Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история - Костин Константин Константинович - Страница 1

Что делает человек, который неожиданно для себя окажется в незнакомом месте, без денег и документов, без всяких перспектив связаться с друзьями, знакомыми и родственниками? Ну вот вы бы что делали? Первым делом?

Надо полагать самым первым делом, в самую первую очередь, вас бы озаботила проблема еды и ночлега. Потом — вышеупомянутых денег и документов. Следом за ними — поиск постоянного источника денег, сиречь работы, и постоянного жилья (желательно одновременно). И только потом, в свободное от работы время вы отдались бы чему-то другому: охоте, рыбалке, женщинам, дрифтингу и скайдайвингу.

Но это вы. А что делает в таком случае герой романа, оказавшийся, скажем, в прошлом?

У героя романа — два путя. Либо он с головой окунается в изменение истории, либо начинает приключаться на всю катушку.

Погодите, погодите… А деньги?! А деньги у героя всегда есть. Причем, как правило, в достаточно больших количествах. Ибо за гривенник историю не изменишь, и на трешку особо не поприключаешься.

Бог бы с ними с деньгами, но как все эти многочисленные герои умудряются легализоваться там, где оказались? Почему практически ни у кого не возникает вопроса: "А вы, собственно, кто такой?"

Задавшись целью это выяснить, я пролистал с полсотни книг в жанре "Альтернативная история" и выяснил, что легализация очередного провалившегося в прошлое может пойти по трем различным путям.

Первый можно назвать читерским, ибо это тот случай, когда герой переносится в чужое тело. Сразу снимается вопрос денег, документов, ночлега, жилья, работы… Единственная проблема — это отсутствие памяти "рецепиента". Но эта проблема решается имитацией амнезии или — если автору хочется побыстрее перейти к подвигам и приключениям — банальным сохранением памяти предыдущего владельца тела.

А вот два других способа внедрения в чужое время более интересны, ибо по своей сути прямо противоположны. Отличаются они по тому, как мир (читай — автор) относится к перенесшемуся в другое время герою и условно их можно назвать "положительный" и "отрицательный".

Положительный мир относится к герою доброжелательно и встречает его блюдечком с голубой каемочкой, на котором лежат и деньги, и документы, и любовь на всю жизнь, и все это — в первые же часы после попадания. Потому что в противном случае, если блюдечко задержится на неделю — герой банально сдохнет с голоду. Чаще всего упомянутое блюдечко принимает вид некоего покровителя, человека, обладающего в мире, куда перенесся наш человек, серьезным влиянием. Отчего бы это такая серьезная личность вдруг обратила внимание на некоего неизвестного бродягу и пожелала принять участие в его судьбе? Ну, как правило, либо герой поделился с покровителем своими знаниями о будущем, либо оказал серьезную услугу, спас, например, эту личность от рук разбойников или дочь личности от других частей тела тех же разбойников. И вуаля — проблема решена, тут тебе и деньги, и паспорт, и дочка может влюбиться. В крайнем случае — можно собрать лут с побежденных преступников и прожить какое-то время. Наконец, в положительном мире можно просто придумать себе вымышленную биографию и тебе поверят, что ты горный инженер, сектант или еще какой князь-барон-герцог.

На таких условиях любой бы согласился попасть в прошлое, правда?

Подобная доброта судьбы вызывает резонные сомнения у авторов и те отправляют своего очередного героя в отрицательный мир.

Отрицательный мир, напротив, относится к герою резко недоброжелательно. Здесь никто не верит на слово, и никто не торопится подбросить бабла и дочку. В отрицательном мире героя тут же упакуют в тюрягу, наденут рабский ошейник или вручат копье-мушкет-автомат и отправят воевать. Естественно, никого не интересует имя и биография очередного раба, зэка, пушечного мяса. Вот от таких условий, напротив, откажется практически любой. Кроме сугубых мазохистов. Да и те откажутся: стоп-слова для них не будет.

Но самое интересное — отрицательный мир чем-то все равно похож на положительный. Тем, что герой в любом случае будет избавлен от необходимости искать деньги и пропитание. Только в положительном мире — приятным способом, а в отрицательном — не очень.

Как вы знаете — числа делятся на положительные и отрицательные. И ноль.

Нулевой мир почему-то никем из авторов не рассматривается.

