Мои большие файерболы (СИ) - Токсик Саша - Страница 42

Я с трудом выпрямилась. Выжатое до предела препаратами тело не слушалось, а этот бесконечный день все никак не хотел заканчиваться. В изломанном свете уличного фонаря, я видела сизую темноту в прихожей. Она время от времени озарялась вспышками и треском. Горел стабилизаторный щиток.

Первым моим порывом было — броситься к спасительному окну. Я с детства жутко боялась пожаров. Пьяные курильщики и дерьмовая проводка — спутники всякой нищеты — исправно поставляли новые трупы в статистику райцентра. Хотя взрослые запрещали — мы тайком бегали на пожарища, переживая в детских душонках ужас и облегчение, от того — что это случилось не с тобой.

Уже во взрослой жизни ютуб научил, что сидеть на карнизе, выбирая между поджариванием задницы и прыжком вниз — тоже не лучший исход. Рванув из блока питания бесполезные провода, я зажала лицо подушкой и отчаянно двинулась ко входной двери.

Верхний замок, щеколда, цепочка. Я знала все на ощупь, но едва держалась, чтобы не сорваться в такую желанную панику, не начать биться о преграду с криками, как пойманная птица, чтобы скорее пришли, спасли, и сделали все, как надо. Только злость удерживала рассудок. Холодная бешеная ярость.

Тяжелый сейфовый замок сыто щелкнул, и я вывалилась наружу, чтобы заорать "Пожар" в спящий лестничный пролет.

Снизу забухали шаги. В таких домах есть те — кому по службе положено бежать навстречу опасности. Квадратный секьюрити с огнетушителем в руках перепрыгивал через две ступеньки. За ним, сильно отставая, семенил пожилой консьерж. Загудел лифт, видимо в нем тоже спешила подмога. Я поняла, что в подъезде мирно горит свет. Только дверной проем за спиной был темным.

В квартире вдруг стало шумно и многолюдно. Какие-то мужики в спецовках притащили переноску и деловито устанавливали лампы на штативах. Управдом Семен Петрович, пытался напоить меня то водой, то моим же коньяком. Его седые усы даже поникли от огорчения и сочувствия. Начальник охраны, стоя рядом с героическим секьюрити, увлеченно тыкал пальцами в обгорелый щиток, а его подопечный кивал, и невзначай бросал на меня любопытные взгляды.

Я сообразила, что одета только в игровой сьют. Тонкую латексную хрень, которая не скрывала вообще ничего. Обслуга жилого комплекса была настолько вышколена, что застань они меня абсолютно голой, с наручниками и плеткой, все равно упорно делали бы вид, что не происходит ничего необычного. А вот малыш был из новеньких. Вскормленный на жирном молоке и сметане, он топтался в прихожей неуклюже, как бычок двухлеток. Я поймала его взгляд, и пояснила с приветливой улыбкой:

— Я дайвингом занимаюсь. Тренируюсь в ванне, пока не сезон.

— Зеньки опусти, дебил! — увесисто пхнул его в бок начальник. — Тебе еще завтра отчет писать по всей форме.

— Не ругай его, Иван Макарыч, он молодец, все правильно сделал. — Я заметила, как у парня покраснели уши. Совсем молодняк.

— Как тебя зовут, герой?

— Андрюха, то есть, Андрей.

— А фамилия?

— Онищенко

— Спасибо, Андрюша Онищенко, — сказала я, и тут же потеряла к нему интерес, прислушиваясь к рассказу домоуправа.

— У вас проводку коротнуло, Маргарита Дмитриевна. Видать перегрузили ее чем-то сильно. — Семен Петрович кинул быстрый взгляд на мой костюм, и тут же соскочил с опасной темы. — супруг у вас тут все по своему оборудовал, не по регламенту, вот стабилизаторы и выгорели. Так бы щелк, и все, — он выразительным щелчком показал, насколько быстро все бы произошло.

— Что все? — я прищурилась. — Вы хоть догадываетесь, сколько это ВСЕ стоит? Да тебя, хрен старый на органы пустить, и то вся эта техника не окупится. Ты моему Филиппу ботинки лизать должен, за то, что он на вас, уродов, не понадеялся.

