Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера (СИ) - Бергер Евгения Александровна - Страница 1

- Кто здесь? - голос молодого человека, жесткий, с притаившейся ноткой отчаяния, заставляет его нового посетителя замереть на полпути.

- Это я, Алекс, - откликается он просто. И добавляет: - Здравствуй, Юлиан.

Парень на больничной кровати вскидывается - пазухи носа раздуваются, грудь ходит ходуном:

- Позлорадствовать пришел? Что ж, самое время.

Его брат качает головой - видеть Юлиана в таком состоянии непросто. Он, как никто другой, знает, каково ему сейчас...

- Я никогда бы не стал делать этого, ты же знаешь. - И с искренним сочувствием: - Мне очень жаль. Уверен, это не на всегда!

- Да замолчи ты, - грубо обрывает его Юлиан, насмешливо искривив красивые губы. -Только твоего сочувствия мне и не хватало. Обойдусь как-нибудь...

Алекс невесело усмехается:

- Ты не меняешься, и это по-своему закономерно.

- Люди вообще никогда не меняются, - произносит Юлиан все с той же насмешкой. -Было бы глупо надеяться на обратное!

И брат не может сдержать улыбки:

- И все-таки я верю в чудеса. Иногда даже самым отчаянным скептикам приходится признать их наличие!

- Ох, черт, - ерничает молодой человек, - я и забыл, что ты и сам у нас что-то вроде ходячего чуда... Зацени каламбур! Неплох, не так ли?

Алекс глядит на брата... с жалостью? Нет, скорее со снисходительным превосходством. Тот многого не понимает, но однажды придет и это... нужно просто подождать. И он, Алекс, умеет ждать лучше многих. Пришлось научиться - жизнь заставила.

- Вижу, чувство юмора тебя не покинуло, - отзывается он на слова брата, - а значит, не все еще потеряно. Продолжай в том же духе!

И у Юлиана даже перекашивается лицо.

- Ненавижу твои проповеднические заморочки, Репейник, - цедит он хриплым голосом. -Просто уйди и оставь меня в покое. И пусть никто больше не приходит - не желаю никого видеть.

- Даже Эмили? - интересуется его брат.

- Тем более Эмили, - зло отзывается тот. - Пусть катится на все четыре стороны! Мне наплевать.

Яростная хлесткость этих слов кажется кощунственной по отношению к яркому весеннему солнцу и трелям щебечущих за окном птиц.

- Зря ты так, - Алекс тяжело вздыхает, пытаясь скрыть одолевающие его эмоции. - Она искренне переживает за тебя... Не отталкивай ее, не надо.

Юлиан рычит, стискивая одеяло побелевшими от натуги пальцами.

- Убирайся!!! Вы все убирайтесь. И эта чертова Катастрофа в первую очередь.

Алекс отступает на шаг назад, поджимает бескровные губы, сглатывает...

- Прости, - это все, что он способен произнести, но и подобная малость воспламеняет в Юлиане новый виток неконтролируемой агрессии.

- Мне никто не нужен, - рычит он сквозь стиснутые зубы. - И никогда не был нужен... Я сам по себе, всегда так было, так и останется. Убирайся и передай это тем, за дверью. - И заключает: - Юлиану Рупперту плевать на все человечество. Особенно на некоторых особенно злостных его представителей... И на тебя в том числе. Убирайся!

Алекс больше не рискует выводить брата из себя: идет к двери и плотно прикрывает ее за собой.

Девушка-катастрофа встречает его большими, полными тайной надежды глазами.

Ему нечем порадовать ее...

Эхо неистово громыхающей музыки отдается прямо в моей диафрагме, взбивая выпитые коктейли в какую-то безумно-сумасшедшую смесь. Ощущаю, как та взыгрывает в желудке, норовя вот-вот выплеснуться наружу...

Набрался я славно. Сильнее обычного, это точно...

- «Текилу Бум», пожалуйста! - подмигиваю с интересом на меня поглядывающей пышногрудой барменше. Наверное, стоило бы плюнуть на выпивку да затащить эту легкодоступную девицу в ближайшую подсобку. От секса у меня всегда мозги на место встают, а в данном случае немного трезвости восприятия мне бы не помешало. - Не хочешь потанцевать? - любопытствую с многозначительной интонацией, заглядывая в вырез ее миникрохотного топа - не догадаться об истинном значении моих слов она просто не может.