Что такое — нулевой мир? Мир, который не является ни доброжелательным, ни недоброжелательным, мир, которому плевать на еще одну появившуюся на игровом поле фишку, такую же, как и миллиарды ей подобных. В чем-то такой безразличный мир будет даже похуже мира отрицательного. Здесь не будет вербовщиков, которые тут же заметут тебя в армию и заставят воевать, зато избавят от необходимости размышлять, чем тебе поужинать сегодня и под каким мостом спать завтра. Здесь к тебе не подойдут грабители с набитым кошельком, чтобы оставить его после того, как ты храбро их разгонишь. Покровитель не бросится предлагать тебе дом, работу и дочку, потому что проклятый безразличный мир не предоставит тебе возможности совершить подвиг. Милиционер не подойдет, чтобы арестовать тебя за "подозрительный вид", поэтому тебе придется самостоятельно искать ночлег в незнакомом городе. Ночью. В мороз.

Безразличный мир чем-то очень похож на наш.

Так что же будет делать человек, оказавшийся волей судьбы или кого-то еще в таком вот безразличном мире? Ему будет не до приключений. Поесть бы, да ночлег найти. Период адаптации, который в стандартном альтернативноисторическом романе занимает от двадцати минут до получаса здесь растянется на недели и месяцы, в течение которых герою будет не до подвигов. И если он опустится до банального бомжа и бродяги, то до приключений он не доберется никогда. Сопьется и загнется. Так что авторов понять можно, о таком герое попросту неинтересно рассказывать. Хотя некоторые авторы все-таки помещают героя в безразличный мир, но рассказывают все равно о приключениях. А вместо описаний адаптации делают чик-чик — монтаж. "Тяжелое было время… Я жил на улицах, нищенствовал, побирался, но сейчас, спустя несколько лет, я все-таки смог выкарабкаться и подняться на самый верх". Вся адаптация и легализация — три строчки.

Наверное, никому просто неинтересно читать роман о легализации человека в другом мире, в чужом времени, роман, в котором нет и не будет лихих схваток, крутых перестрелок, ограблений банков, танковых сражений, роковых красавиц, архимагов, шпионов и рыцарей…

Точно-точно, не будет.

А что будет? А будет здесь герой, который совсем даже не герой — обычный человек, без денег и документов, посреди незнакомого мира, задачей-минимум для которого будет найти, где переночевать и чем перекусить, а задачей-максимум — легализоваться и начать спокойную жизнь. Этакий хроноробинзон, одинокий среди толпы. Покровители где-то ходят по другим улицам, девушки на шею не бросаются, деньги под ногами не валяются, в верные друзья никто не набивается. Вернее, все это будет. Но, как и в реальной жизни, само с неба не свалится, придется потрудится.

Придется-придется.

Так что, вперед, мой герой! И без лишних споров!

Люблю, знаете ли, по рынкам гулять. Интереснее, чем в музее. Что в том музее хорошего? Глиняные черепки от горшков, которые побили Аграфена Васильевна с Никанором Игнатьичем в одна тыща замшелом году? Картины, с которых пялятся на тебя совершенно незнакомые люди? Чучело медведя, выгоревшее до такого состояния, что он уже и не бурый, а желтый, как будто родственник китайцам? Не, рынок — это совершенно другое дело.

Во-первых, тут гораздо разнообразнее. Хочешь — иди направо, рассматривай джинсы всех цветов радуги, и даже тех цветов, что в радуге не предусмотрены. Хочешь — направо, где книги всех сортов и жанров, от фэнтези в попугайских обложках до советских производственных романов. Здесь можно долго рассматривать россыпи значков, там — поперебирать военную форму, со всей причитающейся амуницией. Хотя лично меня, после службы в мотострелках, армейская р-романтика как-то не привлекает. Инструменты и фрукты, мотоциклы и бисер, цыплята и удочки, колбасы и бутылки… С краев рынки всегда обсажены бабушками с геранью и аккуратно разложенными на тряпочках самовязанными шерстяными носками и потертыми фарфоровыми статуэтками. Между бабушками хмуро трутся помятые мужики, по виду — жертвы зеленого змия, торгующие ржавыми гаечными ключами и мятыми самоварами. Впрочем, часто встречаются и рукастые мастера, выставившие на обозрение потенциальных покупателей кованые дверные ручки или резные скамейки для бани.