И один в поле воин - Дольд-Михайлик Юрий Петрович - Страница 73

• Предыдущая
• 73/127
• Следующая

— Тебе чего? — неприветливо донеслось со двора.

— Позовёте начальника караула.

— Обойдёмся и без него. Генрих снова забарабанил в дверь.

— Чего ты там толчёшься?

— Я буду стучать, пока ты не позовёшь начальника караула, — зло крикнул Генрих.

— Герр офицер, герр офицер! Оставьте, умоляю вас, испуганно шептал Пфайфер, — они нас убьют.

За дверью послышались шаги, щёлкнул замок, и на пороге появился Мельников в сопровождения ещё одного маки.

— Чего тебе? — спросил начальник штаба.

— Можете нас судить, можете после суда делать с нами что угодно, но сейчас измываться над нами вы не имеете права! — почти кричал Генрих. Пфайфер глазами, исполненными животного страха, глядел на маки.

— Кто над вами измывается?

— Со вчерашнего вечера нам не дали ни капли воды, ни куска хлеба, до сих пор не развязали рук.

— На тот свет примут и с пустым желудком.

— Я требую воды, хлеба и сигарет! — кричал Генрих.

— Чего орёшь? — Мельников, сжав кулаки, подступил к Генриху — Марш на сено! — приказал он в неожиданно толкнул пленного, Генрих пошатнулся и упал.

В тот же миг Генрих зацепил правой ногой ногу начальника штаба, а левой ударил его что было силы пониже колена. Это был один из приёмов джиу-джитсу, которыми хорошо владел Генрих.

Мельников упал как подкошенный, маки, сопровождавший начальника штаба, подбежал к Генриху и с силой толкнул его прикладом в грудь. «Это уже сверх программы!»— подумал Генрих.

— Ну, погоди, я отплачу тебе! — проговорил Мельников и вышел. Генрих поднялся, подошёл к двери и снова ударил по ней ногой.

— Ради бога! Сядьте! Из-за вас нас всех убьют! — вспылил Пфайфер.

— Я не успокоюсь, пока не добьюсь своего!

Дверь снова открылась, и на пороге появились те же, Мельников и маки. Позади них стояла женщина, которая держала в руках три куска хлеба, кувшин с водой и чашки.

Мельников с автоматом в руке остался у двери, а его спутник стал развязывать пленным руки.

— Ешьте, только побыстрее, нам некогда с вами нянчиться! — нетерпеливо крикнул Мельников.

— А мы вас не задерживаем! — с издёвкой ответил Генрих и, откусив кусочек хлеба, запил его глотком воды.

После вкусного обеда, которым его угостили Андре Ренар и этот же Мельников час назад, чёрствый хлеб буквально не лез Генриху в горло. Шофёр и Пфайфер мигом проглотили и хлеб, и воду, а Генрих все ещё дожёвывал свой ломоть.

— Долго я буду ждать? — Мельников выхватил из рук Генриха чашку.

— Ну и подавись своей водой! — равнодушно бросил Генрих и с удовольствием затянулся сигаретой, которую ему чуть пораньше протянула женщина.

— Связать руки! — приказал Мельников, когда пленные докурили сигареты. Пленных связали, на закрытой двери щёлкнул замок.

— Ну, что, полегче стало? — спросил Генрих Пфайфера.

— Я умоляю вас, не надо их больше раздражать! — заскулил пропагандист. — Они и так на нас злы, а теперь ещё больше разозлятся.

— Это только начало, увидите как я буду вести себя на суде. А сейчас я попробую уснуть, советую вам сделать то же самое.

Генрих плечом пододвинул солому, устроился на ней и через десять минут спокойно спал.

Вечером снова всех по одному вызывали на допрос. Пфайфера и шофёра отпустили быстро, допрос Гольдринга длился значительно дольше. Он продолжался ровно столько, сколько потребовалось, чтобы окончательно уточнить детали намеченного плана. После допроса всем пленным завязали глаза, посадили, в машину и куда-то повезли.

Ехали долго вероятно, часа два. Наконец машина остановилась у какого-то строения. В темноте лишь неясно вырисовывались его контуры. Всех ввели в помещение и неизвестно для чего развязали глаза. Пленные видели сейчас не больше, чем тогда, когда на глазах были повязки.

— Шофёр, вы здесь? А вы, герр Пфайфер? А где же Бертина Граузамель? Меня беспокоит, что её отделили от нас. Может быть, выпустили?

— Вот именно! На ней эсэсовская форма, они её любят так же, как коричневый костюм штатских национал-социалистов, — мрачно сказал шофёр. Пфайфер не то вздохнул, не то простонал.

