Три поцелуя (ЛП) - Тейлор Лэйни - Страница 30

А потом она исчезла из виду, и зима растянулась далеко до самого горизонта, как поле, укрытое снегом. Мир и покой.

Само собой, это не могло продолжаться вечно. Королева вернулась, как это делала каждый год. Но Мэб вскоре поняла, что этот год не походил на прочие. Совершенно. Как‑то раз она проснулась утром и увидела склонившуюся над ней Королеву, как тем утром, когда она уехала на охоту. Девушка моргнула, прогоняя сон. Неужели зима уже закончилась? Глаза Королевы сияли.

— Ижа, сюрприз, — сказала она хриплым голосом, — пойдем.

Она подняла девушку с постели и обтерла горстями снега, не дав ему растаять, чтобы Мэб могла умыться водой. Королева всем своим телом излучала нетерпение. Вокруг так и порхали служанки, но не касались девушки. Сегодня утром, как никогда, Мэб принадлежала только Королеве. Она втерла в кожу Мэб масла, а потом совершила нечто новое: она разрисовала ее тело. Служанка по имени Кешва принесла беличью кисть и горшочек с краской индиго, и Королева взяла их и нарисовала синие кольца и браслеты вокруг рук и ног Мэб, и спирали вокруг ее пупка и груди. У основания горла она нарисовала три маленьких символа: растущую, полную и убывающую луну. Когда она рисовала их, Мэб видела поверх склоненной головы Королевы глаза служанок. Ее сердцебиение участилось. Их глаза напоминали глаза кошек, которые лениво наблюдали за тщетно бьющуюся за жизнь, тонущей раненной добычей, оттягивая забавы ради, неизбежный смертельный удар.

И она поняла, что ее страх достиг наивысшей точки, по прошествии стольких месяцев.

Королева поднялась и повела Мэб к окну, из которого они наблюдали, как несколько низших каст Друджей сбрасывали кошек чудовищам под мостами, пока последние не насытились. Затем через мост прошла небольшая процессия. Во главе шел Исвант, а рядом с ним, спотыкаясь, брел юноша. Мэб за всю жизнь никогда не видела другого человека, и все же ее мгновенно охватил трепет: юноша — человек. Подобно ей юноша был гол и его руки, и ноги были окольцованы синей краской. Она не могла отвести от него глаз. Он будто был живым доказательством ее существования, что она была не просто цитрой для Королевы, оболочкой, которую та надевала, когда хотела, а чем‑то живым, самой собой.

И она поняла, почему Королева взяла ее косу на зимнюю охоту. Волосы юноши были точно такого же оттенка, как и ее собственные, красные, как хурма, и, как у нее, его кожа была кремового цвета, без веснушек. Глядя на них обоих, их можно было принять за брата и сестрой.

Исвант толкнул юношу по каменным ступенькам наверх, где рядом с Королевой стояла Мэб. Все Друджи последовали за ними. Они толпились вокруг и подталкивали юношу к ней, в глазах их мерцал странный хищный блеск. Юноша дрожал, и Мэб тоже начала дрожать. Она не понимала, чего они от нее хотят. В какой‑то ужасный момент она испугалась, что они заставят ее убить его, как кошку, и сбросить тело чудовищам. Она начала все больше и больше паниковать. Ее глаза метнулись между ледяным взглядом Королевы и похотливыми глазами Исванта, но в них она не нашла ни ответа, ни утешения. Остальные просто стояли и пялились, и на мгновение ее взгляд упал на лицо незнакомца среди знакомых лиц. Она знала всех Друджей, но обладатель этого лица был не из Тэджбела.

Дело было не только в том, что он был незнакомцем, который заставил ее взгляд дрогнуть, когда тот остановился на его лице; дело было в его взгляде, который мерцал в его глазах. Прежде ей не доводилось видеть подобный ни у одного из Друджей. Она знала это только по тому, что видела это в своем отражении. Это была боль.

А потом Королева приподняла подбородок Мэб указательным пальцем. И в девушку хлынуло голубое, обжигающее холодом пламя. Это было сродни падению в замерзшую реку, и все стало приглушенным и отдаленным. Королева была внутри нее, и Мэб опять было неподвластно ее тело, словно она стала просто его тенью. Она будто в мутном отражение видела, как ее расписанные синью руки потянулись к юноше, но она едва чувствовала его кожу под кончиками пальцев. Это Королева наслаждалась всеми ощущениями, когда она провела пальцами по его острым молодым ключицам; сердцебиение в его тонкой груди, такое же ясное и быстрое как у птицы.

