Письма к дядюшке Клодомиру - Домманже Роберт - Страница 1

• 1/19
• Следующая

Ну-с, дядюшка Клодомир, Вы убедились? Вы даже глаза вытаращили, когда в Рессоно Бастинье пустил Изелъта, а бывало Вы лишь головой покачивали, когда кто-нибудь делал вид, что сомневается в Ваших талантах дрессировщика, и говорили, что геометрический поиск хорош только в книгах, чтением которых Вы пренебрегали. Вы были смущены, видя, как этот славный грифон искрещивает, с правильностью часового маятника, небольшим, легким галопом обыскиваемый участок.

Вы никогда не хотели сходить посмотреть на испытания, несмотря на это, поверив похвалам нескольких мнимых знатоков, Вы собирались вывести на них Вашего кортальса; к счастью, я Вам это отсоветовал и избавил Вас от промаха.

Лучше было побывать на испытаниях сперва в качестве зрителя, не правда ли? Конечно, у Вашего Брискара хорошее чутье, он но срывает со стойки, не бросается за вскочившим зайцем, возвращается по свистку, но с его манерой искать только прямо перед Вами, не отходя ни направо, ни налево, он сможет найти почти только ту дичь, которую Вы, подвигаясь вперед, столь же успешно, могли бы поднять и сами.

Ваш кортальс не умеет искать, вот и все; прежде Вы раскричались бы, если бы Вам это сказали, а теперь Вы только почесываете в затылке, думая: «жаль, что я не видал раньше полевых испытаний».

Для Вас дрессировка до сих пор состояла в сокращении горячности собак, в обуздывании их, как Вы выражаетесь. В Рессоне я осязательно доказал Вам ошибочность Вашей методы: настоящая дрессировка заключается лишь в управлении горячностью собаки, в преобразовании ее, так сказать, в полезную работу.

Вам, дядюшка Клодомир, простительно не знать того, чему Вы никогда не учились; Ваш отец тоже дрессировал собак кое-как, а кончалось тем, что они, благодаря постоянной практике в местах, богатых дичью, становились, вообще говоря очень сносными работниками; опыт заменял им правила.

Отец Ваш, превратившийся в лесника из жандарма, был твердо уверен, что неподвижность при взлете куропаток и подача, вместе с некоторым послушанием, составляет максимум того, что можно требовать от подружейной собаки. Кто же мог разубедить его в этом?

В Вашей школе Вы не могли приобрести достаточно познаний, чтобы быть в состоянии теперь ставить себя на одну доску с профессорами. На сотню французских лесников, дрессирующих подружейных собак, придется девяносто восемь таких, которые не пошли дальше Вашего, ибо у них не было никого, кто бы мог служить для них хорошим образцом.

У Пойнтер-Клуба была мысль основать школу дрессировщиков, где бы практик, известный своими успехами на фильдтрайлсах, научил бы лесников лучшим методам, но проект этот канул в Лету и люди, желающие учиться, были вынуждены пробовать на деле то, о чем они узнавали из книг и главным образом, приходить, как Вы, дядюшка Клодомир, в качестве зрителя, на испытания.

При добром желании, конечно, и ощупью можно достичь кое-чего, но это ничто, в сравнении с пользой, которую можно и было бы получить, работая рядом с опытным человеком.

М. Лелимон, голландский любитель, судящий на испытаниях Франции, Бельгии и Германии, которого Вы видели в Рессоне, сообщил мне следующее наблюдение: «Немецкие дрессировщики отличаются старательностью, с которою они разрабатывают у своих учеников правильный поиск, прежде даже, чем видеть последних на работе по дичи и требовать от них спокойствия при взлете, поэтому работа их собак всегда приятна и полезна, собаки эти обыскивают большое пространство, не выходя из рук ведущего их, и получаемся уверенность, что они будут» умными слугами, когда узнают о том, что нельзя бросаться за дичью».

