Сила Внушения (СИ) - Иванович Юрий - Страница 36

«Ну хоть есть с кем побеседовать! — хмыкнул Киллайд с удовлетворением. — Тогда как тех гавриков с улицы надо срочно заманивать в дом. Иначе они мне мотоцикл с дури-то раскурочат!»

Но на что обратил внимание, присматриваясь к лицам: все пятеро оказались из числа вечно гонимой нации. То есть евреями. Но уж явно не такими евреями, как тот же майор Шпильман или некоторые из фронтовых побратимов отца. Никак из тех, что отсиделись в тылу по броне или «воевали» в комендантских подразделениях.

Новые внушения для типа, который теперь покачивался стоя, непроизвольно потирая шишку на лбу. И тот отправился на улицу. Не отрываясь рукой от калитки, он гаркнул в сторону парочки «патрульных»:

— Эй! Давайте сюда! — махнул свободной рукой и добавил: — Бегом!

Ну и сам вернулся в светлицу, усевшись по команде гостя на продавленный временем и невзгодами диван. Полное подчинение типа вполне удовлетворило мемохарба. А вот вошедшие во двор «патрульные», оказались теми ещё волчарами. Они явно что-то заподозрили, потому что не вбежали, да и сразу, закрыв за собой калитку, изготовили своё оружие и замерли на какое-то мгновение, прислушиваясь. То ли уговор у них такой имелся, в дом не входить, то ли натура заставляла перестраховываться. Постояв так с минуту, один из них негромко крикнул:

— Мельник! Отзовись! — ещё через какое-то время: — Эй! Ты что там, оглох?!

То ли фамилия, то ли кличка, но это явно был не тип, сидящий на диване. Потому что он при слове «мельник» даже не вздрогнул. Тогда как Киллайд уже бросился во внутреннюю спаленку дома, вылез там из окна и аккуратно приблизился ко двору с дальнего угла. Выглянул одним глазом, удовлетворённо кивнул и стал доставать своё оружие. Благо, что оба подельника в военной форме стояли более чем удачно, в профиль. При этом они не спускали глаз с прикрытой неплотно двери и большого окна. Ну и настораживались всё больше и больше:

— Что за дурацкие шутки?! Чего звал? Мельник?.. Ща стрельнём!

Но стрелять начал Шульга-Паркс. Вначале выставился на полкорпуса, посылая первый чугунный окатыш в молчавшего бандита, который был ближе. Но сомневаясь, что попал, шагнул обратно за угол, вставляя в кожаный захват второй окатыш. Натянул резинку и вновь выставился всем корпусом во двор.

Расчёт оказался верен. Первая жертва рогатки только-только уронила карабин и начала заваливаться вперёд. Его подельник только успел рот прикрыть, поворачивая голову и начав смешать ствол в сторону опасности. Опоздал! Чугунный окатыш ударил прямо в глаз, расплескав глазное яблоко в стороны, и вонзаясь в мозг.

Опять оброненный карабин, не успевший выстрелить, и второе тело валится на спину, подпирая собой калитку. После этого Киллайд вышел на середину двора, присматриваясь вокруг и тщательно прислушиваясь. В соседских домах кто-то был, но занимался обычными хозяйственными делами, готовка, уборка, шитьё на машинке. Заборы высокие, никто в щели не подсматривает, да и нет щелей, глухо. Да и не в посёлке чай, где на малейший шорох соседи выглядывают из-за забора и сразу лезут с советом или с поучением.

А раз такое дело, то можно и не спешить.

Раз приглашали в дом поговорить, то Киллайд не стал противиться. Оказавшись внутри, взял стул, оседлал его напротив сидящего типа с шишкой на лбу, и задал первый вопрос:

— Ну давай, ябедничай, чем вы тут таким плохим занимались?

На что-то стоящее или важное совершенно не рассчитывал. Чего с этих жуликов взять, кроме анализов? Наверняка военные с патруля в сговоре с хозяевами этого дома, которые помогали им раздевать и грабить заезжих гоев. И зачем, спрашивается? И много ли трупов у них на счету? Тела вполне могли быть закопаны на задах, где-то возле отхожего места.

Действительность оказалась не в пример кощунственнее и печальнее, чем самые циничные выдумки. Эта организованная группа, которую прикрывало сразу несколько высоких чинов из горисполкома и сам военный комиссар, творила страшные вещи. Мало того, что они воровали или реквизировали многие транспортные средства, так они и от банального гоп-стопа не отказывались. Особенно по ночам. Если ловили воришек, с теми вообще не церемонились: обирали до нитки и опустошали даже жилища попавшихся несунов. Ко всему: изнасилования, а то и похищения девушек, которые числились круглыми сиротами. Правильно рассчитали, что таких никто особо искать не станет.

