Проклятие лорда Фаула - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 109

• Предыдущая
• 109/121
• Следующая

Обливаясь холодным потом гнева и страха, он начал подниматься по мосту. Он чувствовал как два столба скального света словно бы рассматривают его. Он яростно шел вперед, проклиная Фаула и себя за свой страх. В пропасть он не смотрел. Глядя на проем, он собрал всю свою ярость в один пучок и так приблизился к сияющей силовой ткани. По мере того как он приближался, кольцо все сильнее сжимало руку. Мост, казалось, становился все тоньше, словно растворялся под ним. Слово стало более ярким, приковывая к себе все его внимание.

Но он сдержал свою ярость в узде. Гадкий, грязный прокаженный! Он добрался до выемки, опустился перед ней на колени и сквозь свечение бросил быстрый взгляд на Лордов. Их лица были мокры от пота, а голоса дрожали, но они пели. Он сжал обеими руками посох Барадакаса и прополз под Словом. Проползая, он услышал мгновенный и высокий пронзительный звук, как жалобный визг сопротивления. Холодное белое пламя на миг вырвалось из его кольца.

Потом он уже был по другую сторону петли, а мост и Слово были целы и невредимы.

Спотыкаясь, он начал спускаться с моста, отбросив прочь веревку из клинго. Оказавшись в безопасности, он оглянулся и увидел, как Протхолл и Морэм вынимают из-под Слова свои посохи. Затем, спотыкаясь, он заспешил в темный тоннель дороги. Почти сразу он ощутил у своего плеча присутствие Баннора, но не остановился до тех пор, пока темнота, в которую он устремился, не стала достаточно густой и непроницаемой.

В состоянии прострации и удушающего страха он проскрежетал:

— Я хочу остаться один. Почему ты не оставишь меня в покое?

С обычной невозмутимостью Баннор ответил:

— Ты — Юр-Лорд Кавинант. Мы — Стражи Крови. Мы несем ответственность за твою жизнь.

Кавинант всматривался в окружавшую его тьму и думал о неестественности Стражей Крови. Что делало их плоть на вид менее смертной, чем, скажем, уступы горы Грома? Взглянув на свое кольцо, он увидел, что красное сияние почти потухло. Он обнаружил, что завидует бесстрастности Баннора, его собственная нечестность покоробила его. Повинуясь импульсу какой-то свирепой интуиции, он ответил:

— Это не оправдание.

Даже не видя Баннора, он ясно представил себе, как тот красноречиво слегка пожал плечами.

Стоя с вызывающим видом в темноте, Кавинант ждал, когда отряд нагонит его.

Но когда он вновь занял свое место в строю, когда тусклый огонь Биринайра проплыл мимо него, указывая направление невидимой дороги, мрак катакомб обрушился на него подобно мириадам злобно смотрящих шпионов, в нетерпении ожидающих кровопролития, и реакция его напряженных нервов заставила его страдать. Плечи начали дрожать, словно он долго висел, подвешенный за руки, и холодное оцепенение начало сковывать его мысли.

Слово Предупреждения явилось знаком того, что Лорд Фаул ждал их, зная, что они не станут жертвой армии Друла. Друл не смог бы сотворить Слово, и тем более не смог бы сделать его столь подходящим к Белому Золоту. Таким образом, оно служило скорее целям Презирающего, нежели целям Друла. Возможно, это была какая-то проверка, чтобы выяснить силу Лордов и степень их изобретательности, а также показатель уязвимости Кавинанта. Но как бы там ни было, это было дело рук Фаула. Кавинант был уверен, что Презирающий знал все — спланировал, организовал и сделал неизбежным все, что случилось с отрядом, каждое его действие и решение. Друл ни о чем не подозревал — безумное управляемое существо. Пещерник, вероятно, не понимал и половины того, чего он достиг под руководством Фаула.

