгар, нет. Хочу сама. У меня получится. Я знаю: ты сильный. У тебя есть возможности и власть. Понимаю, что можешь сделать и лучше, и быстрее, чем я. Но дай мне шанс. Я и так… слишком много ошибок натворила.

Я киваю. Но даю себе слово держать руку на пульсе, так сказать. Не упускать её из вида, чёрт побери. Раз уж всё так вышло.

Кровать-лежанка для меня мала. Не рассчитана здесь мебель для таких, как я. Лежать неудобно. Да и спать не хочется. На душе кошки скребут. Как там Тая? Надо было, наверное, вернуться. Но эта зависимость делает меня слабым. Не хочу накосячить больше, чем уже есть.

Мать, словно чувствует. Заводит разговор о Тае. О моём браке.

— Ты сильно рассердился, да? Она такая светлая. Любит тебя. Но тебя невозможно не любить.

Любит… хорошо, что мать не видит моего лица.

— Я ей чуть не сломал руку, — признаюсь в том, что меня мучает. Неожиданно. Не собирался. — Разозлился. Думал, никогда и пальцем её не трону. И вот.

— И всё из-за меня, — сокрушённо вздыхает мать. — Будь нежен с ней, сынок. Не позволяй плохому вставать между вами. Мы, женщины, более импульсивны. Живём больше сердцем. А она совсем девочка. Ты старше и опытнее.

— Не осуждаешь меня? — спрашиваю и хочу услышать её ответ. Ответ женщины, которая, если ей верить, терпела насилие.

— Главное, чтобы не осуждала тебя она. Простила. А она простила — я же слышала: позвонила сама. Тревожится.

Я умолкаю. Не хочу ничего рассказывать. Как купил её. Как женился, чтобы достичь своей цели. А теперь люблю свою жену и не знаю, что с этим делать. Как завоевать её.

Мы молчим долго. И когда сон начинает меня всё же одолевать, в гулкой тишине снова звучит голос матери:

— Неспокойно мне, сынок. Поезжай-ка ты с утра домой. Помиритесь. Поговорите. Не бросал бы ты её надолго.

— Спи, мам, — прерываю я её причитания. — Сам разберусь.

Я уехал на рассвете. Попрощался с Ульяной, что уже была на ногах. Свежая, бодрая, улыбающаяся.

— Лёгкого вам пути, Эдгар Гинц, — напутствует она и смотрит глазищами прямо в душу. Я не суеверен. И не верю во всю эту чушь с наложением рук, с исцелением взглядом, руками или молитвами. Но Ульяна прикасается ко мне. Задерживает свои пальцы на тыльной стороне ладони. Встряхивает головой. Я готов со скепсисом выслушать предсказание или пророчество, но ничего не происходит. Она отстраняется, давая нам пройти.

Мать проводит меня через лес. Лёгкая, подвижная. Доводит до машины. Я бросил её у кромки леса. Никто и не позарился. Да и кому здесь…

— Будь осторожен, сынок, — поднимает она руку, но так и не решается ко мне прикоснуться.

— Буду, — обещаю ей и сажусь за руль. Мать долго стоит и смотрит мне вслед. До тех пор, пока я не скрываюсь за поворотом.

Я еду в город своего детства. Решил вчера. Еду, чтобы поставить точки на «і». Я не тот, кто верит на слово. Мне нужны факты. И я либо добуду их, либо нет.

Первая ночь без него. Слишком большая кровать. Холодные простыни. Прогибающаяся под моими вздохами пустота.

Спала ли я? Не знаю. Забывалась, наверное. Вставала. Бродила по дому, заглядывала к Марку и Насте. Они спали сегодня на редкость тихо и спокойно.

«Не жди меня», — не холодно, но резко. И я не нахожу себе места. Здесь всё чужое, непонятное, неуютное для меня. Без него.

Ничего не нужно. Ни квартира, ни удобства. Я бы променяла всё на одно-единственное — чтобы Эдгар приехал среди ночи. Усталый, замученный, но очень родной. Мой.

Если это наказание, то я готова безропотно его снести. Какая разница? Я потерплю. Пусть только вернётся. Стало всё безразлично. И предстоящий экзамен не пугал. Судя по всему, мне не выйти из дома. Ну и пусть. Буду бродить тенью. Смотреть в окно. Возиться на кухне. Приготовлю какую-нибудь редкостную гадость. Для него. Что-нибудь новенькое. Он ведь приедет голодный.

