Ты умрешь следующей - Лама Диана - Страница 6

И даже ее стрижка, почти ежиком, смущала их, не говоря уже о пирсинге и татуировке.

Они подумывали, не лесбиянка ли она, это читалось у них в глазах. Джованна в душе посмеивалась над своей способностью обескураживать остальных. И поэтому у нее всегда припасена пара невыносимо скучных тирад о политике и работе.

Подруги стали отходить от нее с наклеенными улыбками, бросая на нее сожалеющий взгляд, как на сумасшедшую. Она славно повеселилась, как всегда, когда доводилось иметь дело с ярко выраженными снобами, кичащимися своими виллами в горах и на море.

У Джованны тоже были виллы, унаследованные от родителей, но, едва представилась возможность, она подарила их медицинскому центру по реабилитации наркозависимых. Она часто туда ездила, все пациенты центра были ее друзьями.

В общем она была рада, что приехала на виллу.

Но откуда появилось это странное ощущение? Нет, это был не страх. Скорее беспокойство, неуютность, легкая тревога.

Джованна постаралась расслабиться, сделав несколько глубоких вздохов, потом попробовала проанализировать свои ощущения. Не зря же она постоянно училась психоанализу.

Остальные подруги.

Беспокоит сама идея, что ее осудят? Она не вписывалась в их стандарты успешного человека.

Без мужа, без детей, возможно, лесбиянка, работа от случая к случаю, вызывающий внешний вид, сорящая деньгами.

«Но моя работа мне нравится, и я сама себе тоже, — подумала Джованна. — Мне нравятся мои волосы, как они покалывают, когда я запускаю в них руку, мне нравится создавать компьютерные игры и покупать ношеные вещи (много раньше, чем они опять войдут в моду), мне нравится трахаться когда и с кем хочу и жить в домах, которые мне предоставляют мои друзья.

И что дальше?

Мне немного наскучила необходимость демонстрировать, что я счастлива. Если это так, почему я хочу доказать это им? Почему именно им?

Может, потому что я была лидером в классе, той, с которой все хотели дружить, той, которая диктовала моду, которая первая надела отцовский пиджак из плюша (на самом деле это был пиджак садовника, а мой отец никогда не носил плебейскую одежду).

Может, мне не по себе, потому что я была для них мифом и теперь боюсь увидеть в их глазах насмешку?

Хорошо, да, это проблема. Но даже если это и так, я могу ее обдумать. Есть что-то еще?

Может быть, нужно было прочитать какую-нибудь мантру или сделать несколько специальных упражнений, чтобы раскрыть чакры, расслабиться».

В темноте, лежа с открытыми глазами, она угадывала очертания комнаты.

Дом.

Он ей не нравился, как не понравился и в первый. раз, много лет назад. Он предупреждал их тогда о какой-то опасности, идущей из прошлого, затаившейся с давних пор. Здесь произошла одна история, воспоминания о которой были обрывочными, ведь прошло столько лет. Вроде бы кто-то умер — то ли девушка накануне свадьбы, то ли еще кто-то. Нужно будет спросить у подруг, и, возможно, завтра они все вместе посмеются.

Что еще?

Появилось ощущение, что ее подвергают каким-то испытаниям, но не ради того, чтобы понравиться подругам, а из-за чего-то другого, более серьезного.

Возникло чувство, что она не заслуживает права жить. Неужели опять?

Она взглянула на свои запястья с длинными шрамами.

Три разреза с одной стороны, четыре — с другой.

Смелость покончить с собой была, как и представление о том, как это сделать, но жажда жить оказалась сильнее.

Подобного не могло больше повториться. Прошло столько времени, а то, что осталось, — лишь некрасивые отметины, вынуждавшие ее носить одежду с длинными рукавами, во всяком случае, если не стояла удушающая жара.

«Может быть, это все потому, что я старею. Мне уже не восемнадцать лет, выбор сделан, я самодостаточна и твердо стою на ногах, моя жизнь в моих руках, и это, наверное, нормально, что я о чем-то беспокоюсь».

