Крушение империи (СИ) - Злотников Роман Валерьевич - Страница 39

Поскольку нашей доче уже исполнилось полтора года — Аленке пришлось искать работу, а нам — место в яслях. Увы, частично оплачиваемый отпуск здесь и сейчас предоставлялся только до года. А потом разрешалось взять еще полгода за свой счет. После чего — пожалте на работу, иначе вас привлекут за тунеядство. Впрочем, особенных проблем нам это не принесло. Благодаря еще одной нашей Палангской знакомой — Маргарите Львовне, которой Аленка позвонила буквально через неделю после того, как мы обустроились в нашей съемной квартире, расположенной в Рюмином переулке, эти вопросы так же решились довольно быстро. У нее оказался целый сонм разных знакомых, благодаря которым мы в течение двух недель получили место в детском саду, а в декабре Аленка вышла на работу учительницей английского языка в четыреста девяносто седьмую школу, до которой от квартиры было всего пять минут спокойной ходьбы. Мне же до здания министерства морского флота, располагавшегося на углу проспекта Маркса и улицы Жданова идти было чуть подольше — с полчаса. Ровно столько же, сколько если бы я поехал на метро. Впрочем, на работу я чаще всего бегал…

— Ну как, головка не бо-бо? — поинтересовалась моя любовь, когда я вышел из ванной. Я скорчил страдающую рожу, хотя чувствовал себя вполне нормально. Эх, как же хорошо быть молодым! Жена рассмеялась. — Иди, я тебе уже омлет положила.

Я гордо проследовал на кухню. А что — мой коварный план полностью удался. Мужики — советую: ни одна женщина не способна сердиться на мужчину после хорошего секса!

— Вы все там так наклюкались?

— М-м-м… да нет. Так — только мы с Козей… ну и Зема. Бурбаш с парнями позже подошел. Ну кто смог.

Ну да — у нас был, так сказать, вечер встречи. Не то чтобы выпускников, скорее соратников по колочению газетных подшивок. Аленка не пошла, хотя собиралась поскольку прекрасно знала всех, с кем я вчера пил. Ради этого мы даже дочу вчера отправили к Маргарите Львовне с ночевкой. Но парни предложили посидеть «чисто мужской компанией», и она осталась дома…

— Хорошо хоть посидели?

— Да нормально. Сначала все были немного скованные, но после третьей рюмки расслабились. Кстати, Пыря стал военным. Прапорщик.

— Вот как? Складом заведует? — она за то время, что провела в Ташкентском госпитале немного врубилась в военные реалии… Я задумался.

— Да, похоже, нет… скорее в каких-то серьезных войсках служит. Поджарый такой и повадки у него этакие… ну-у-у… — я махнул рукой, забыв, что в руках кружка и чуть не разлив чай. — Да и проговорился немного.

— Расхвастался?

— Да нет, не хвастал. Просто обмолвился что каждый год с парашютом прыгает. Норматив типа у них…

— А остальные?

— Бурбаш биофак МГУ окончил. Сейчас диссертацию пишет, — несколько удивленно произнес я. — Вот никогда бы не подумал, что он в науку пойдет… Зема — бухгалтер. Козя — моряк. Рыбак. Но копит на собственную яхту.

— Оу, богатый жених! Не то что некоторые, — ехидно сморщилась жена. Я замер, любуясь, после чего не выдержал и чмокнул ее в нос. А затем поинтересовался:

— У тебя в пятницу сколько уроков?

— В пятницу? Вроде бы три. Надо глянуть. А что?

— Да нам тут в министерстве билеты на балет втюхивают в Большой театр, вот, думаю, не взять ли? Бают — чуть ли ни Плисецкая танцует.

Аленка с усмешкой посмотрела на меня.

— Если бы Плисецкая танцевала — хрен бы вам кто такие билеты «втюхивал».

— Ну да, тут ты, скорее всего, права, — согласился я, уплетая омлет. — Но ты так и не сказала — будем приобщаться к высокому искусству или как?

— А дочку куда денем?

— Так Маргарита Львовна посидит. Позвони ей — уточни, сможет ли?

Жена рассмеялась.

