За тридцать тирских шекелей - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 14

Улетали они на следующий день вечером. В полдень автобус отвез гостей в Тель Авив. В «Бен Гурионе», как всегда, было много народу, самолеты садились и взлетали через каждые пять минут. Здесь их пути расходились: Гарри Оливер Крайтон отправлялся в Лондон, Манфред Бреннер – во Франкфурт-на-Майне, Лукас Бланше – в Париж. Первым улетал Трофимов – «Боинг» на Москву отправлялся через два часа. Ученые пожали друг другу руки, Лукас обнялся со всеми. Пожелали счастливого возвращения домой, новых встреч и успехов в науке.

При прохождении границы полная женщина в тугой форме подробно расспросила Трофимова: с кем он встречался в Израиле, есть ли у него здесь родственники или знакомые, не передавали ли они с ним каких-либо вещей багажа, предметов или писем. Надо сказать, что сертификат об участии в международной конференции на этот раз несколько ускорил процедуру – возможно оттого, что иностранец покидал страну, а не въезжал в нее. Перед прохождением металлодетектора, Иван выложил сувенирный шекель в лоток вместе с остальной мелочью. Худощавый молодой таможенник лишь мельком взглянул на монеты и сделал разрешающий жест рукой.

В Москве таможенник то ли меньше разбирался в израильских монетах, то ли был более бдителен, но он пересмотрел все, а тирский шекель даже взял в руку. Впрочем, и его интерес быстро угас – было ясно, что никакой ценности этот новодел не представляет.

В Ленинград Трофимов с комфортом добрался на «Красной Стреле», знакомая обстановка успокоила, он с аппетитом поел в вагоне-ресторане, выпил немного коньяку, расслабился и пришел к единственному правильному выводу о происшедшем: встреча в археологическом раскопе привиделась под влиянием крепкого вина, а сувенирную монету тайно положил ему в карман Лукас Бланше, чтобы щепетильный русский не отказался от подарка. А что там не срослось в провокации израильских полицейских и израильского контрразведчика, его и вовсе не касается – это их собачье дело!

В хорошем настроении он взял такси, приехал домой. Ира, как всегда, радостно выбежала в прихожую. За прошедшие годы она немного располнела, но толстой не стала – просто девчоночья угловатость сменилась округлостями взрослой женщины. Покладистая, умная, она также работала в Публичной библиотеке и, в свое время, хорошо помогла ему в розыске документов по перстню, а потому глубоко вникла в тему диссертации. С ней всегда было о чем поговорить, жили они хорошо, только вот за шесть лет брака детей так и не появилось, хотя врачи не нашли у них причин этого: оба вполне репродуктивны.

– Ну, как конференция? Не жалеешь, что поехал? – с порога спросила она, бросившись мужу на шею.

– Да, в общем, ничего, – уклончиво ответил Трофимов. – Хотя вопросы всякие задавали… Про мистику, про…

Холодными пальцами она закрыла ему рот.

– Понятно, понятно… Все как обычно! С твоей темой надо быть осторожным, каждое слово взвешивать. Лучше бы ты вообще про этот перстень забыл. Возьми смежную проблему и разрабатывай на здоровье!

Он вздохнул.

– Сколько раз мы об этом говорили… Зачем опять-то?

Ира отстранилась.

– Я помню. Проголодался?

– Пожалуй…

– Сейчас приготовлю!

Ира скрылась на кухне. Трофимов стал раздеваться.

Жена, конечно, права. Но правду знают все, а истину – немногие. И истина в том, что на самом-то деле ничего значительного в его жизни не было… Кроме перстня. Перстень смысл всего – стержень его научных успехов, его известности, его авторитета. Это один-единственный весомый результат всего, чего он добился. Все остальное лишь зыбкий размытый фон… А если убрать палочку, то что останется? Какой смысл во всех последующих нолях, сколько бы их ни было?!

