Зима гнева (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 30

Когда Савва увидел на пороге дома племяшку…

Сердце на миг екнуло, пропустив удар, сжалось в комок, а потом снова принялось отсчитывать глухой ритм….

– Что…?

Хотя мог бы и не спрашивать, и так все видно.

Девочка вся бледная, одной рукой тянет за собой мальчишку, в другой руке шкатулка из дерева… сам Наденьке дарил.

Он тогда ведь ничего подарить ей не мог – ну что он сделает для торы? Та любой подарок купит…

Только хотелось.

Шкатулку дарил, гребень… сам из дерева вырезал. Вот и…

Мальчишка в шаль закутан так, что одни глаза видать, весь дрожит…

Савва подхватил его на руки, кивнул Матрешке.

– Заходи, давай, да рассказывай.

Через полчаса Савва кивнул своим мыслям. Погладил Гошку по голове.

– Ты кушай, внучок. Вареньице вот, бери, клюква была, что вишня, сладкая… блинчик скушай, да чайком запивай. А то простынешь, с меня твоя бабушка шкуру спустит…

Не надеялся он ни на что.

Но не говорить же малышу правду? Нельзя…

Судя по тому, что рассказала племяшка… спасать – некого. Остается только сделать, что Наденька просила. Отвезти мальца в город, да и поселить в доме, который уж куплен. Но…

Но!

А кто с ним там жить будет?

Думал Савва недолго.

Оставлять мальца у себя? Ох, ненадежно это… его видели. Его знают. Прислуга-то у тора была все своя, из деревенских… думаете, никто мальчишку не признает?

Да еще как!

И не выдадут его?

Не выдадут Савву?

В такое счастье мужчина не верил. Мальчишку НАДО везти в город. А вот с кем…

Раздумывал Савва недолго. Часа не прошло, а он уже был в деревне. И стучался в маленький домик на окраине.

– Дунька, дело есть!

Вдова Евдокия визиту удивилась искренне. Савва к ней не захаживал. Хотя… между нами…

Вдова же!

Но не труп!

Случалось иногда… заворачивали к ней по ночи мужики… Евдокия о своих делах помалкивала. А чего болтать? Случается иногда… по слабости женской. То одного приветишь, то второго…

А как выжить?

Муженек-то с дури, считай, помер! На рыбалку пошел, да по синему льду. Бахвалился перед друзьями лихостью… под лед и провалился. Застудился, да и помер, а ей одной век вековать… детей поднимать! Шестеро осталось, мал мала меньше!

Выкорми, поди!

Савва, кстати говоря, к ней никогда не захаживал. Верность супруге хранил. Евдокия его за это уважала, а потому и сейчас не подумала, чего плохого. И дверь открыла.

– Почто пожаловал Савватей?

– Разговор есть… жена говорила, Ксюха у тебя с цепи сорвалась.

Евдокия помрачнела.

Сама-то она была осторожна. А вот дочь…

Дура!

Бывают такие девки, которые умнее всех! И учи их розгами, не учи… насмерть забить можно, а ума вложить не выйдет. Ксения была именно из таких.

Еще в четырнадцать рослая красивая деваха прыгнула в постель к тору Алексееву. На свадьбу она не надеялась, о чем думала – непонятно. Лето они с тором прокувыркались, потом Илья уехал, а Ксюха осталась. И дурная слава при ней.

Переспать с ней – переспали, на том все и закончилось. Хотя огорченной Ксюха и не выгладела, но кто тех баб знает?

Потом девчонка пошла по рукам.

Чего с ней Евдокия не натерпелась! Ворота дегтем мазали, побить девку пытались, молодухи плакаться приходили… да, и дурную болезнь пару раз подцепляла деваха. А вот детей ни разу не было.

Потому и Евдокия рукой махнула.

Дети – да, дело другое. Для них можно и мать пристрОжить. А коли не получаются… бесплодное дерево?

Так пусть цветет, пока не облетело!

Может, потому и деревенские бабы девку еще не прибили? Случалось, поколачивали, бывало, за косу таскали или поленом по улице гоняли. Но здраво рассуждали, что всякое бывает…

Деревенская практичность.

Не всякий раз бабе с мужиком можно. Бывает и так, что плод скинуть опасается, или после родов все болит, а им ведь охота! Пусть и шалашовка будет, но своя, деревенская. Которая никакой заразой не наградит!

