Я тебя у него заберу (СИ) - Савицкая Элла - Страница 2

— Извините, выйду покурю, — Демьян кивает сидящим за столом и встает со стула, чтобы направиться в холл.

— Кури на кухне, Демьян, — окликает его папа, — на улице ливень. Не хватало схватить чего.

Я же мысленно расслабляюсь, давая себе передышку в несколько минут. Кажется, мне даже дышать труднее, когда он находится на таком близком расстоянии. Вот только полноценно привести мысли в порядок не успеваю.

Отец просит подложить салат и поднести еще чесночных булочек. Стол валится от угощений, но как говорит мама — тарелкам нельзя пустовать, а гости никогда не должны чувствовать, что их чем-то обделяют.

— Давай я принесу, — останавливает меня мама.

— Не надо, — качает головой отец, — ты и так весь день на ногах. Мариам и сама справится.

Встаю из-за стола и, забрав салатницу, отправляюсь на кухню. По мере приближения к месту назначения сердце стучит все чаще и кажется громче.

Мы не оставались наедине с того самого вечера, когда я видела его в последний раз. Сколько сил мне стоило, чтобы не возвращаться к тем минутам в воспоминаниях. Сколько нервов и бессонных ночей. Сколько ненависти к обстоятельствам, к себе самой пришлось подавить и закрыть в дальний ящик. Ни я, ни он были не виноваты. Просто не судьба. Так бывает.

Беру себя в руки и вхожу на кухню уверенной походкой. Не нужно ему знать о том, что внутри творится хаос. Я это переживу. Вот уедет, и больше не увижу его. Размеренная жизнь вернется в свое русло, ровно как тогда.

Демьян стоит около приоткрытого окна и выпускает на улицу серую струйку дыма. Оборачивается, услышав мое приближение.

Не придумываю ничего лучше, как вежливо улыбнуться.

— Народ требует добавки, — зачем-то оправдываю свое появление и демонстрирую пустую салатницу.

Он усмехается.

— Не удивительно. Стол ломится от изобилия вкусных блюд. Ты готовила?

— Мы с мамой. Спасибо, — ополаскиваю салатницу в раковине и, достав из холодильника большую миску с салатом, выкладываю его в тарелку. Кажется, Демьян наблюдает за мной, но проверить не решаюсь.

— Но мясо запекала ты, — изрекает со смешком.

А мне отчего-то становится приятно, что он помнит о том, что запеченное мясо мое коронное блюдо. Улыбаюсь и, взглянув на него снизу вверх, киваю.

— Ты помнишь.

— Конечно помню. Думаешь, почему я у вас дома так часто появлялся?

Не замечаю, как улыбаюсь шире в ответ на его заразительную усмешку. Настолько ослепительную, что если бы могла — зажмурилась, лишь бы снова не уплывать туда, где эта улыбка была едва ли не смыслом жизни. Каждый раз, когда он вот так мне улыбался, у меня в груди печь начинало, обжигая необъяснимым восхитительным огнем.

Интересно, он вспоминал обо мне все это время? Было ли Демьяну также тяжело, или только я испытала все круги ада, пока заставляла себя выдрать из сердца любовь к мужчине, чьей женщиной я никогда не могла бы стать?

На кухне пахнет сигаретным дымом и едва различимым ароматом мужского парфюма. Раньше Демьян не пользовался туалетной водой. Помню, как наркоманка, ловила запах сигарет после его прихода к нам. У нас в семье курит только отец и то только последние два года.

Поток ветра проникает сквозь приоткрытое окно, вынуждая невольно поежиться. Весна в этом году по-особенному холодная.

— Значит, из-за мяса появлялся? Не из-за Давида? — возвращаюсь к обсуждаемой теме и наблюдаю за взглядом карих глаз, который в отличие от выражения лица, остается серьезным. Демьян тушит окурок в пепельнице и закрывает окно.

— Точно не из-за Давида, — отвечает, развернувшись ко мне. Вот только ответ получается совсем не шуточным.

Я понимаю, о чем он. Очень хорошо понимаю, и от этого дышать становится труднее. Веселье как-то незаметно испаряется. Пора возвращаться в столовую.

— Я пойду.

Беру миску с салатом и протягиваю руку, чтобы взять поднос с булочками, когда пальцы Демьяна внезапно смыкаются на моем запястье, вдребезги разрушая личное пространство. Вздрагиваю, резко вскинув голову и чувствуя, как кожа под его ладонью начинает искрить, а воздух застревает в горле.