Трофимов принял душ и, перед тем как повесить одежду в шкаф, привычно выложил всё из карманов, чтобы потом по забывчивости не сдать что-то в химчистку вместе с костюмом. На стол легли использованные билеты – они понадобятся для отчёта в бухгалтерии, расческа, ключи, несколько мелких израильских купюр и мелочь. Среди них привлекла внимание крупная, тускло белеющая монета… Что это? Сувенирный тирский шекель, память о неприятных событиях, чуть не обернувшихся большими проблемами? Но что-то он странно выглядит и не блестит, как раньше…

Иван протянул руку и взял монету. В ту же секунду он буквально впал в ступор – на ладони лежал настоящий тирский шекель первого века нашей эры!

Трофимов обессиленно опустился на диван. Успокаивающее объяснение, которое он придумал сам для себя, не обращая внимания на некоторые противоречия, было опровергнуто этим серебряным диском. Крупные черты властного лица Мелькарта выглядели еще более жесткими и суровыми. Как более жесткой и суровой оказывалась история, начавшаяся с неожиданного обретения этой древней монеты!

Он подбросил на ладони увесистый кружок, который непостижимым образом переместился из Иудеи начала эры в его ленинградскую квартиру. Интересно, сколько стоит настоящий тирский шекель? Ведь это серьезный антиквариат!

– Ваня, иди завтракать! – крикнула из кухни Ирина.

– Что-то расхотелось. Видно оттого, что поел в поезде, – ответил он. – Извини!

Аппетит действительно пропал. Надо узнать, что из себя представляет тирский шекель не в многовековом далеке, не в исторических мифологиях, а в современном мире! Но каким образом это может сделать преподаватель ВУЗа, далекий от сферы, где обращаются всякие антикварные штучки, где продают и покупают империалы Николая второго и погребальные ожерелья египетских фараонов? Хотя… На третьем курсе истфака учится Владимир Котов, представитель «золотой молодежи» и коллекционер всего, что связано с Пушкиным. И он наверняка знает, к кому можно обратиться!

На другой день, в перерыве между лекциями его вызвал к себе Поплавский. Вызов не стал неожиданностью, и действительно, в кабинете зам декана уже сидел тот, кого Трофимов ожидал увидеть. Иван Иванович улыбался широкой дружеской улыбкой. Поплавский сразу вышел из кабинета, чтобы не мешать столь щекотливой встрече старых друзей.

– Как съездили, Иван Родионович? – ласково осведомился куратор. – Как выступили?

– Спасибо, нормально, – скрывая внезапно нахлынувшее волнение, ответил доцент. – Выступил успешно, доклад слушали с интересом, задали много вопросов…

– Очень хорошо! – куратор потряс десятком листов чистой бумаги. – Присаживайтесь и напишите коротенько отчет о вашей поездке. Но особенно себя не ограничивайте, искусственно объем не сокращайте, пишите прямо от души, от сердца: что, где, когда, с кем… Ну, вы знаете! И помните поговорку: «Краткость сестра таланта, но мачеха гонорара!» Вы, конечно, на общественных началах работаете, но все же лучше написать больше, чем меньше…

Трофимов сел за приставной столик и написал, как он прилетел в Иерусалим, с кем познакомился, как выступил, как и с кем встречался и проводил время… Для этого хватило двух страниц, правда, про эпизод на раскопках и доставление в полицию он, конечно, не упомянул. Иван Иванович внимательно прочел написанное и укоризненно покачал головой.

– Ну, что-то у вас опять без подробностей. Опять ничего интересного, как будто вы ездили куда-нибудь в Кинешму…

– Что было, то и написал, – сказал Трофимов. – Что могло быть интересного на научной конференции?

– Да ваш доклад, например! – воскликнул Иван Иванович. – Широта кругозора, грамотные ответы! Причем вы все время держались в рамках материалистической диалектики, хотя это было нелегко! И мне очень понравилось, как вы срезали этого негритоса Купера, когда он задал свой явно провокационный вопрос!

– Вы говорите так, как будто там были, – растерянно проговорил Трофимов.

– Может, и был! – кивнул куратор. – Бесплотно и незримо! Правда, и про развлечения вы ничего не рассказали…

– Особых развлечений там не было…

– Ну, как не было? А когда вы вернулись в кампус глубокой ночью? – Иван Иванович уставился в глаза доцента пронизывающим взглядом.

– Да, верно, я действительно задержался на полуночной литургии. Если это можно считать развлечением, то конечно. Должен сказать, что я действительно получил удовольствие от исполнения «Аве Мария» на арамейском.