Клоака - Доктороу Эдгар Лоуренс - Страница 34

• Предыдущая
• 34/59
• Следующая

И как это ни удивительно, мои дорогие друзья, но эти язычники никогда не найдут благодарных слушателей в наших христианских академиях и школах.

Но не стоит впадать в уныние, друзья мои, есть и настоящие ученые, которые своими изысканиями прибавляют славу к величию Господню. И это добрая весть, которую я решил сообщить вам сегодня. Ну, взять хотя бы следующий пример: история создания Господом Вселенной за семь дней, творение, описанное в книге Бытия, не опровергается, как можно было бы думать, ни геологами, которые утверждают, что скальные породы формировались тысячелетиями, ни зоологами, которые определяют возраст окаменелостей, находящихся в тех породах, потому что еврейское слово день не обозначает привычный для нас отрезок времени. Дни Бога могут отделяться друг от друга огромными эпохами Его мысли, Его бесконечных дум, простиравшихся от деяния до деяния. Творение Господа подвластно Божьим дням, а не человеческим. И может ли кто-нибудь вообразить, что все, что мы изучаем, — от бездны океана под нами до звездных скоплений над нашими головами — сложнейшее химическое строение Вселенной, ее таксономия, ее… эволюция — все это есть плод хаотических и случайных событий, случайного совпадения? Неужели можно отрицать, что только Господу было подвластно своим могущественным пером набросать эскиз человека — венца творения и вручить ему власть над всеми тварями земными, вознести его над слизью праматерии. Вот что мы можем говорить об этом… Аминь.

Во-вторых, что можно сказать о наших ученых, исследователях Библии, которые окопались в духовных школах? Эти ученые стали просто-напросто литературными стилистами, они создали себе фальшивого идола, они позорят себя, создавая своего пресловутого Редактора и помещая своего Анти-Христа на место настоящего Господа. И мы видим, как их доказательства разбиваются другими доказательствами, мы видим, как они ищут и находят легенды, опровергающие другие, ранее найденные легенды, видим, как они копаются в греческих, арамейских, шумерских и еврейских диалектах в поисках, как они выражаются, аутентичности. Эти попытки бесконечны. Их сотни — этих людей, которые невнятно бормочут на своих псевдонаучных языках, а завтра их будут тысячи, и они станут продолжать свое разрушительное дело. Но мы обрушим на них громовую тишину наших гимнов, славящих имя Господа. Мы вознесем непреходящую хвалу единственному Автору единственной Книги. Мы вознесем наши молитвы нашему Господу, тому единственному, к кому прибегаем мы, жаждая милости и бесконечного милосердия, во имя его единственного Сына — Иисуса Христа, который погиб на кресте за наши грехи. И мы скажем еще раз… аминь.

Хотя проповеди священнослужителей с подобающим пиететом регулярно печатались в газетах, хотя церквей было великое множество и их шпили густо усеивали горизонт, но все же погоду определял не образ Христа, а образ Твида. Этот последний был вездесущ, именно он мощнее всего воздействовал на наше самоощущение, наше самовосприятие. Твид стал лицом нашего времени, а не Иисус Христос. Надо было приложить массу усилий и выдержать неравную борьбу, на которую мы не слишком способны, чтобы покончить с коллективным эгоизмом, пропитавшим все поры нашего общества и апофеозом которого стал Твид. Я воображал его себе сидящим в приватной обстановке его каменного особняка на Сорок третьей улице, наслаждающимся удовлетворением всех его аппетитов, торжествующим успех всех его воровских предприятий. И все же мне казалось, что его натура лишена телесного основания. Я ощущал его присутствие в виде тумана, который ядовитыми испарениями осаждается на наши плечи и головы. Твид незримо застревал комом у нас в горле, мешая нормально дышать и глотать… Твид был злым божеством расползшегося в нашем обществе тотального вымогательства.

Чтобы не испытывать дальше вашего благосклонного терпения, смею вас уверить, что в конце концов все колонки материала, который я намерен вам сообщить, будут набраны и вы сможете прочитать всю историю, словно высеченную на камне, как клинописная хроника царя Хаммурапи. Я послал одного из независимых репортеров, сидевших у дверей моего кабинета, в архив морга просмотреть отчеты в поисках свидетельства о смерти какого-нибудь богача, который умер без копейки денег в кармане. Донн, со своей стороны, продолжал свое собственное расследование. В поисках истины мы надеялись определить, кто такие были сотоварищи Огастаса Пембертона — была ли это некая ложа, на манер масонской, братство, товарищество странных смертников, собравшихся для какой-то цели в белом омнибусе. Однако о побудительных мотивах этих людей мы знали не больше, чем ведал о них Мартин, когда белый омнибус с призраками проехал мимо него по заснеженной улице. Где они сейчас, знал только всемогущий Бог. Я же был твердо уверен только в одном: могилы тех людей заняты другими покойниками.