А затем и юноша перестал дрожать и выражение его лица стало пустым, и Мэб поняла, что в него вошел Исвант. Рука юноши потянулась, чтобы схватить Мэб за запястье, точно таким же образом, как он схватил ее тогда, когда потянул через мост, словно она была всего лишь трупом, который нужно перетащить из одного места в другое.

Он (юноша, но не юноша) потянул ее на меха. Захваченная в плен внутри собственного тела, как и много раз до того, Мэб съежилась и стала просто ждать. Она была лишь чем‑то несформировавшимся внутри куколки, и она не больше чувствовала плоть на своей плоти, чем куколка бабочки чувствует дождь на своем коконе. Она ждала когда это закончится, и спустя какое‑то время так оно и случилось. Но прежде чем это случилось, она вновь заметила в толпе наблюдателей нового Друджа и уставилась на него. Он выделялся на фоне прочих, словно этот незнакомец зажал что‑то между зубами и должен был изо всех сил держать это до самой смерти. Нечто сопротивляющееся. Мэб была в это уверена. Что причиняло боль, несмотря на то, что она прекрасно знала: Друджи не чувствуют боли. И в этом таилась загадка. Он был загадкой, и он дал ей повод для размышлений, пока Королева и Исвант не закончат со своей шарадой и не вернуться в свои тела.

Тело Королевы зашевелилось. Она приподняла подбородок и холодно отвернулась от Мэб, оставив ее лежать на мехах. Синяя краска девушки размазалась и смешалась с краской юноши. Он тихо плакал рядом с ней, и Мэб медленно пришедшая в себя, повернулась к нему и погладила его волосы и пробормотала ласковые слова. Королева остановилась и бросила взгляд через плечо. Ее лицо вспыхнуло от раздражения.

Мэб смело встретила ее взгляд и продолжила гладить юношу по волосам, пораженная жаром его лба. Неожиданно она поняла сразу несколько новых вещей. Во‑первых, она была не одна в этом мире, но одна из загадочного вида, который существовал где‑то в другом месте. Во‑вторых, кем бы она ни была, в каком‑то смысле Королева хотела владеть этим. Друджи могли носить чужие тела, но они ничего не чувствовали, кроме трения. Они никогда узнают, что это такое, что заставляет незнакомцев цепляться друг за друга, сближаться из‑за страха и печали. Друджам этого не дано, даже когда те подражают акту любви.

Позже Мэб поняла, что в Друджах имелся изъян. Им чего‑то отчаянно не хватало. Позже Язад объяснил ей и рассказал о душе. Она не могла выразить это словами, лежа на мехах вместе с юношей, но даже без слов, она начала тогда понимать.

Много месяцев спустя, когда она почувствовала первый трепет жизни в себе и ее руки полетели к животу, это понимание сосредоточилось в твердой, светлой точке внутри нее, как жемчужина. «Вот еще что‑то, что не могут Друджи», — подумала она тогда ожесточенно. И хотя Королева могла проникнуть в нее и украсть это ощущение трепета для себя, Мэб знала, что жемчужина внутри нее была только ее, и ничто из того, что Королева когда‑либо делала, не могло изменить этого.

И она знала, что никогда не сможет пересечь черные луга с пустыми руками. Ей нечем будет купить свободу себе и крошечной жизни внутри нее. Она размышляла о происхождение девочек‑матерей, которые были здесь до нее, и она пыталась представить, как они покидают Тэджбел, уходят, опорожненные, пустые, как яичная скорлупа, и просто не могла этого осознать.

Что случилось с ее собственной матерью и со всеми, кто был до нее?

Благодаря Михаю Мэб так и не узнала; именно из‑за него ее дочь не познала голода, и клетку и чудищ Друджей. По какой‑то, неведомой ей причине, он спас их. Поэтому, когда он выкрал Эсме, и Мэб разглядела сквозь воздушное окно шпили Тэджбела, ей вспомнилась та мука, что столько лет в юности переполняла ее, и она закричала. Наконец, когда она не могла больше кричать, женщина рухнула на ковер. Она видела младые руки и ноги, опоясанные синевой и слышала мысленно песню о созревших плодах. Она обхватила свой плоский живот, давно низвергшего драгоценную жемчужину, и представила, как нежную Эсме ведут к юноше, специально для нее откуда‑то выкраденного, чтобы она произвела на свет для Королевы еще одного огненно‑рыжего питомца, который никогда не познает человеческих рук.