Фил в последнее время увлекся джазом. То ли попал под влияние всяких снобов и ценителей, то ли причудливые ритмы винтажных темнокожих маргиналов и впрямь задели что-то в его расчетливом банкирском сердце. Он накупил коллекционного винила и хай-эндовской акустики, а поскольку та капризничала на истерически скачущем сетевом напряжении, муж оборудовал квартиру собственным блоком стабилизаторов. Не сам, конечно. Притащил нужных спецов из своего банка. Этот блок и сдержал внезапный и необъяснимый скачок напряжения. Мощные приборы, сколько могли, сглаживали электрическое безумие, плавясь и сгорая. Не будь их — сейчас бы искрили и тлели и мой макбук, и точка доступа в интернет, и что самое веселое — я сама, в моем игровом сьюте.

Тишина в квартире установилась запредельная. Я поняла, что собравшиеся готовы меня услышать, и продолжила:

— Сколько твоим мальчикам нужно на ремонт?

— Если начать с утра, то к вечеру…

— Начать сейчас. Москоу неве слип. Вся ночь впереди. К десяти утра все должно работать.

— Но Маргарита Дмитриевна…

— Филиппу Альбертовичу я сообщу сама, — перебила я его. — Или не сообщу, (на этих моих словах домоуправ с надеждой выдохнул). Как поторопитесь. Смету отдашь Антонине. За срочность накинь, но без хамства.

Я ткнула ногтем в домработницу. Та уже примчалась на боевой пост, за рекордное даже для ночной столицы время. Точно жалование ей прибавлю. Если вспомню, когда проснусь. С этой мыслью я развернулась, и светя себе айфончиком, пошла в спальню.

Глаза уже категорически не желали открываться, но прежде чем рухнуть на кровать, я сделала один звонок.

— Виталий Арнольдович, прости, что разбудила… Это срочно. — я позволила себе всхлипнуть в трубку. — Виталий, кажется меня хотели убить. Нет… приезжать не надо… со мной уже все хорошо. Пришли кого-нибудь… поговорить с охраной. Дежурного зовут Андрей Онищенко. Пересменок у них в 8. Я жутко устала… Спокойной ночи.

Не дожидаясь ответа, я положила трубку и отключила телефон.

Спать.

* * *

Столица прекрасна без пробок. Въезды в город и транспортные кольца уже забивал поток замкадышей, но мне было нужно не внутрь, а наружу. Через полчаса моя юркая машинка выкатилась на Царскую дорогу*. Я миновала громаду Барвихи Лакшери Вилледж, свернула на Жуковку и вскоре уже сигналила перед мощным шлагбаумом, который мог удержать даже танк. Именно за охрану это место особенно ценили чиновники и депутаты. Избранники и слуги народа надежно хранили частную жизнь от своих избирателей.

(* Царская дорога — Рублево-Успенское шоссе. Это не понты, а реальное историческое название. По этой дороге царская семья ездила на богомолье в Звенигород.)

Пять часов сна. Двойной эспрессо в постель от верной Тони. Контрастный душ. Минимум макияжа. Я полюбовалась на суету в прихожей, натянула джинсы, впихнула ноги в кроссы и стартовала.

Ночное происшествие не испугало меня. Скорее взбодрило, как хорошая пощечина. Пока я разнюнилась, как потерявшая целку восьмиклассница, против меня играют жестко, и технично. Если бы не паранойя Фила, в квартире пришлось бы менять всю технику и проводку, и хрен его знает, сколько бы времени занял ремонт. Два или три дня — для меня сейчас это огромный срок.

Моей жизни вряд ли что-то угрожало. Еще в магазине меня убедили в полной безопасности костюма. Сработали бы предохранители, или что еще. Драматизма я добавила нарочно, чтобы оправдать ночной звонок.

Ненавижу выражение "френд-зона". Его придумали прыщавые соплячки, чтобы потешить свое ЧСВ. Глумиться над собой, и вытирать ноги позволяют только убогие отбросы. Они бесполезны. Своих мужчин я называла рыцарями, обращалась с ними бережно, и дорожила каждым. Мое внимание было для них, как шарфик на копье — повод совершать подвиги в мою честь.

С Виталием Арнольдовичем я познакомилась в старомодной Ницце. Он увлекался яхтами, был поджарым и энергичным, а еще имел какой-то серьезный чин в госбезопасности. Виталий ухаживал красиво и изобретательно. Но курортного романа не случилось. Гэбист был старше лет на двадцать пять, а к папикам я питала стойкое отвращение со времен бедности. Но надежды не терял, на звонки реагировал охотно, и дважды выручал меня по мелочам, в которые я не хотела впутывать мужа.