Одновременно мы продолжали поиски Мартина Пембертона… Должен, однако, напомнить вам, что мы отнюдь не были математиками, спокойно работающими с числовыми выражениями абстрактных понятий. Нет. У каждого из нас была работа, служебные и не только служебные обязанности, которые нам приходилось выполнять. Должен, правда, добавить, что, с тех пор как мы начали расследование, все основные наши занятия стали казаться нам отвлекающей докукой. Но по меньшей мере один человек из нашей когорты мог полностью посвятить себя своим порывам.

В один прекрасный день в мой кабинет вошел человек, которого звали Джеймс О'Брайен, и был он шерифом округа Нью-Йорк. Это была довольно-таки прибыльная должность, так как все штрафы и платежи проходили через руки шерифа. Разумеется, его назначили на должность с соизволения босса Твида. О'Брайен был человеком пресловутого Круга, типичным по своей необразованности; жестокий, коварный субъект, с налетом грубого политического интеллекта. Кроме того, его отличала некоторая претензия на праведность — неизбежное следствие занимаемой должности, которая позволяла ему во всех делах проявлять свое право на наказание. Я знал, что пару раз О'Брайен пытался бросить вызов влиянию Твида в демократической партии, но оба раза потерпел неудачу. Когда этот человек без предварительного письма ввалился в мой кабинет и, плюхнувшись в кресло, вытер лысину и закурил сигару, я закрыл дверь, чтобы шум не мешал разговору, и сел за стол, осведомившись, что угодно господину О'Брайену и чем я могу быть ему полезен.

Как раз в это время Твид начал нервничать из-за нападок на него газеты «Харперс уикли» и ее политического карикатуриста Наста. Большинство людей, служивших опорой Твиду, не умели читать, поэтому на содержание статей им было наплевать. Другое дело — карикатура. Представьте себе Твида в образе денежного мешка, наступившего на горло свободе. Это очень хорошо понятно каждому неграмотному и великолепно иллюстрирует содержание любой, даже самой заумной статьи. Харперам принадлежала также книгоиздательская фирма. После появления карикатур из школ были изъяты учебники, вышедшие в издательстве «Харпер».

Однако, если подумать, то Твид был только раздражен. Все эти публикации не могли принести ему никакого ощутимого ущерба, так как являлись чистой спекуляцией, умными рассуждениями. Веских доказательств преступной деятельности Твида не имел никто. Этот человек контролировал правительство и правоохранительную систему. Его не любил плебс, но тем не менее сохранял ему верность. Прибывающие в порт Нью-Йорка иностранцы доставлялись прямо в кабинеты юристов Твида, которые тут же фабриковали из иммигрантов граждан, имеющих право голоса. Им было куплено семьдесят пять процентов голосов республиканской оппозиции. Имя его прихлебателям было легион, и никто не мог даже теоретически выдвинуть против него мало-мальски достойного обвинения. Однажды Твид очень цинично спросил каких-то начинающих реформаторов: «Ну и что, господа, вы собираетесь со мной сделать?»

Но вот передо мной сидит мрачный и свирепый шериф О'Брайен. Я сразу вспомнил великую англосаксонскую поэму «Беовульф», которую, вероятно, задумали и написали как инструкцию для молодых вождей. Один из ее примитивных уроков заключается в следующем: если хочешь сохранить власть, делись награбленным. Твид был старым диким политиком примитивной школы, казалось бы, кто может лучше него знать эту прописную истину? Но вот у меня в кабинете сидит О'Брайен, необъяснимым образом обойденный милостями Твида, и держит на коленях обвинительный материал, аккуратно завернутый в плотную коричневую бумагу и перевязанный веревочкой. В свертке помещались копии бухгалтерских счетов, показывающих истинные размеры хищений Круга. Все цифры аккуратно выписаны в колонки. Украдено было невообразимо много. Описывалось и прикрытие, которым оправдывалось воровство, и даже то, как делили украденное. Боже мой, какая удача!

• Предыдущая
• 34/59
• Следующая