Туманный колокол - Валентеева Ольга - Страница 34

— Не бойся. — Коснулся губами ее щеки. — Я справлюсь. Так что, подаем завтра прошение? От шестой до восьмой — совсем немного. Может, к осени управимся.

— Думаю, теперь папа это прошение не утвердит. Он и с прошлым-то медлил.

Лиз обиженно фыркнула и уставилась в окно. Что ж, если вдруг директор Рейдес действительно откажет, я сам к нему пойду и спрошу прямо, чем его не устраивают мои отношения с его дочерью. Боится, что ей может угрожать опасность из-за меня? Но мы — на закрытой территории. Или не хочет, чтобы на Лиз потом косо смотрели в обществе? Да мы уедем из столицы, и дело с концом! Подальше, в наше родовое поместье. Если Лиз захочет, конечно.

— Фил, ты правда не злишься? — взглянула она на меня.

— Нет, — ответил искренне. — Наоборот, я благодарен твоему отцу. Ты не представляешь, из какой ямы меня вытащила. Я думал, сойду с ума.

Элизабет вздохнула и опустила голову мне на плечо. Я обнял ее, сидел и думал, что было бы, если бы добрый директор Рейдес не приставил свою дочь присматривать за мной. Надолго бы меня хватило? Я ведь был совсем один. Без Лиз не справился бы.

— Люблю тебя, — шепнул в рыжую макушку.

— И я тебя, Фил, — ответила Лизи. — Ты даже не представляешь, насколько. Иногда мне так страшно. Кажется, что ты получишь диплом и забудешь обо мне, а отец хочет, чтобы я осталась преподавать в гимназии. И что тогда?

— Я заберу тебя далеко-далеко, — пообещал Лиз. — Где ни твой папа, ни мои враги не будут нам страшны.

— Спасибо.

Она снова вздохнула. Мы посидели еще какое-то время. Говорить не хотелось. Слишком много мыслей было в голове.

— Мне пора. — Лиз высвободилась из моих объятий. — Уверена, папочка явится проверить, в котором часу я вернулась в общежитие, и задали много. Давай завтра встретимся пораньше, хорошо?

— Хорошо, я приду сразу после ужина.

Еще один поцелуй — и Лиз первой пошла к выходу.

— Выходи через пару минут, ладно? — обернулась у двери на лестницу. — Чтобы отцу не доложили. Пусть утихомирится.

И почему я тогда ее послушал? Почему? Это «почему» въелось под кожу, стало частью меня на долгое время. Я с ним просыпался и засыпал. Но в тот момент казалось, что Лиз права. Я услышал, как хлопнула входная дверь, и только тогда пошел следом. Снаружи уже было темно. И вдруг яркая вспышка озарила парк. Стало светло, будто днем. Взметнулись щиты, вот только в меня никто не целился. Я рванулся вперед. Бежал так, что прервалось дыхание, к черным вспышкам магии впереди. Лиз лежала на земле. Я кинулся к ней, чтобы увидеть струйку крови у губ. Нет. Нет! С пальцев сорвался свет, окутывая хрупкую фигурку. Только живи, Лиз. Не оставляй меня!

Рывком поднялся на ноги. Мой враг не успел далеко уйти. Точнее, и не собирался уходить.

— Извини, промахнулся, — раздался приглушенный голос, и меня атаковали. Я уклонился, прикрыл от атаки себя и Лиз, а затем кинулся вперед, призывая сильнейшие заклинания из своего арсенала. Сейчас в голове не было ничего! Только чистая ярость. Я бил и бил, не замечая, что заклинания рассеиваются о чужой щит. Удар, удар, удар. Больше, больше! Миг — и щит противника ярко вспыхнул, осыпался пеплом на землю. Удар! Он сдавленно застонал, я сделал еще шаг — и ощутил, как спину пронзает боль. Темно…

Так глупо. В детстве я боялся темноты, еще и Анри всегда пугал меня. Говорил, что, если не буду слушаться, придут чудовища и заберут меня с собой. Только оказалось, что чудовища — это люди, а тьма дарила покой. Я плыл в ней, как по волнам. Вверх, к свету — и вниз. Вверх — и вниз. Иногда во тьму долетали голоса: директора Рейдеса, куратора Синтера, целительницы из гимназии. Но не было одного голоса, который так хотелось услышать. Я пытался позвать Лиз, но с губ не слетало ни звука. Во тьме царила полная тишина.

Иногда я будто слышал голос мамы. Умом понимал, что она умерла, но слух улавливал обрывки фраз:

— Сыночек мой дорогой, хороший, потерпи. Скоро все пройдет. Родной мой, любимый.