— Я помогу.

Расстояние в полметра кажется непозволительно близким. Воздух вокруг становится плотным, с трудом проникая в легкие, пока я, как последняя идиотка, смотрю в темные как ночь глаза, пытаясь даже не дышать, чтобы не запоминать исходящего от Демьяна нового аромата. Густого, терпкого, немного пряного.

Тяну руку, и он разжимает пальцы также резко, как и коснулся меня. Поднимает со стола поднос и кивает в сторону столовой.

— Ну пойдем.

Разворачиваюсь и как можно скорее направляюсь в гостиную. Господи… Ничего ведь не сделал, а меня будто током изнутри ударило.

Демьян

Не заметить испуганного взгляда Мариам было невозможно. Она всегда смотрела на меня именно так. Словно перед ней дикий волк. Я сначала думал, что пугаю ее, а потом понял, что ни черта подобного. Во взгляде помимо паники и предосторожности угадывалось немое восхищение.

Помню, как эгоистично упивался ее вниманием, которое она старалась тщательно спрятать от глаз окружающих, но я ловил каждый взмах длинных ресниц в свою сторону.

Невинная девочка с соблазнительными формами, она в первую же минуту вызвала у меня сумасшедший стояк. Помню, потом еще несколько дней вспоминал ее длинные стройные ноги в коротких шортах, которые она быстро упаковала в бриджи, чтобы не провоцировать нас с Саней. Ее так воспитали. Правильная. Послушная. Чистая, как сахар на языке, который хочется слизать и почувствовать ванильный привкус.

Когда ехал к Даве, тогда и слушал его наставления о том, что в сторону сестры нам смотреть запрещается, только смеялся и отмахивался. Думал, ну на что в ее возрасте там можно засмотреться? Вот однокурсницы — другое дело. Сочные. Умелые. Дерзкие. Всегда готовые, только позови. Нахрена мне какая-то там малолетка?

А как увидел — понял, откуда у Даниеляна такие загоны по поводу сестры. Она же выглядит как чертова Афродита. Сумасшедший контраст. Сексуальная фигура и невинное лицо. Взгляд без грязи и пошлости. Да на месте Давы я бы цербером рычал, не подпуская никого ближе чем на два метра.

А когда узнал ее лучше и вовсе погряз как в трясине. Скрутило так, как ни разу до этого. Приходил к ним, а она улыбалась мне как единственному во вселенной. Так, что у меня член колом вставал от этой улыбки искренней и щек розовых от ее неподдельного смущения. Маленькая даже не понимала, как действует на меня, когда просто жизнью интересовалась и слушала внимательно, что говорил. Она умела слушать и что самое главное — не притворялась, что ей интересно. Она реально выспрашивала о моей учебе, даже советы давала. Девчонка только в школе училась, а знала побольше моих тупых одногруппниц. Маленькая соблазнительная разумница. Помню, когда в бассейне у них с пацанами плавали, я к бортику подплывал и курил, глядя на малышку с идиотским хвостом на макушке, расхаживающей по дому с пылесосом.

Я долго сопротивлялся. Боролся с этим наваждением, на котором табличка «запрещено» светилась огромными буквами. Даже после отъезда в Штаты старался забыть. Вытолкать из памяти разъедающий образ Мариам. Дурманящий вкус сочных губ, запах волос… Сколько времени убил, а все в топку.

Сегодня когда ехал к ним уже знал, что на этот раз не сдамся. Срать я хотел на все правила, законы и порядки. Котенок еще не в курсе, что нам с ней приготовлен серьезный бой, в котором или я сделаю ее своей, или выпотрошу к чертовой матери и ее жизнь, и свою.

Я же знал ВСЕ. Как живет, чем дышит, и тем не менее, когда в дом вошел, даже завис на несколько минут, рассматривая Мариам и воскрешая в памяти знакомые черты, когда-то породившие во мне маниакальную, больную одержимость. Я видел ее на фотках в инстаграме Ольки, но что такое фотки? Серое подобие реальности. Малышка почти не изменилась. Все то же ангельское лицо и длинные густые волосы, сквозь которые мне однажды удалось пальцы пропустить. До сих пор помню это неповторимое ощущение шелка на коже.