— Да она бегом прибежит — если только намекнуть, — а потом погрустнела. — Жалко ее. Из нее такая бы хорошая бабушка получилась, а она одна…

Да уж, это действительно было печально. Всех троих детей Маргарита Львовна потеряла на войне. Дочь умерла в Ленинграде, во время блокады, старший сын погиб на фронте, а младшего, школьника, убило во время одного из налетов. Он дежурил на крыше — тушил и сбрасывал немецкие «зажигалки». Там ему и прилетело осколком выбитого разорвавшейся неподалеку «фугаской» стекла. Так-то ранение вроде как было не смертельным — только руку порезало, но пока закончился налет и это обнаружили — мальчик просто истек кровью. Муж вернулся с войны весь израненный и за три года просто угас. А больше она замуж не вышла. Почему — не рассказывала. Впрочем, может просто потому, что в ее военном поколении на одного мужика приходилось по восемь-девять женщин… Так что всю свою нерастраченную энергию и любовь она отдавала другим. В первую очередь детям.

— Значит — беру!

Проводив жену до школы, я выскочил на Котельническую набережную и перешел на бег, двинувшись в сторону министерства. Оно располагалось на углу проспекта Маркса и улицы Жданова, которой уже скоро вернут ее старое название — Рождественка. А соседняя улица была той самой Неглинной. Помните же стихи, все же в школе учили:

Мы гуляли по Неглинной,

Заходили на бульвар,

Мы купили синий-синий,

Презеленый, красный шар, — вот и я их учил. А узнал, что это за улица и где расположена только сейчас.

Я бежал и ломал голову — что делать? Денег осталось совсем мизер. Как-то я очень широко размахнулся с переездом. Всю «заначку на черный день» до донышка выскреб. А, между тем, с книгами просто какая-то стена образовалась. Сначала меня плавно отодвинули в «Лениздате», под предлогом того, что я, типа, больше не ленинградец, да и тексты мои совсем не формат их серий, потом отфутболили в «Детской литературе», сообщив, что хоть я и их формат, но не надо наглеть: «У вас, молодой человек, и так в нашей серии вышло больше книг, чем у Жюль Верна или братьев Стругацких…», ну а в «Молодой гвардии» и разговаривать не стали. Покровителей-то «наверху» у меня больше не было. И куда податься?

Нет, кое-какие мыслишки у меня были, причем, вполне соответствующие самым новым веяниям, но я никогда до этого не занимался никаким бизнесом. В первую очередь потому, что просто не любил этого дела. А мыслишки у меня были связаны как раз с тем, чтобы кинуться в его пучину. Вот я до сего момента и гнал их от себя. Но, похоже, деваться некуда. Вот только один я это дело точно не потяну. Не смотря на все свои регалии. Потому как ни денег нет, ни связей… Ибо что в литературе, что, скажем, в спорте, я в настоящий момент был этаким изгоем. Вследствие того что и там, и там я считался выскочкой, которому просто невероятно повезло. Ну как же — бегом занимался, по большей части, самостоятельно, то есть не выгрызал себе место регулярным участием в многочисленных соревнованиях, не гробил здоровье стимуляторами и гормонами, не делил успех и не помогал продвинутся никому из влиятельных и заслуженных тренеров, раз за разом приводящих тебя к победе, а просто раз — и в дамки проскочил! И в литературе — совсем сопляк, едва двадцать пять исполнилось, да и пишет, тьфу ты, прости господи — фантастику… а, гляди-ка, уже почти десяток книг издал. Ну если с переизданиями считать. Да и зарубежные публикации, сволочь такая, имеет. К тому же тексты — примитивные, совсем ведь над ними не работает, не вычищает годами, как нормальные люди, приводя почти к идеалу с филологической и орфографической точки зрения, как написал — так сразу в издательство бежит! Да и сюжеты… м-м-м… какие-то не совсем советские и почти совсем не научные. А советская фантастика нынче — почти исключительно научная. Ну кроме отдельных произведений типа «Понедельник начинается в субботу» или «Девочки с Земли». Да и они так же под нее маскируются, а этот — маги-шмаги, нейросети, попаданцы… Ну муть же одна!

Так что мои начинания в этом направлении (а именно в нем мои мысли и развивались), точно натолкнутся на сильное противодействие всей, так сказать, прогрессивной общественности. Наших же русских интеллигентов хлебом не корми — только дай подосрать ближнему своему. Причем, в отличие от рабоче-крестьянских масс, в большинстве своем делающих подобное открыто и откровенно, четко осознавая, что и для чего они делают (ибо нехрен!), интеллигенты сами себя способны убедить в том, что занимаются этим исключительно ради всего хорошего и против всего плохого. Чтобы в этом убедиться достаточно почитать доносы, которые писали в НКВД в те же тридцатые на друзей, родственников и просто соратников по искусству тогдашние светочи культуры. Такие возвышенные мысли и железобетонные основания приводили в обоснование своего стукачества…