Царевна-лягушка для герпетолога (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 14

При этом даже во время нашего наигрыша он то и дело посматривал в сторону сопрано, среди которых по-прежнему босая и в рубахе-исцельнице стояла Василиса. Взгляд ее блуждал, то ли утонув в струях дождя за окнами, то ли отыскивая кого-то в зале. Да и лицо выглядело отрешенным, нездешним. Партии она при этом вытягивала едва ли не лучше других. Да и в хороводах и плясках повторяла все движения, словно учила их целый год. Лера и другие девушки, стоявшие рядом с ней, вели себя так, будто ничего из ряда вон выходящего не происходит. Будто Василиса никуда и не пропадала. А ливень за окном, казалось, решил утопить всю Москву. Хорошо, что папа в последний момент отказался от открытой веранды и заказал банкет в зале.

— Ты тоже ее видишь? — доиграв соло и заткнув за пояс свирель, чтобы подтянуть песне, пихнула я в бок Левушку.

— После спектакля и остальные увидят, — привычно посасывая трость, улыбнулся тот. — А Иван и того раньше. Для того она и рубаху-исцельницу ткала. Дай ей время к нашему миру привыкнуть. Вопрос в том, почему ее с самого начала видела ты? — добавил он, смерив меня таким взглядом, будто я мадагаскарский эндемик, неожиданно обнаруженный в средней полосе. — И мало того, что узнала в лягушачьем обличии, так еще и приняла все происходящее как должное.

— Ну почему приняла? — начала оправдываться я. — После первой ночи я вообще решила, что мне все привиделось. Вот только не могли же мы с Ваней видеть одинаковые сны.

— А через пару дней взяла мою свирель и до рассвета продержалась против гостя, тягаться с которым не каждому опытному шаману по силам.

Я хотела что-то ответить, но тут меня позвала Валентайн, непрозрачно намекая, что, если я не потороплюсь, то пропущу следующий выход Жар-птицы — фольклорную версию Поганого пляса. Я спешно побежала переодеваться, путаясь в тесемках и складках и пытаясь переварить сказанное Левушкой. Умеет же он озадачить.

Впрочем, размышления приходилось отложить на потом. Пляска требовала полной концентрации и отнимала слишком много сил, тем более каким-то чутьем я поняла, что не только сдаю госэкзамен, но и на самом деле участвую в древнем магическом ритуале. Не просто ж так Василиса закончила свое ткачество и надела исцельницу именно сегодня, явившись словно ниоткуда малым зернышком, озимым колоском. Да и то сказать: помимо папиного юбилея, нам согласовали представлять госпрограмму аккурат на Семик — четверг на Троицкой неделе. В этот день русалки самую силу берут.

Когда Василиса вместе с другими девицами — полонянками Кощея выбежала на авансцену, помогая закручивать все Тридевятое царство в вихре неудержимого перепляса, я почувствовала, что вокруг меня словно поднимается стена пламени, а от раскинутых рук исходит свет.

— Ну ты, Машка, сегодня превзошла саму себя, — когда, кое-как выровняв дыхание, мы вышли на торжественный, спокойный финал, поделилась со мной Валентайн. — Девчонки подумали, будто ты сейчас от нас просто улетишь.

Я только кивнула, чувствуя, что огонь, который вспыхнул во время пляса внутри, и не думает гаснуть, направленный на идущую между мной и Лерой Василису.

— Василиса! Ты… здесь? Ты… вернулась?

От волнения у моего Ивана перехватывало дыхание. Он ворвался за кулисы еще до поклона. Едва не выбежал на сцену. Похоже, он еле дотерпел до конца спектакля, а может быть, и вообще караулил на лестнице.

— Ванечка, милый, — потянулась к нему Василиса.

Голос ее звучал глухо и неуверенно, ноги заплетались, словно только что она не рассыпала сложнейшие дроби, не вытягивала всю партию на самых высоких нотах. Не стесняясь ребят из хора, Иван ее обнял, провел руками по волосам, прижал к себе, нашептывая на ушко что-то ласковое. От его прикосновений бледная, почти прозрачная кожа Василисы постепенно обретала цвет, выражение лица делалось осмысленным. Подруга озиралась, видимо, пыталась понять, где находится, кивая, улыбалась Ивану.

Наши девчонки тоже потихоньку освобождались от пелены морока, узнавая подругу.