Впрочем, все было до поры. И Евдокия за дочь искренне переживала. Ведь прибьют рано или поздно, но… бывает же так! Уродится гулящая девка родне на позор – и хоть трава не расти!

– Ты почто пришел? Душу тревожить?!

– Беду твою избыть, – Савватей прищурился. – Хочешь – девку в город отошлем?

Хочешь?! Хочу!

Но – цена?

Известная крестьянская практичность тут же заставила Евдокию поднять брови.

– Почто такие милости?

– То, – Савватей опустил голову. Здесь и сейчас врать он мог невозбранно, потому как ни Евдокия, ни ее дети, ни дочь никогда Гошку не видели. Гоняли Ксюху от господского дома, что таракана тапкой. – Грешен я, Дуня…

В принципе, он и не врал. История была абсолютно правдивой.

Загулял по молодости, нажил ребенка. Чем мог – помогал, но много ли он мог? А тут Освобождение…

Мать у мальчишки умерла, отец далеко, другой родни не осталось. Зато дом есть в городе… ежели Ксюха захочет, можно туда переселиться.

Условия?

Чтобы малец был накормлен, напоен, одет и обут. Пригляд, короче. А денег Савва даст. Остались от материнской родни…

Даже и не соврал. Просто не все сказал.

Евдокия думала недолго.

– Боюсь я, Саввушка. Ксюха дурная девка, сорвется, вразнос пойдет…

– Здесь я внука оставить не смогу, сама понимаешь… а туда наезжать буду. Выбора у меня нет… потом, может, кого другого пригляжу. А сейчас хоть бы так досмотреть…

Евдокия задумчиво смотрела в окно.

– Не знаю, Савватей. Чует мое сердце, Ксюха в беду встрянет. Что здесь, что там…

Савватей пожал плечами. Он отлично понимал, что это не выход. Но выхода-то и не было! Вообще…

Если б Ирина Ивановна… или Наденька… если б они остались живы… Савва задавил острый приступ тоски. Так вот и бывает, жил, не тужил, а сейчас… сам не понимал, как важна для него тора Надежда. С ее вечной улыбкой, хлопотами по хозяйству, ее добротой… да за что ее-то!?

Сволочи!!!

Ладно б Алексеева, того и можно, и нужно! Сам бы стрельнул! А Надю?!

– Где сейчас твоя-то?

– К утру будет, – отвела глаза Евдокия.

Признаваться, что она о дочери ничего толком не знает, ни где та шляется, ни с кем… Савва понял. И кивнул.

Подождем.

А что ему еще до утра делать? Дома сидеть? Так дома-то и не лучше! Дома все будет наводить на мысли… не уберег! Не спас!

Евдокия прищурилась. С подколкой, как испокон века заведено.

– Не боишься, Савватей?

– Чего бояться-то?

– Что нехорошее о тебе подумают. Жена приревнует…

Савва от души рассмеялся.

– Дуняша, коли жена меня после стольких лет заревнует – не зря я ее выбрал!

– Жаль, ты не меня выбрал.

– Так отказа боялся…

Уютно было чаевничать у горящей лучины, перебрасываться шутками, сплетничать о деревенских делах. И Савватей сейчас ни о чем не думал. Старался не думать…

Аксинью они дождались только под утро.

Вошла, косой тряхнула… на шее синяк, в волосах солома, взгляд шальной, губы припухли… Савва подумал, что своей бы дочери всыпал за такое что вдоль, что поперек. Но то своей. А Ксюха все ж девка неплохая.

Гулящая, но по-своему честная. Не подлая.

– Мамка, ты что? Дядька Савватей, что случилось?

И не дура.

Ни на секунду не подумала, будто он по телесной надобности. И не в том дело, что они за столом сидят – плоть побаловать несложно. Сотня мелочей есть, по которым сразу скажешь, кто и с кем… только внимательнее надо быть.

Нет, Ксюха не дура, и это хорошо.

– У меня к тебе дело, Аксинья. Не к твоей матери.

– Да?

Глаза удивленные. Оно и понятно…

Полчаса у Савватея ушло, чтобы повторить, что он Евдокии рассказывал. Аксинья думала недолго.

– Я согласная. Дядько Савватей, а сколько жить-то там?

– Покамест родичи мальца не найдутся. Может, и год. Али два…

– Согласна!

Савватей и не сомневался.