И девушка облизывает губы:

- Через десять минут заканчивается моя смена... тогда и потанцуем. Подождешь?

- Само собой, - пожимаю плечами, прикладываясь к поданному ею напитку. Тот ожигает горло, словно напалмом... Морщусь и замечаю обращенный на себя взгляд: женщина слева... да и не женщина даже, старая кошелка, если по существу, - приподнимает стакан и изображает наше обоюдное чоканье. Автоматически отвечаю ей тем же.

- Не знал, что сюда пускают кого попало, - обращаюсь к симпатичной барменше, и та пожимает плечами.

- Всяко бывает.

А старая перечница поднимается со стула и идет в мою сторону... Боже, только этого мне не хватало! Очень хочется сбежать, вот только некуда, да и штормит меня знатно - лучше бы дождаться опоры в виде двух женских прелестных ручек и всего остального, к ним прилагающегося.

- Что пьете? - интересуется навязчивая старуха, и я приподнимаю стакан.

- «Текилу Бум». Пробовали?

- Мерзкое пойло, - кривится собеседница, чем невольно заинтересовывает. - Я пью только «Лонг-Айленд»... Все остальное - пфф! - водичка с детского утренничка. - И командует: - Девушка, еще две порции. - В сторону Юлиана: - Я угощаю.

Тот вскидывает брови:

- Не каждый день встретишь такую...

- Старуху? - подсказывает бойкая знакомая. - Мне семьдесят пять, и я не стыжусь говорить об этом. - Подхватывает заказанный напиток: - Ну, выпьем за знакомство! Давай, приятель, - и ловко опрокидывает в себя немаленькую такую порцию.

У меня округляются глаза: упасть лицом в грязь перед бойкой старушонкой вовсе не хочется, и порция коктейля почти идет носом, когда я с усилием загоняю ее назад в протестующий против подобного надругательства желудок.

И пока я борюсь с тошнотворными спазмами, старая кошелка всплескивает руками:

- Мамочки моя родная, я ж забыла про апельсин! - И поясняет: - «Лонг-Айленд» без апельсина - все равно, что Париж без Эйфелевой башни... Деточка, - в сторону услужливой барменши, - нам пару долек апельсина, пожалуйста, и... повтори предыдущий заказ. Мы должны сделать все, как надо... Ну, ты готов ко второму кругу? - спрашивает меня с азартным блеском в глазах, и, заметив, должно быть, как меня перекашивает от подобной перспективы (ничего не могу с этим поделать), добавляет: - Парень ты хилый, я погляжу, боязно и настаивать.

Я сглатываю и пьяно вскидываюсь:

- Еще посмотрим, кто из нас хилый. Стакан мне и дольку апельсина!

Новая порция алкоголя заливает носоглотку, и я отфыркиваюсь, подобно захлебнувшемуся коту - в ушах нарастает оглушающий звон, все тело сводит колючей судорогой.

- Что с тобой? - восклицает навязчивая старуха, хватая меня за рукав. Дальше все словно в тумане: меня ведет куда-то в сторону, погружает в ватную какофонию взрывающихся в голове звуков, а потом и вовсе опрокидывает в глубокую темноту...

. Я просыпаюсь с оглушительно бухающим в голове набатом из тысячи барабанных установок. Яркий свет из незашторенного окна мучительно режет глаза...

Что за наказание?! Приподнимаю тяжелую голову, придерживая ее руками, словно переполненный водой аквариум, и принимаю, наконец, вертикальное положение.

Ого, я в своей постели! Весьма любопытно.

Все произошедшее прошлым вечером - все, кроме пышногрудой барменши, с которой я собирался развлечься, - кажется довольно смутным и полустертым. Как я вообще вернулся домой? Загадка, как ни крути.

И я все еще продолжаю биться над ее разрешением, когда дверь моей спальни открывается, и в комнату входит моя вчерашняя знакомая, та самая, пышногрудая - я даже глаза округляю.

- Держи вот, - она подает мне стакан воды и таблетку аспирина. - Г олова, должно быть, раскалывается!