Я Вам уже говорил о Петере Юрбе, который вел к победам сеттеров М. Ришара и питомника О’Юккль-Сталь; если бы Вы, чтобы узнать, как он забирает в руки столь страстных собак, как его ученики, спросили его об этом, он ответил бы Вам что-нибудь очень мало вразумительное, но что должно бы было означать приблизительно следующее: «Заставляя их искать, направо и налево и не пуская их идти по ветру».

Вот прекрасное объяснение: когда собака, следуя своему инстинкту, стремится вперед, теряется возможность позвать ее; когда же она, сделав оборот, возвращается, она идет при самом неблагоприятном направлении ветра и рискует столкнуть дичь, кроме того, она оставляет справа и слева много необысканного места; наоборот, собака, работающая челноком при каждом движении в сторону, проходит перед ведущим ее и последний легко может ее подозвать, она обыскивает все места и стоит ей слегка повернуть голову, как она будет иметь ветер в три четверти, что вполне достаточно.

В начале моей охотничьей деятельности, Вы назвали меня, дядюшка Клодомир, конькобежцем, потому что в поле я ходил так быстро, как зимою бегают на коньках по льду канала и сам столь усердно выделывал зигзаги на громадных полях свекловицы, что со мной чуть не делались судороги.

Не упускайте из виду, Клодомир, сколько лет я не охотился на, Ваших местах и вспомните, если у Вас достаточно хорошая для этого память, как на последнем открытии охоты Вы мне сказали: «Конькобежец-то охладел, теперь про Вас можно сказать, что Вы топчетесь на одном месте».

Я прибавлю, что вечером Вы были очень удивлены, видя, как Ваш сын Ригобер вынимал из принесенной им корзина двадцать пять штук куропаток, которых мы и сочли, как максимум.

Когда я делал свои первые охотничьи шаги с Мирзой, которого Вы дрессировали, я стрелял только потому, что много ходил; теперь я стреляю потому, что моя собака обыскивает большое пространство, сам же я не иду туда, где ничего нет, это уменьшает мне число переходов, и я лишь пользуюсь удовольствием стрелять дичь из под верной стойки.

Вместо того, чтобы идти по свекольнику со скоростью шести километров в час, я беру скорость около тридцати метров в минуту, скорость, которую можно поддерживать без усталости в течение пяти или шести часов, и заставляю свою собаку искать челноком, на сколько возможно правильно, на сорок метров направо и настолько же налево, и, таким образом, обыскиваю полосу земли от восьмидесяти до ста метров шириною.

Прежде, чтобы обыскать то же пространство, сколько ходьбы зигзагами мне бы понадобилось?

Что удивительно, так это то, что по мере того, как я знакомился с хорошими собаками и проникал в таинство истинной дрессировки, я начинал находить, что собаки идут недостаточно быстро.

Всю ту страстность собак, которая толкает их вперед, я мало-помалу, хитростью, заставляю служить им при работе челноком.

Я мог бы привезти Вам, дядюшка Клодомир, мои, вычисления, но я знаю, что Вы мне достаточно доверяете, чтобы и без них Припять мои окончательные цифры, итак: собака, с которой я охочусь, делает свои движения челнока направо и налево в расстоянии десяти метров одно од другого, что является хорошим расстоянием, чтобы не пропустить притаившейся куропатки, и, простирая их на пятнадцать метров в каждую сторону, принуждена идти со скоростью восемнадцати километров в час, а ведь это не скорость ковырялки.

Скорость филдтрайлсовых собак большого поиска около тридцати шести километров в час. С такой собакой, если она послушна, можно, идя вес время по тысяче восемьсот метров в час, обойти участок в двести метров шириною, но это не практично для Франции, где часто пользуются одной собакой для пяти или шести часов охоты. Сто километров в день — этого достаточно. Лучше обойти лишнюю сотню метров на участке, что даст большую возможность держать собаку в руках. Чтобы успокоить слишком горячую собаку, заставляют ее сузить ширину ее челнока.

Дрессируя, доходят до понимания факта, кажущегося, вообще говоря парадоксом, а именно: убеждаются в том, что собаки с быстрым ходом прекрасно подходят для охотников, которые не могут много ходить.

• 1/19
• Следующая