Крушение империи (СИ) - Злотников Роман Валерьевич - Страница 32

Дело в том, что в преддверии выпуска я озаботился поисками места работы. Потому как просто «уйти в писатели» и жить с гонораров пока было невозможно. Из-за того, что в системе советского образования существовала такая вещь как «отработка». Мысль, в принципе, была здравой. Типа, государство потратило на тебя время и деньги (хоть образование и бесплатное, но это ж только для студента, а государству ведь пришлось построить здания, платить зарплату преподавателям, оснастить лаборатории, закупить учебники… ну и так далее) — изволь отдать ей потраченное, работая на том месте, куда оно тебя определит. Но, как обычно, здравая мысль была напрочь убита криворуким воплощением. Потому что никто и никогда не собирался использовать выпускников в соответствии с их талантами и способностями. С помощью распределения просто-напросто затыкали самые зияющие и глухие дыры, образовавшиеся в процессе партийного руководства всеми сферами жизни страны. От науки и промышленности до образования… То есть, для нас с Аленкой распределение, скорее всего, означало, что мы с ней поедем преподавателями английского, немецкого или французского языка куда-нибудь в школу-интернат для малых народов севера в Ямало-Ненецком автономном округе. А у меня, естественно, на ближайшие годы были совершенно другие планы. К тому же мы с женой собирались в выпускном году завести ребенка. Ну, или, в начале следующего. Как случится… И я бы хотел, чтобы она рожала в каком-нибудь хорошо оборудованном роддоме, а не в полуубитой районной больнице. Увы, не смотря декларируемую заботу о человеке, райбольницы в СССР, по большей части, представляли из себя весьма печальное зрелище.

Поэтому я и озаботился тем, чтобы на меня лично пришел вызов именно с того места, на которое я хотел устроиться. А Аленка уже пошла бы за мной «прицепом». Тем более, что, по нашим планам, она к тому моменту должна была уже быть глубоко беременной. А куда еще ждать-то? Универ закончим — и вперед. Тем более, что я, все-таки, рассчитывал на то, что мне удастся запустить теломерную терапию гораздо раньше. Хотя бы и в очень ограниченных масштабах. То есть только для себя и самых близких. Но для этого к тому моменту все наши дети уже должны родиться и хоть немного подрасти, дабы выйти из возраста грудного кормления.

Изначально вариантов было несколько. Самым первым была аспирантура. Но, если честно, этот вариант привлекал меня не очень. Все-таки диссертация — дело очень затратное по времени. Так что, пойди я по этому пути — времени на книжки у меня оставалось бы немного. А ведь грядет хозрасчет! И у меня по этому поводу образовались кое-какие планы, способные дать мне возможность сильно стартануть уже в постсоветском пространстве. Второе — остаться преподавателем на кафедре. Этот вариант был намного лучше… но конкуренция здесь была так же намного выше. То есть несмотря на то, что я был не только отличником, но и членом партии, а еще и олимпийским чемпионом и Героем Советского союза, особенных шансов сделать это у меня не было. Ибо в нашем ВУЗе все было в точности по анекдоту: «Дедушка, а я полковником буду? Будешь внучек! У тебя ж дед полковник! А генералом? Нет, внучек, у генерала собственный внук имеется.». Ну да, для этого нужен был тот самый вездесущий «блат», которого у меня, не смотря на все мои регалии, после фиаско в Кошице для данного варианта было, увы, недостаточно. Ленинград не резиновый, университет тоже, а у завкафедрами, деканов и ректора свои дети, внуки и племянники имеются.

Так что я старательно искал новые варианты. И вот полгода назад, совершенно неожиданно для меня, подвернулся такой, который мне показался близким к идеалу. Но, увы, шанс туда устроиться имелся только с, как это сейчас называлось, «идеальной анкетой». Любое же взыскание напрочь обнуляло все мои усилия. Особенно если это взыскание будет по партийной линии. Потому как частью будущих моих должностных обязанностей являлась работа с иностранцами. А в СССР на официальном уровне считалось, что подпускать к иностранцам кого-то не слишком идейно стойкого и недостаточно «беззаветно преданного идеалам коммунизма» совершенно невозможно. Какие бы высокие профессиональные компетенции у него при этом ни были… Вероятность же того, что, если рассмотрение моего персонального дела состоится по привычным для этого времени лекалам, я это взыскание получу — была очень большой. Почти стопроцентной. Потому как «персональное дело» практически всегда заканчивается неким обязательным приговором. Нет, не расстрелом, конечно, тут разоблачители «сталинского беззакония» довольно сильно перегибали палку. Да и сам Иосиф Виссарионович уже давно почил в бозе. Но, кое-что из его наследия, пусть и в ослабленном виде, до сих пор продолжало действовать. Например, то, что «партия не может ошибаться»! А члены парткома, собравшиеся рассмотреть персональное дело некоего имярека, автоматически становились этой самой «партией». Ни больше, ни меньше. Ну знаете, как Римский Папа, когда он начинает говорить от имени церкви, сразу же становиться непогрешим. Вот и тут где-то так же… Так что то, что партком принял-таки решение рассматривать «персональное дело», означало, что главное решение — «виновен», уже принято. Остались лишь мелкие детали — определиться с тем, в чем и насколько виновен и как его наказать. Вследствие чего любые попытки оправдаться, в большинстве случаев, обычно приводили к тому, что наказание резко ужесточалось. Типа, виновный не осознал, не разоружился, так сказать, перед партией — значит усугубил уже зафиксированную вину!