В данный момент в глубоком подвале дома находилось сразу три девушки, давно, регулярно и злостно насилуемых. Причём две из них, евреечки, похищенные прямо с проходящего через город поезда. Там целый эшелон переселенцев ехал в Биробиджан, вот от него и «отщипнули» патрульные парочку представительниц своего народа. Нереально понять, что ими в тот момент двигало…

Во время допроса выяснилось, что данный тип и является хозяином дома. Так что всякие тайники и места схронов, он перечислил без запинки. Как потом сам же ловко и помог их вскрывать, опустошать и упаковывать трофеи в мешки или заворачивать в старые газеты. Вскрывая подвал с пленницами, Александр обвязал лицо тонким, женским шарфом. Ни к чему простому народу знать в лицо своего героя. А вот с самим народом пришлось повозиться, вначале заглушая строгим окриком начинающийся в густом полумраке вой:

— Тихо! Без паники! Слушать меня внимательно!.. — как только стало тихо, продолжил: — Самое главное, девоньки, уже всё позади и ничего не бойтесь. Через пять минут отпущу вас на все четыре стороны. Только сразу скажите, сами идти сможете?

— Сможем! — выдохнуло три глотки.

— Уже хорошо. Но советую прежде хорошо подумать, а не бежать сразу в милицию с жалобами.

— А почему?

— Да потому что бандиты — все трупы, остывают уже. Как бы вам чего криминального не пришили. Тем более что у бандитов имеются высокие покровители и так просто они уничтожение своих подельников не простят.

— Мы от поезда отстали, — всхлипнули две пленницы.

— Ерунда! Я там собрал компенсацию от этих уродов, вам на всё хватит, ещё и останется. Главное не давайте себя обыскивать. Ну и перед посещением вокзала приведите себя в надлежащий вид.

— Я их к себе домой заберу на пару дней, — решила девушка, явно местная. — Пусть в себя придут и подлечатся. А вот с моими родителя номер молчания не пройдёт. Они меня уже наверное мысленно похоронили и оплакали, так что всё равно вырвут признание. А отец у меня зам директора завода, фронтовик, всех на ноги подымет, никакие покровители не спасут и не спасутся!

— Хорошо, сами решайте, — согласился их спаситель. — Выходим… И не бойтесь уже хозяина, он всё осознал, покаялся и сейчас пишет чистосердечное признание обо всём и обо всех.

Вроде предупредил, вроде девушки кивнули согласно, но как только оказались в светлице, где за столом сидел пишущий тюремщик и насильник, с огромным трудом удалось удержать несчастных, чтобы они не растерзали индифферентно ко всему относящегося типа.

— Стоп! Стоп! — отталкивал парень бесящихся девушек. — Нельзя! Он ещё все преступления не описал свои и своих подельников. Сдайте назад!.. И лучше поищите сами по дому, во что можно приличное одеться!

Какие бы ни были несчастные женщины забитыми, измученными или физически ущемлёнными, но если появляется малейшая возможность — то они своим внешним видом обязательно озаботятся. В течение последующих десяти минут по дому метался ураган из трёх фурий, которые ничего не щадили в своей страшной тюрьме. Нельзя сказать, что они превратились в циничных мародёров, но приоделись более чем прилично, укрылись дорогими шалями и укутались в дорогие платки. Ещё и верхние не по сезону одежды на себя не пожалели, не обращая внимания на тёплое лето.

— И правильно, девоньки, не теряйтесь! — похвалил их парень, выкладывая на второй стол по три, примерно равные пакеты с чем-то, завёрнутые в газеты. — Иначе всё равно потом милиция всё конфискует, а кому вещи достанутся — неизвестно. А вот это — вам! — он ткнул в пакеты пальцем: — Обещанная компенсация! — видя, что недавние пленницы всё-таки засмущались, опять перешёл на приказной тон: — Взяли! Прижали под мышками. Сумки с вещами в другую руку. На выход!.. Шустрей! Не пищать! — это уже во дворе, где разлеглось ещё два трупа. — Сейчас я этого сторожа чуток сдвину! — оттолкнул тело патрульного, открыл калитку, выглянул наружу: — Пошли! Налево! И не оглядываться!