Маги и мошенники - Долгова Елена - Страница 41

• Предыдущая
• 41/93
• Следующая

– Ну что ж, ваши аргументы, Людвиг, весомы. Да здравствует новый мир. Итак…

Адальберт Хронист. Толосса, Церенская Империя.

…Я выполнил обычные действия, предваряющие создание гримуара, и в первую минуту не произошло ничего – все так же мерцал фонарь и неслышно звенела аура опасности. Я ужаснулся – идея с бумагой оказалась бесполезной, минута была не из приятных.

– Что…

Мой друг Людвиг не успел договорить, свет фонаря мигнул, расплываясь радужными кругами, в ушах тонко зазвенело, а потом все звуки исчезли, как будто на нас навалилась груда мягкой хлопчатой ваты. Душа барахталась в этих своеобразных потемках, ощущение оказалось отвратительным – и новым. Я никогда еще не пытался использовать гримуар для собственной телепортации. Рядом охнул и произнес непонятную греческую фразу ученый мудрец-румиец.

Бархатная тьма обволакивала нас, а потом принялась медленно рассеиваться, сначала сквозь плотный черный полог проступили яркие искры, потом сам полог обветшал, истончился, распался на клочья и исчез.

Я осмотрелся – грязь с нашей одежды чудесным образом пропала, мы втроем стояли на тесном каменном пятачке, на гребне крепостной стены форта, слева в мутных предрассветных сумерках чернела уже знакомая мне катапульта по имени Марта. Ярко и тепло сияла утренняя Венера, горизонт уже очистился и посветлел, с моря дул свежий бриз, стена верного Империи форта, словно утес, вздымалась над мятежным городом. В этот момент я испытал приятное чувство покоя и безопасности.

Как оказалось, преждевременно. Стража явилась спустя всего минуту и принялась обращаться с нами без малейшего налета вежливости. Не знаю, за кого они приняли нашу ученую троицу, наверное, в лучшем случае за обычных шпионов, а то и вовсе за перепорхнувших через укрепления крылатых оборотней, сказками про коих переполнен фольклор Церенской Империи.

Я получил банальный удар по почкам, нанесенный, впрочем, древком благородной алебарды, моему другу румийцу вывернули руки и кошелек. Спасло нас присутствие Фирхофа-Ренгера, он неуловимым движением освободился из рук стражи и шепнул что-то на ухо капитану. Беро (плотный широкоплечий вояка в годах) отвел медикуса в сторону, они перекинулись фразами вполголоса, Людвиг стащил со среднего пальца простое стальное кольцо и позволил вояке его рассмотреть.

Через короткое время отношение к нам Морица Беро совершенно переменилось – он стал само радушие. Это внушило мне смешанные чувства. С одной стороны, приятно выпутаться из опасного приключения, с другой стороны, поведение Фирхофа отчего-то внушало мне иррациональный страх. Он держался безукоризненно – как преданный друг, он спас мне жизнь и, пожалуй, все время оставался душой нашей компании, но в его бесстрашии, пожалуй, было нечто неестественное. Я не верю в вечную жизнь, явное презрение к смертельной угрозе всегда казалось мне подозрительным качеством. Оно присуще или отчаянным фанатикам, или людям, которые имеют тщательно продуманный план и на деле рискуют гораздо менее, чем кажется доверчивому наблюдателю. Фон Фирхоф не походил на человека, одержимого беспочвенной верой, следовательно…

К сожалению, у меня не было выбора. Если бы я мог безопасно бежать, оставив общество Людвига, я сделал бы это немедленно. Если бы я знал, чем все это кончится, я бы бежал, даже невзирая на явную и непосредственную опасность такого побега. Но тогда я о многом не подозревал, поневоле гнал подозрения прочь, и время шло, убегало, сыпалось, как между пальцев песок, и роковые события надвигались неотвратимо, подобно морскому приливу…

Беро пригласил нас позавтракать в его компании. В окно капитанских апартаментов, с высоты башни, я видел пенистое море, широкую панораму враждебной нам Толоссы и всхолмленный каменистый берег залива, занятый под лагерь солдатами императора. Стяг Церена, золотой сокол, реял на шпиле, казалось, протяни руку и достанешь, впечатление это оказалось, конечно, обманчивым – расстояние от башни до штандарта было вполне приличным, его скрадывал прозрачный воздух и яркая, чистая игра света.