Впрочем, если честно, дело было не только в нарушении моих планов. В этой ситуации меня больше всего бесило то, что предъявленные мне обвинения были откровенной ложью. Поскольку, в отличие от многих моих молодых современников, у меня-то как раз никакого преклонения перед «Западом» не было. Я не фанател от «The Beatles», не восхищался Ричи Блекмором, не оргазмировал на джинсы и жвачку. Слушал — да. Покупал и носил — тоже да. Удобно же… но, в отличие от множества детишек партийных боссов или иных представителей советской элиты, в среде которых, кстати, и появилось слово «совок», ставшее столь популярным куда позднее, это не было для меня знаком презрения к собственной стране или отличительным признаком принадлежности к некоему закрытому миру «элиты», которой доступно нечто, недоступное «быдлу». Для меня же это было просто приятной музыкой и одеждой, которую удобно носить. И когда мы натыкались в магазинах на нечто подобное советского производства — мы с Аленкой с удовольствием это покупали… Нет, в прошлой жизни был у меня некоторый период очарования Европой и Америкой, продлившийся лет шесть-семь. Но как только я начал путешествовать по миру — все это очарование довольно быстро развеялось. Потому как очень верно сказано в одном анекдоте: «Не хрен путать туризм с эмиграцией!» И хотя мы с моей любимой в эмиграции никогда не были, но «пожить» в какой-нибудь стране устраивали себе частенько. А в нашей любимой Греции и вообще регулярно. Иначе как по-настоящему узнать мир? Из окна туристического автобуса? Три раза «ха-ха»! Это, конечно, лучше, чем ничего, но точно не про «узнавание». Тем более, что для меня подобные «пожить» были полезны и необходимы и в профессиональной области. Потому что полученные в процессе этого знания и впечатления я потом использовал в своих книгах… Хотя понятно, что у нас тоже был, так сказать, вариант «лайт». То есть без необходимости зарабатывать деньги и оплачивать большинство налогов в стране пребывания, пользоваться ее медициной, социальным обеспечением и так далее. Но и он очень быстро прочищал мозги и рождал понимание, что везде свои проблемы. И в Европе их так же до хрена. Пусть и не всегда таких, как в России, но вот точно не менее напряжных. А уж когда наша страна начала обустраиваться и подниматься — появилась и законная гордость за нее. Нет, не за военную силу — то есть новые и модернизированные танки, самолеты и ракеты с подводными лодками. И не за какую-то «особенную духовность». «Поживание» за границей быстро дало понять, что на свою собственную особенную «духовность» претендуют все — от «богоспасаемых» и позиционирующих себя как избранный Богом «сияющий град на холме» США, и до англичан, французов, армян, гордящихся тем, что они считают себя первым в мире христианским государством, а также болгар с румынами и албанцами. У всех, как выясняется, едва только цепляешься с кем-то из аборигенов языками, великой истории с неизбывной высокой духовностью хоть жопой жуй. Даже если сейчас они — самая что ни на есть отстойная задница мира… А за то, что Россия, сначала рухнув, а потом дебильно протупив все девяностые, в какой-то момент встала, отряхнулась и начала стремительно превращаться во вполне себе обустроенную и комфортную для жизни этакую среднеевропейскую страну. Причем, почти без идиотских европейско-американских «затупов», в которые скатилась западная цивилизация в начале и середине двадцатых. В России стало приятно жить. И это «приятно» ощущалось всем организмом — от желудка до пятой точки, которая перемещалась по новым и хорошо отремонтированным российским дорогам, начавшим появляться в стране как грибы уже с десятых годов. А то и раньше. Ну если считать за старт этого процесса лужковскую реконструкцию МКАД… Ну а теперь, поскольку я знал, как оно все будет развиваться и чем, в конце концов, закончится — никакого очарования Западом у меня принципе случиться не могло…