— Ой, и вправду Василиса, — удивленно всплеснула руками Лера Гудкова.

— Неужели нашлась? — обмахиваясь фартуком, пробасила Валентайн. — Откуда она взялась-то?

— Лягушонкой в коробчонке приехала, — негромко, так, что услышала только я, пробормотал Лева, улыбаясь с непередаваемым выражением добродушного лукавства.

Ну чисто Лель. Так и захотелось то ли стукнуть его чем-то тяжелым, то ли прижаться к пусть не совсем богатырской, но такой надежной груди, если бы на лестнице с каким-то дурацким веником не маячил Никита.

Иван за цветами ожидаемо не успел, да они Василисе и не требовались. Придерживая за плечи, он словно собирался нести ее сквозь житейские бури и ветер, как редкий и очень хрупкий цветок. Впрочем, с такой же бережностью он обращался и с малагасийской радужной лягушкой.

— Мама, папа, это Василиса, и она идет с нами, — взяв быка за рога, представил Иван девушку кое-как пробившимся сквозь толчею за кулисы родителям.

Собственно, они хотели просто предупредить, что вместе с Петькой идут уже в ресторан, проверять все ли готово к банкету и встречать гостей. Ивану возразить они, само собой, не посмели.

Брат сейчас смотрел настолько решительно, что, казалось, встань тут перед ним Константин Щаславович, расплющил в лепешку и не заметил бы. Не просто так в сказках и балканских балладах русалки и вилы, если и становятся женами смертных, то либо выбирают в мужья кудесника, вроде Ивана-царевича и князя Гвидона, либо покоряются одолевшему их в поединке могучему богатырю. Вот только я понимала, что с возвращением Василисы борьба с аффинажным королем только начинается.

Поднявшись, чтобы переодеться в предоставленный нам в качестве гримерки оперный класс, я выглянула в окно. Дождь прекратился, вышло солнце, и на ультрамариновом, как владимирский сарафан-синяк, небе драгоценной пестрой тесьмой изогнулась двойная радуга.

— Девчонки, вы долго еще? Так мы совсем опоздаем! — изнывал под дверью оперного класса Иван, пока мы с Лерой и Валентайн после объявления результатов прихорашивали Василису.

Я ожидаемо получила заслуженную пятерку с дополнительным поощрением за работу над многоголосием и артистизм в исполнении роли Жар-птицы. Леру Гудкову отметили за сохранение традиций и соответствие региональным особенностям в воплощении обряда вождения колоска.

— Да не переживай ты, если будем опаздывать, коробчонку пригоним! В смысле, тачку возьмем, — успокаивал друга Левушка, и я подумала, что вовремя сплавила в ресторан Никиту.

Мой богатырь с однокурсниками готовили какой-то сюрприз от реконструкторов для батюшки Царя, чтобы меньше называл олухами на раскопках. И им хотелось все отрепетировать.

— Да какая тачка от Малого Ржевского до Сивцева Вражка?! — возмутился Иван. — Дольше по пробкам объезжать. Впрочем, я же не спросил, а вдруг Василиса устала.

А обо мне, конечно, ни слова. Сестра — не человек и не отпахала сейчас госэкзамен как швец и жнец, и на дуде игрец. Другое дело, что я, к счастью, не носила целый год лягушачью шкуру. Не знаю, как Василисе удалось вырваться, но выглядела она, точно на самом деле бежала из плена. Еще к тому же в рубище и босая. Как она ни старалась, а сорочка получилась грубая, напоминающая то ли рогожный мешок, то ли робу висельника. Впрочем, на вертикальных кроснах по-другому и Пенелопа изловчиться не смогла бы. Особенно из толстой наговорной пряжи. Примерно так, верно, выглядели рубахи, которые в сказке Андерсена «Дикие лебеди» сплела для братьев Элиза.

И из этой рогожки, используя подручные средства, нам с девчонками предстояло соорудить сейчас вечерний наряд. Вот ведь поставил Левушка задачку! Сказал, что пока не закончится какой-то там срок, рубашку Василисе снимать за пределами защищенного оберегами дома ни в коем случае нельзя. А как это будет смотреться рядом с вечерними и коктейльными платьями, конечно, не подумал.

— А ты морок никакой навести не можешь? — невинно хлопая ресницами, поинтересовалась я. — Чтобы рогожка выглядела, скажем, как кружева.