Проклятие лорда Фаула - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 102

• Предыдущая
• 102/121
• Следующая

С помощью ранихийцев Протхолл нашел самый короткий путь через суровую местность. Поздно вечером на четвертый день, когда растущая луна взошла высоко в ночном небе, отряд устало разбил лагерь недалеко от края того гигантского эскарпа, который назывался Землепровалом.

Проснувшись на рассвете, Кавинант едва подавил желание пойти и посмотреть с огромной скалы. Ему хотелось заглянуть вниз и хотя бы мельком увидеть Нижнюю Страну и Испорченные Равнины, которые постоянно упоминал великан. Но он не собирался подвергать себя нападению неведомых врагов и боялся головокружения. Хрупкая стабильность его сделки противилась добровольному риску. Поэтому он остался в лагере, в то время как большая часть его товарищей отправилась осматривать Землепровал. Но позже, когда отряд снова ехал на север в такой близости от края, что до него можно было добросить камень, он попросил Лорда Морэма рассказать ему об этой огромном обрыве.

— Ах, Землепровал, — спокойно ответил Морэм. — Существует поверье, не имеющее обоснования даже в древнейших легендах, будто излом Землепровала появился в результате святотатства, похоронившего под корнями горы Грома чудовищные яды. В катаклизме, потрясшем само ее сердце, земля вздыбилась от отвращения ко злу, которое ее заставили носить в себе. И сила этого негодования отделила Верхнюю Страну от Нижней, подняла ее к небу, так что эта скала вздымается из глубин от гор Южной Гряды, мимо водопада реки Лендрайдер, прямо через гору Грома и еще по меньшей мере на полтысячи лиг среди снегов Северных Вершин, которые даже не нанесены на карту. Его высота в разных местах разная. Но он рассекает поперек всю Страну и не позволяет нам забыть о себе.

Неровный голос Лорда только обострил тревогу Кавинанта. По мере того как отряд продвигался вперед, он не сводил взгляда с западного горизонта, надеясь, что пустыня, словно якорь, удержит его от инстинктивного страха перед высотой. Незадолго до полудня погода изменилась. С севера внезапно налетел резкий ветер, щетинящийся мрачными, сверхъестественными ассоциациями. В несколько минут все небо затянули черные тучи. Воздух распорола молния; словно раскалывающиеся валуны, грохотал гром. Затем из разверзнувшегося неба, словно в пароксизме ярости, хлынул дождь — ударил с такой свирепой силой, как будто хотел затопить все вокруг. Лошади опустили головы, вздрагивая всем телом. Потоки воды молотили по всадникам, которые в миг промокли до нитки и ослепли. Гривомудрая Гибкая послала своих шнуроносящих вперед на разведку, чтобы отряд не угодил в пропасть.

Протхолл поднял вверх посох с горящим на конце ярким огнем, который стал ориентиром для остальных. Они сбились вместе, и Стражи Крови расположили ранихинов вокруг них, чтобы в случае нападения принять на себя основную тяжесть удара.

В белых сполохах молний огонь Протхолла казался тусклым и слабым, и гром, оглушительно грохотавший над ними, словно надрывался от смеха при виде подобной глупости. Кавинант низко пригнулся к спине Дьюры, испуганный молниями и небом, которое превратилось в каменный свод, сотрясаемый громом. Он не мог видеть шнуроносящих и не знал, что происходит вокруг него, он все время боялся, что следующий шаг Дьюры будет шагом в пропасть. И не отрывал глаз от факела Протхолла, словно это была единственная возможность не заблудиться.

Мастерство и упорство ранихийцев очень помогали отряду, и он постепенно приближался к горе Грома. Их передвижение было похоже на блуждание во взбесившихся небесах. Всадники могли ориентироваться лишь по тому, что они постоянно углублялись в эпицентр бури. Ветер швырял водяные брызги в лицо с такой силой, что, казалось, выхлестнет глаза или вырвет щеки. Холодные потоки, струившиеся по телу, постепенно парализовали людей, словно холод смерти. Но они продолжали двигаться вперед, словно пытаясь пробить лбами каменную стену.