— Майн герр, — тихо прошептал Генрих, — когда нас везли сюда, мне посчастливилось развязать руки, сейчас я развяжу и вам. Очевидно, это последняя наша остановка на пути к… смерти… Я попробую перехитрить её. Спустя, некоторое время я попрошусь по интимным делам во двор, когда меня выведут — попробую удрать. Если повезёт, сделаю всё возможное, чтобы спасти вас. Генрих развязал руки шофёру, потом Пфайферу. Тот дрожал всем телом.

— Если вам удастся бежать — они убьют нас без суда! — крикнул он и схватил Генриха за рукав — Я не пущу вас, я не позволю рисковать нашей жизнью.

— Хватит вам ныть! — вмешался шофёр. Теперь, когда речь шла о жизни и смерти, он не выбирал выражений и совсем непочтительно схватил Пфайфера за плечи — Мы теряем единственную надежду на спасение, а вы мешаете!

Он оттянул пропагандиста от двери и заткнул ему рот рукой. Генрих так же, как днём, в сарае, стукнул в дверь ногой.

— Чего тебе? — послышался голос Мельникова.

— После вашего угощения у меня болит живот, черт вас всех побери! — крикнул Генрих.

Мельников выругался, но дверь открыл. Послышалась команда держать автоматы наготове. Кто-то вошёл в помещение и, подталкивая пленного в спину, вывел его во двор. Потом щёлкнул замок.

Пфайфер и шофёр, затаив дыхание, прислушивались. Но вокруг всё было тихо, ни звука, ни шелеста. Лишь минут через пять послышались восклицания, топот.

— Стой! Лови! Один выстрел, второй, пулемётная очередь. Все удалилось, стихло.

Когда через час начальник шестого штуцпункта лейтенант Швайцер увидел Гольдринга, он ужаснулся. С подбитым глазом, окровавленными руками, Генрих мало напоминал офицера по особым поручениям, которого лейтенант не раз видел в штабе.

— Немедленно свяжите меня со штабом дивизии! — приказал Гольдринг. Лейтенант вызвал штаб.

— Говорит обер-лейтенант фон Гольдринг. Да, да… Об этом потом… Не прерывайте меня и слушайте, дорога каждая минута… Передайте генералу, что нас всех вчера захватили маки. Я бежал из плена. Герр Пфайфер и шофёр находятся в нескольких километрах от шестого штуцпункта, утром их расстреляют. Я прощу немедленно выслать роту егерей, дорогу я знаю, поведу сам. Ради бога, не мешкайте, дорога каждая секунда. Генрих положил трубку и упал на стул.

— Сигару! Со вчерашнего вечера не курил!

Но у лейтенанта Швайцера сигар не было. Пришлось удовлетвориться дешёвой сигаретой.

— На ваши поиски брошено несколько отрядов, — сообщил лейтенант, увидев, что его неожиданный гость пришёл в себя.

— В штабе дивизии уже всё известно?

— Лишь то, что на машину наскочили маки. Но труп лейтенанта Заугеля навёл всех на мысль, что и с остальными пассажирами произошло большое несчастье.

Рота егерей прибыла, как показали часы, за сорок пять минут. Вместе с ней на машине Генриха, которую вёл Курт, приехал и Лютц.

— Вот к чему привело твоё легкомыслие! — ещё с порога набросился он на приятеля.

— А при чём тут моё легкомыслие?

— Надо было взять больше охраны и не выезжать вечером.

— Карл! Ты, забыл, что об охране должен был позаботиться Заугель, покойный Заугель, я был лишь пассажиром. На том, чтобы ехать вечером, настаивал сам Пфайфер, но обо всём этом потом. Сколько прибыло солдат?

— Сто шестьдесят человек и десять ручных пулемётов, — отрапортовал командир роты.

— Карту!

Расстелив карту, такую же, как та, которую он вчера внимательно изучил с Андре Ренаром и Мельниковым, Генрих стал отдавать распоряжения.

— Вы, герр обер-лейтенант Краузе, берите взвод и наступайте по этой дороге. Будете главной колонной. Если вашу колонну не обстреляют, что маловероятно, вы свернёте от селения налево, чтобы отрезать маки дорогу в горы. Я приму команду над двумя взводами и буду наступать вслед за вами, на правом фланге, а теперь действуйте.

Привыкшие к горным операциям, егери шли быстро, почти неслышно. Когда до селения осталось метров пятьсот, взвод под командой лейтенанта Краузе свернул налево. Генрих подал команду, и два взвода тихо рассыпались цепью. В это время застрочили пулемёты партизан. Генрих залёг рядом с Лютцем.

• Предыдущая
• 73/127
• Следующая