Фирхоф остался беседовать с капитаном и я отправился прогуляться и осмотреться в обществе ученого румийца. Форт Толоссы оказался великолепен. Участок земли на вершине холма огораживали мощные стены – еще более высокие, чем наружные крепостные сооружения Толоссы. По крутой лестнице мы спустились в тесный внутренний двор. Я тщетно искал ворота – кир Антисфен махнул рукой в сторону участка свежей кладки:

– Вот они.

Я понял все – люди Беро, не жалея рисковать, замуровали вход изнутри, потратив на это небольшой запас бутового камня.

– Это скреплено яичным белком.

– Разумеется. Отличная, добротная работа, старательность, продиктованная желанием пожить подольше.

– Где они брали яйца?

– Здесь есть птичник. Я удивляюсь только, что несушки до сих пор не съедены. Вы не обратили внимание, почтенный Россенхель, Беро любезно угощал нас яичницей из желтков?

– Конечно. Сам он к ней даже и не притронулся.

– Еще бы. Капитану форта и его людям поневоле пришлось съесть все желтки ото всех яиц, белки которых пошли на строительство укрепления.

В этот момент ситуация предстала передо мной совершенно в новом свете – я впервые обратил внимание на бледность часового, его чуть расслабленную позу. Так выглядит человек, который ослабел, хотя еще пытается держаться бодро.

– У них голод или скудный рацион.

– Именно так. Если государь Церена не поторопится со штурмом, дело кончится плачевно – Беро не удержит форт.

– Стены хороши.

– Никакие стены не защитят от штурма, если на них не будут твердо стоять солдаты. Посмотрите на лицо этого человека.

Я видел, что солдат боится – подавленный страх прятался в уголках глаз, тревогу выдавали опущенные плечи, особый поворот шеи. Кир Антисфен и я поняли друг друга без слов.

– Не понимаю. – заметил я. – прямо сейчас на виду у гарнизона форта, стоит армия Империи. Армия победоносная, по сравнению с которой вооруженные оборванцы мало чего стоят. За Бретона – море и стены Толоссы. За Императора – время, власть, обученные воины, вся мощь Церена. Мятежников раздавят как мух, признаться, мне их даже жаль. Почему боится этот солдат?

Румиец тонко улыбнулся.

– Как вы думаете, чем отличается победитель от побежденного?

– Военными потерями, конечно!

– Вовсе нет. Все дело в состоянии духа. Боюсь, что у Беро могут возникнуть серьезные неприятности – его люди изначально ненадежны. Вы не знали? – у них в Толоссе остались друзья и родственники. Трудно защищать форт от арбалетчиков Клауса, в то время как воины Империи, сражаясь с бретонистами, мимоходом убивают твоих близких. Этот ересиарх то ли очень хитер, то ли не чужд милосердия – он и пальцем не тронул семьи солдат. Жены и дети лучников капитана Морица продолжают, как ни в чем ни бывало, жить в мятежном городе; их просто не выпускают с острова, и все тут. Никакой лишней крови.

Я поразился проницательности румийца.

– Зачем еретикам форт? Если крепость все равно не сегодня-завтра будет взята? Даже если мятежные горожане укроются за вторым ярусом стен, это лишь ненадолго отсрочит неизбежный разгром.

– Мне кажется, Бретона отличает интуитивная проницательность. Меры были приняты заранее, когда он еще ничего не знал о гримуарах. Но теперь мятежникам очень и очень нужен форт – потому что в форте прячетесь вы, Россенхель.

– Клаус об этом не знает. Как он догадается?

– Такие секреты не держатся. В скором времени невзрачный лучник в железном колпаке выбросит со стены… Ну, хоть кусок глины, мягкое яблоко, комок навоза или метнет стрелу. Записку подберут с той стороны, и Клаус про вас, друг мой Вольф, узнает все, что нужно, всего-то через несколько часов.

– Но это же измена!

– Измена случается, если открывают ворота. Описанный мною вариант называется не изменой, а предусмотрительностью. Кстати, недаром в равной мере предусмотрительный мессир Беро приказал замуровать выход. Немного успокаивает только одно – не сомневайтесь, солдаты гарнизона большей частью не умеют писать.

• Предыдущая
• 41/93
• Следующая