А потом она напевала колыбельные из детства, и даже казалось, будто ощущаю ее прикосновения. Снова тянулся ввысь, к свету — и падал во тьму. Временами свет окутывал мои ладони. Я смотрел на него — и не понимал. С каких это пор я могу применять заклинания исцеления? Или мне это приснилось? Все приснилось: гибель родителей, гимназия, Лиз, а я сейчас дома, подхватил какую-то болезнь и мечусь в бреду?

Больно…

— Давай, парень, — уговаривал куратор Синтер. — Ты же сильный. Выкарабкивайся!

Да не хочу я выкарабкиваться, куратор. Не хочу. Лучше буду вот так плыть, ничего не ощущая, и слушать мамин голос. А она упрашивала:

— Мальчик мой хороший, надо выздоравливать. Не пугай так маму.

Мама, чем я могу тебя напугать, если тебя нет? И меня… нет больше.

— Оставьте мальчишку в покое! — требовала целительница. — Дайте отдохнуть. Что вы за люди такие? Лучше системой безопасности займитесь.

И голоса отступили, я остался один в темноте. Почему не в пустоте? Тогда мы могли бы встретиться с Анри. Я звал брата — беззвучно, потому что голоса не было, но снова и снова умолял, чтобы он вернулся, потому что я больше один не справлюсь.

— Филипп, — звала мама.

— Да сделайте хоть что-нибудь! — требовал куратор Синтер.

— Никуда я не пойду! — А это Роберт. — Почему мне ничего не говорят?

— А вы родственники? — ядовитый ответ директора. — Вон отсюда!

И снова теплые волны тьмы. Почему светло? Откуда свет? Я глубоко вдохнул — и открыл глаза. У кровати сидел человек, которого меньше всего хотелось видеть, — Эдуард Рейдес. Он выглядел постаревшим и осунувшимся. Я попытался спросить, где Лиз, но из горла вырвался только сип.

— Очнулся? — подскочил на ноги директор. — Наконец-то! Подожди, я приведу мадам Файли.

Но я перехватил его руку. Пальцы, правда, сразу соскользнули, только директор понял правильно и отвернулся.

— Лиз больше нет, — сказал он и быстро вышел из палаты.

Больно! Перед глазами заплясали черные искры, я закусил губу, а в груди закололо так сильно, будто кто-то наградил проклятием. Дверь распахнулась, вбежала целительница, склонилась надо мной.

— Тише, детка, — погладила по голове, призывая магию. — Тише, тише. Все хорошо.

Хорошо? Я едва не рассмеялся, чувствуя, как подкрадывается безумие. Да, хорошо. Замечательно. На моих глазах убили девушку, которую я любил, но все ведь хорошо? Я хоть достал его? Достал этого подонка? И кто тогда ударил в спину?

— Поспи еще, — прошептала целительница, призывая заклинание.

Вот только сон сном не был. Я видел фигуру в сером. Она стояла у кровати и смотрела на меня. Это была Пустота.

— Бедный мальчик, — качала она головой. — Я же говорила, что все равно придется платить. Все платят за силу.

— Я не хочу! — пытался крикнуть, но крик звучал только в голове.

— Никто не желает, но придется. Терпи. Это все, что тебе остается. Потерпи еще немного.

И фигура растаяла, а я снова открыл глаза. Слез не было. Боли не было. Осталась пустота.

Дни потекли как серое марево. Они почти не задержались в памяти. Помнил только, как в палату все-таки пустили Роберта. Он ничего не говорил, но несколько часов сидел рядом, опустив руку на плечо. А я ни о чем не спрашивал. Мне больше не нужны были ответы. Еще одним ярким пятном был визит куратора Синтера.

— Ну, выше нос, — сказал он, хотя сам был бледен и явно давно не спал.

— Кто это был? — спросил я. — Кто на нас напал?

— Никто не знает. Мы нашли только остаточный след заклинаний — твоих и его. И третий след — того, кто попытался тебя убить.

— Значит, их все-таки было двое.

— Да.

— А Лиз?

— Она умерла мгновенно. — Синтер опустил голову. — Даже защититься не успела.

Не успела? Но я видел щиты. Разве не ее? Но в тот момент я слабо понимал, где сон, а где явь. Все перепуталось, превратилось в вязкую паутину.

— Я хочу завершить обучение, куратор Синтер.

— Что? Еще же три ступени!

— Нет, совсем. Уйти из гимназии. Я не смогу!