Это были мы (СИ) - "Mr. Keeper" - Страница 69

========== SPECIAL - I - ==========

Комментарий к SPECIAL - I -

Дорогие читатели! Несколько предупреждений:

1. Следующие части не обязательны к прочтению, если вас устроила предыдущая концовка истории (Это только для тех, кому зашло и хочется ещё).

2. Далее не будет описания размеренной и счастливой жизни двух главных героев (Жизнь то конечно будет, но вот какая…? (потому что автор так рассудил)).

3. Я опять хотел немножко, а получается до хрена (Вы просили частями, выдаю частями!).

Ну и … энджой ридинг!

Keep you in the dark

You know they all pretend

Keep you in the dark

And so it all began

Самое жуткое, что может случиться — разлад с собственной головой. Непорядок в мыслях, отсутствие логики в воспоминаниях.

Ты как расстроенный музыкальный инструмент, хочешь играть мелодию, а выходит не то.

Фенрис оторвал ручку от бумаги и отложил её в сторону. Затем выдрал тетрадный лист, смял его и с размаху бросил в корзину для бумаг.

Зачем врач велел ему вести дневник? Неужели он надеялся, что, заставляя складывать слова в строчки текста, он чем-то облегчит его нынешнее состояние?

Фенрис ненавидел это место каждой клеточкой своего тела.

Один день здесь ничем не отличался от другого. Исправно водили на анализы, а с тех пор, как зажили швы, стали устраивать допросы. Полицейских было много. Но когда спрашивали о чем-нибудь определенном, никто не объяснял всей картины, и как бы Фенрис не пытался разузнать, беседы заканчивались едва люди в форме понимали, что он ничего не может вспомнить.

Врачи лишь разводили руками. Две пули в живот и полная потеря памяти — это всё, что он знал. Даже не смог бы сказать собственного имени. Ему сообщили.

Вскоре пригласили каких-то именитых мозгоправов. Те беседовали с ним по несколько часов кряду, показывая разные картинки и слова на листках бумаги… Даже заставляли слушать музыку и сообщать о своих впечатлениях. Может это и было необходимо, однако Фенрис догадывался, что так или иначе — неспроста.

Ведь его не выпускали.

Потом появились друзья. Это было странно, потому что он совсем не помнил этих людей и впервые видел их лица. Казалось непривычным слышать голоса или смех — всё было чужим и не вызывало никакого отклика внутри. Со временем, Фенрис понял, что эти люди не расскажут ничего нового. Их разрешили привести только потому, что он мог вспомнить. Но за дверью палаты всегда были врачи, готовые прервать беседу.

А потом появилась она.

Они встретились в парке, в день, когда его наконец-то выпустили на небольшую прогулку.

Он как-то сразу её заметил: непроизвольно повернул голову, вдруг почувствовал до боли знакомый, едва уловимый аромат духов.

Осколки воспоминаний, которые врачи пытались вернуть три месяца, начали приходить сами собой.

Долгая дорога, её смех, яркий солнечный свет и громкая музыка. Он знал, что в тот день они были вместе. Фенрис вспомнил сам.

И это было подобно грому и молнии посреди ясного неба.

Но она испугалась, едва он заглянул ей в глаза. За одно мгновение Фенрис увидел и боль, и радость, и странную, почти пугающую безнадежность. Девушка только успела коснуться его руки кончиками пальцев, невесомо, — тут же подоспели врачи.

В тот день Фенрис впервые по-настоящему разозлился. Его прервали! Не дали досмотреть сон из мыслей и образов, разлучили с ней, единственной нитью, к которой вдруг потянулись и тело, и разум!

Спустя несколько дней, сидя в палате над очередной записью в дневнике, он понял, что лечащий врач наверняка ждет отчета об этой встрече. Все записи перечитывались и обсуждались, и это изрядно раздражало, ведь то должны были быть его личные записи.

Фенрис догадывался, что являлся важным пациентом: будь у него кто-то из родственников, их бы обязательно нашли за те месяцы, что он здесь провел. Но шло время, а посетителей так и не появлялось.

Его держали в относительной изоляции, в отдельной палате, тогда как в других, по его наблюдениям, могло быть от четырех до шести человек. Некому было оплатить медицинскую страховку: однажды он заметил печать о государственном финансировании на карте в руках у лечащего врача.

Раньше он не складывал фактов воедино, но сейчас думая об всем этом, вдруг понял, что ситуация невероятно, до зубовного скрежета его злила.

Фенрис стукнул по столу кулаком, затем откинулся на спинку стула и размял затекшую шею.

До сих пор он ни разу не испытывал такой злости. Злости от беспомощности или от того, что ничего не помнил? Отрешенность и безразличие руководили всем его естеством. До встречи с этой… Мариан Хоук.

Он повторил её имя шёпотом несколько раз, оглянувшись на дверь.

Нет. Он ничего им не скажет. Мариан Хоук будет его личным воспоминанием.

К счастью в больнице работали не только зануды. Молодой врач по имени Джейсон был единственным, кто догадался отключить его от системы жизнеобеспечения в день, когда Фенрис очнулся. Кто знает, что бы случилось, если светила науки решили оставить аппарат еще на какое-то время…

Мужчина работал здесь физиотерапевтом и приходил по утрам, чтобы отвести Фенриса на водные процедуры. Джейсону разрешили курировать занятия лично — это было единственным временем, относительно свободным от постоянного наблюдения докторов.

Джейсон рассказывал о том, что собираются делать и обо всех больничных сплетнях. Иногда говорил о новостях снаружи. И хотя было видно, что парень здорово опасается сболтнуть лишнего и дорожит своим местом, именно от него Фенрис узнал, что не имеет при себе никаких документов.

И именно к нему он собирался обратиться с не совсем обычной просьбой.

— Спортзал? — опешил молодой врач. Плавки и купальная шапочка выпали из рук на кровать.

— Хотя бы беговая дорожка! — взмолился Фенрис. — Я видел её краем глаза! Это же соседнее помещение.

— Повсюду камеры, приятель, — парень нахмурился и понизил тон. — Это спортзал для персонала больницы, к тому же закрытый на ремонт. Мы даже зайти туда не успеем, как они прибегут, скрутят тебя, а я лишусь премии. Чего доброго, и места лишусь. Я и так под подозрением за излишнюю симпатию…

— Правда? — хмыкнул Фенрис. — Разве ты рассказывал мне что-то, чего слышать нельзя?

— Ни в коем разе, — Джейсон с опасением покосился на камеру под потолком палаты. — Идём, нам нельзя задерживаться.

Они шли по главному коридору в сторону лифта молча. Мимо проплывали лица врачей и пациентов, которые, все как один пялились в их сторону. Фенрис уже привык к подобному вниманию, и потому шел за сопровождающим бессмысленно устремив свой взгляд куда-то в пространство. В глазах плыло, и он даже не пытался не думать о чем-то определенном. Только чувствовал странную непрерывно нарастающую тревогу…

Он поймал себя на мысли, что поведение окружающих раздражало. Хотелось развернуться и крикнуть, схватить кого-нибудь из них за плечи и заорать о том, как все достало прямо в лицо.