В течение двух дней они продвигались вперед, чувствуя, как их тела разваливаются на куски под натиском дождя. Они не могли отличить дня от ночи, не знали ничего, кроме непрерывно ревущего, тяжелого, жестокого, неумолимого шторма. Они ехали до полного изнеможения, отдыхали, стоя по колено в воде и грязи, ухватившись за поводья лошадей, ели размокшую, разваливающуюся на куски пищу, подогретую на огне лиллианрилл, который Биринайру с большим трудом удавалось поддерживать, перекликались, чтобы проверить, не потерялся ли кто-то, — и ехали снова, пока усталость опять не заставляла делать остановку. Временами они чувствовали, что только голубое пламя Протхолла поддерживает их моральный дух. Затем Лорд Морэм принялся объезжать весь отряд. В мертвенно-бледном свете молний его лицо, залитое водой, напоминало тонущий поврежденный корабль, но он подъезжал к каждому и кричал сквозь завывания ветра, сквозь неистовство грома:

— Друл… Шторм… Шлет на нас! Но он ошибается! Главная сила… проходит… на запад! Мужайтесь! Предсказания… за нас!

Кавинант слишком устал и замерз, чтобы отвечать. Но в словах Морэма он слышал настоящую храбрость. Когда отряд снова двинулся вперед, он постарался приблизиться к огню Протхолла, словно пытаясь заглянуть в тайное.

Борьба продолжалась, и тот миг, когда она казалась уже непереносимой, давно прошел. С течением времени само понятие терпение стало абстракцией — простое слово, слишком неосязаемое, чтобы нести в себе убеждение. Неистовство шторма превратило людей просто в дрожащую плоть, едва способную сидеть на лошадях. Но огонь Протхолла по-прежнему горел. С каждой его новой вспышкой Кавинант начинал двигаться. Ему не хотелось уже ничего — только бы получить возможность лечь в грязь.

Но огонь Протхолла все горел. Он был подобен узам, сковывающим всадников, тащившим их вперед. В грозящих безумием потоках Кавинант не отрывал взгляда от огня, словно эти узы были драгоценными.

Затем они пересекли некую границу. Это произошло так внезапно, как если бы стена, на которую они кидались как пойманные в ловушку титаны, вдруг упала в грязь. Еще десять спотыкающихся шагов — и они оказались в залитом солнцем полудне. Позади еще слышалось буйство шторма, постепенно удаляясь. Вокруг повсюду виднелись следы потопа — многочисленные озерца, потоки бурлящей воды и болота, густая грязь наподобие той, что остается на поле битвы.

А перед ними высилась огромная безжизненная вершина горы Грома — Грейвин Френдор, пик Огненных Львов. В течение долгого времени она приковывала их внимание, подобно воплощению тишины — мрачной, зловещей и величественной, подобно частице обнаженного сердца земли. Пик находился к северу и немного к западу от них. Выше, чем Смотровая Кевина над Верхней Страной, он, казалось, стоял на коленях на краю Сарангрейвской Зыби, положив локти на плато и держа голову высоко над скалой, устремляясь к небу со странным выражением гордости и мольбы. И он возвышался на двенадцать тысяч футов над Теснистым Протоком, воды которого текли на восток от его подножия.

Суровые скалы, образующие вершину, были лишены какой-либо растительности и ничем не защищены от бурь и снегопадов. Не обременяя себя деревьями или травой, они вместо этого являли миру голые, расколотые на куски огромные валуны, некоторые черные как обсидиан, а остальные — серые как пепел скального огня, словно камень горы был слишком плотным, слишком заряженным силой, чтобы носить на себе какое-либо проявление хрупкой жизни.

Там, глубоко в громадной груди Страны, была цель похода: Кирил Френдор, сердце горы Грома.

Они находились в десяти лигах от пика, но расстояние казалось обманчивым. Пик уже доминировал на северном горизонте, противопоставляя себя излому Землепровала, словно неотвратимое требование. Гора Грома! Здесь Берек Полурукий познал великое откровение. Здесь отряд, снаряженный за Посохом Закона, надеялся вновь обрести будущее для Страны, и здесь Томас Кавинант искал освобождение от своего сна. Отряд смотрел на скалу, словно она исследовала их сердца, задавала им вопросы, на которые они не могли ответить.

Затем Кеан улыбнулся свирепой улыбкой и сказал: — По крайней мере, теперь мы достаточно чисто вымыты для того, чтобы заняться этим делом.

• Предыдущая
• 102/121
• Следующая