Но тогда почему у нее возникло желание свернуться калачиком в постели и кричать, кричать в темноте, пока кто-нибудь — горничная, мама, кто-нибудь, — не придет, чтобы спасти ее?

Время оказалось милосердно к Пьере.

Она была грациозной женщиной, правда, с невыразительными чертами лица, не думающей о своей прическе, с заостренным любопытным носом.

Пьера слишком много и слишком быстро говорит. Носит коротенькие из ткани пике рубашечки, не прикрывающие пупок, джинсовую юбку с вышивкой. Босоножки на высоком каблуке с ремешками, перехватывающими лодыжки, кожаную сумку и солнечные очки.

Одежда и аксессуары дорогие и добротные, цвета неброские, предназначенные, как она полагает, именно для нее. В результате этих поисков Пьера создала свой собственный стиль, за которым — пустота.

Она носит фирменные вещи и при первом взгляде благополучная и внушающая доверие, так сказать, типичный представитель своего благородного рода и своего социального круга. Пьера человек, умеющий принимать гостей и довольно-таки приятная в общении.

С ней можно поболтать на вечеринках, не ожидая от нее неприятных выходок, она не принимает наркотики и разборчива в сексуальных отношениях. Возможно, работа у нее не очень серьезная: она делает изделия из керамики и продает их подругам и знакомым, балуется даже написанием сценариев.

Женщина средних лет, как и все остальные, может, чуть постарше.

В юности о ней нельзя было говорить, как о подающей большие надежды на будущее: подросток, любящий удовольствия, но без всяких оснований, чтобы получать их легко, она предпочитала выбирать тех, кого хотела завоевать.

У Пьеры было достаточно денег, чтобы иметь возможность делать солидные подарки нужным подругам.

Она первой начинала смеяться над анекдотами, рассказанными Джованной.

С восхищением слушала истории последних любовных достижений Дэды.

В зубах приносила «окровавленные трупики» и, виляя хвостом, складывала их у ног своих маленьких хозяек. Это были трупики внешне нескладных девчонок, тех дурнушек, которые не были худыми блондинками, не умели хорошо одеваться или смеяться подобающим образом, тех, у которых не было влиятельных родственников.

Типа Риты и тебя.

Ты поспорила, что она первой приедет на виллу Дамерелле, и вот она перед тобой, птичья душонка, немного задыхающаяся от мысли, что ты оказалась на месте раньше нее, что захочешь отнять у нее первую роль организатора уик-энда.

Ты уже здесь? На каком поезде ты приехала?

Ни о чем не ведающая Пьера кружит вокруг тебя, чтобы пропустить тебя вперед, когда ты идешь по дому, в котором каждую деталь помнишь до мелочей. Пьера озабочена, что не понимает причины, почему ты не можешь позволить ей встретиться с вашими общими подругами, которые приедут через несколько часов.

Пьера ни за что на свете по собственному разумению не допустила бы, что первая мысль провести выходные всем вместе зародилась не у нее, а у кого-то другого; она боялась, что кто-то перехватит эту ее идею.

Пьера никогда не делала успехов ни в одном виде спорта, но постоянно ходит в спортзал, потому что это сейчас модно, но у нее нет сил, чтобы сопротивляться даже в тот момент, когда ее жизнь уже висит на волоске.

Ее тоненькая шейка приняла твой шнурок будто давнего друга, шнурок так стянул ее, что образовались кровавые дорожки.

Она только сделала короткий тяжелый вздох удивления, как бы царапая руками воздух.

Ты стоишь сзади нее, прижимая ее тело к себе, смотришь ей в затылок и на горло.

В одном ухе у нее расстегнулась сережка, маленькая такая сережка с жемчужиной.

Ты говоришь себе, что потом, позже, поправишь эту сережку, приведешь в порядок это место.

Бедняга Пьера! Она была бы невероятно растеряна, если бы могла видеть под своими ногами землю, забрызганную кровью.

Но ее глаза, хотя и открытые, уже ничего не видели. Самым трудным будет развязать ремешки босоножек.