— Вы в университет собираетесь? — это новый охранник. Я даже имён их не спросила. Безразлично. — Эдгар Олегович распорядился.

Вот как. Позаботился. Не забыл. А я поблагодарить его не могу. Намеренно не проверяю телефон. Даже если он в зоне доступа, не позвоню. И так… показала слабость. Наверное, он удивился.

— Собираюсь. У нас есть ещё час. Позавтракаю, накормлю детей и поедем, — я сама покладистость. И нет мандража перед испытанием. В учебник не заглядываю. Сдам как-нибудь.

— Он у матери, — Леон появляется на кухне неожиданно. Может, он и не крался, но я настолько в свои мысли погружена, что вздрагиваю при звуках его голоса. — Не волнуйся, Тая.

Наверное, лицо у меня — свежий выпуск старой газеты. Именно так: страницы жёлтые, а события новые.

— У меня экзамен. Мне есть о чём волноваться и без Эдгара.

Леон не спорит, кивает. Устраивается у окна. Следит за каждым моим жестом. Меня это не раздражает. Я жарю глазунью, нарезаю ветчину, мажу тосты маслом, выкладываю джем в креманку, накрываю на стол.

— Пусть поспят, — останавливает Леон меня, когда я собираюсь будить Марка и Настю. — Ещё рано. Каникулы. Я сам потом и накормлю, и погулять с ними схожу. С Че я уже побегал. Мне охрана не нужна.

Он улыбается. В словах его нет ничего обидного, но я на взводе, поэтому хочется крикнуть, сделать какую-нибудь гадость. На миг становится стыдно. Леон не виноват. Он старается сгладить углы, как всё время это делала я. Мы словно с ним местами поменялись.

— Сядь, поешь, — придвигает он ко мне яичницу и бекон, сам наливает чай. И я слушаюсь его, словно он старший. Моя семья, которой никогда не было. Нет-нет, была, конечно, но что я помню? Крохи. А сейчас я начала обретать нечто очень нужное, важное для меня. Что я буду делать, когда Леон уйдёт, а Эльза заберёт малышню? Любить Эдгара. Быть его тенью. Достаточно ли этого, чтобы чувствовать себя самодостаточной? Ощущать покой в душе?

Сложные вопросы, и не об этом нужно бы мне думать перед экзаменом, но они лезут нахально в голову, и хочется сжать виски пальцами, чтобы выгнать наглых пришельцев.

В машине — гнетущая тишина. Но мне не до разговоров сейчас. Напряжение звенит. Эти двое, чужие, похожи на неотёсанные камни из Стоунхенджа[5]. Веня и Андрей были ближе, свои, что ли. Эти со мной не церемонятся. Идут следом, как два трансформера, но я не обращаю на них внимания. Пусть. Потерплю. Лишь бы Эдгару было спокойнее.

Возле аудитории, маясь, ждёт меня Синица. Высматривает. С ноги на ногу переступает, как цапля. Длинноногая красивая девушка. С виноватым лицом. Рядом — неприметная Ольга с поникшими плечами.

— Я тут это, — мнётся Линка и косится на безопасников, — подумала. Ты прости меня, а? Словно предательница. Открестилась от тебя.

— Всё нормально, Лин, — говорю ровно. На самом деле, мне всё равно. Я словно заморозилась снаружи и внутри. Эмоции ушли куда-то. Осталась лишь оболочка. — Ты всё правильно сказала.

— Неправильно, — подаёт голос тихая Ольга. — Друзья так не поступают. Не сдают подругу. Не бросают в беде. А мы…

Я бы рассмеялась, если бы могла.

— Я тоже хороша. Обманула. Удрала. Подвела людей. Веня и Андрей работы лишились. Из-за моей глупости и дурацкого поступка. Эдгар искал меня. В общем, одно к одному. Я не сержусь на вас, а вы уж как сможете, девчонки.

— Теперь ты от нас отмахиваешься, — Линка расстроена, руки сжимает на груди. — Два года дружбы — это ж не просто так, Тай?

— Не просто, — киваю. — Но когда у каждого из нас появляется что-то личное, важное, своё, приходят моменты, когда ставятся двери. Закрывают пространство, в которое никому нельзя. Только двоим, чтобы разобраться. Поговорить. Не давать вмешиваться. Никому. А помогать надо, когда просят. Или… даже не знаю.