Но в глубине души Кавинант знал об этом с самого начала. Это не удивляло его. Скорее, он рассматривал это как симптомы другой, более существенной угрозы. Эта главная опасность, которая так замораживала разум, что, казалось, только его плоть была способна реагировать своей дрожью, имела нечто общее с его кольцом из Белого Золота. Он ясно ощущал эту угрозу, поскольку сковывающее его оцепенение не давало ему спрятаться. Вся суть компромисса, сделки, которую он заключил с ранихинами, состояла в том, чтобы удерживать невозможность и реальность Страны отдельно друг от друга, как противовес, чтобы не давать им проникать друг в друга и тем самым подрывать его ненадежную связь с реальной жизнью. Но Лорд Фаул использовал его кольцо чтобы произвести столкновение этих противоположных сумасшествий, чего так отчаянно желал избежать Кавинант.

Он думал о том, что будет, если попытаться забросить кольцо куда-нибудь подальше. Но он знал, что не сможет этого сделать. Слишком много с ним было связано воспоминаний об утраченной любви, почете и взаимоуважении, чтобы отбросить все это. И старый нищий…

Если условия его сделки будут нарушены, ему нечем будет защитить себя против тьмы — у него не будет ни сил, ни согласованности — ничего, кроме собственной склонности к мраку, собственной злобы и возможности убивать.

Эта склонность вела его — оцепенение мешало ему сопротивляться этому выводу — так же неизбежно, как и проказа, к разрушению Страны.

Его оцепенение, казалось, стало окончательным. Он не смог иначе оценить ситуацию. Все, что он делал, — это тащился вслед за огнем Биринайра и повторял свой отказ подобно отчаявшемуся, жаждущему веры, пытающемуся обрести независимость.

Он сосредоточил все внимание на дороге, словно она была призрачной, а камень — ненадежным, как будто Биринайр мог привести его на край бездны.

Постепенно характер их путешествия во мраке менялся. Сначала изменилось впечатление от окружающего туннеля. Время от времени стены, казалось, открывались в другие туннели, а в одном месте мрак стал таким невероятно густым, словно отряд проходил по дну амфитеатра. На этом открытом месте, ослепляющем своей тьмой, Биринайр, казалось, потерял дорогу. Когда ощущение обширного пустого пространства исчезло, он повел отряд в каменный коридор, такой низкий, что его огонь почти касался потолка, и такой узкий, что людям пришлось продвигаться по одному.

Потом старый хатфрол провел их через запутанный лабиринт коридоров, различных по величине и направлениям. Из низкого туннеля, сделав резкий поворот, они вышли на длинный крутой склон, вокруг которого невозможно было различить никаких стен. По мере того как они опускались, поворачивая то вправо, то влево, следуя ориентирам, понятным, казалось, только Биринайру, темный воздух становился холоднее и как-то противнее, словно он пропитался злом юр-вайлов. Холод приносили внезапные сквозняки и воздушные ямы, овевавшие пропасти и туннели, невидимо открывавшиеся по обеим сторонам в логовища, убежища, коридоры и большие залы пещерников, невидимые, но создававшие ощущение пустоты, в которой тьма сгущалась все больше.

Чем ниже, тем все более зловонными становились сквозняки.

Погребенный воздух, казалось, встал над веками копившейся грязью и отбросами, над необозримыми пространствами непохороненных мертвецов, над давно заброшенными лабораториями, где готовились яды. Время от времени запах гниения становился таким густым, что Кавинант, казалось, видел его в воздухе. А из соседних пустот доносились холодные, отдаленные звуки — треск камешков, падающих в бездонные пропасти. Изредка — скрип камней, придавленных громадой горы, тихие хрустальные трескучие звуки, похожие на постукивание железных молотков, приглушенные погребальные удары. И долгие усталые вздохи, испарения утомления из древних подножий горы. Казалось, сама темнота бормочет, когда отряд проходит мимо.

Но в конце спуска они вышли к неровной лестнице, вырубленной в стене скалы, под которой разинулись голодные пасти темных пропастей. А после этого они шли через извилистые туннели, по дну расщелин, над острыми скалистыми гребнями, вокруг ям со стонущей водой и зловонием разложения в глубине, под арками, напоминавшими входы в гротескные залы пиршеств, поворачивали, карабкались вверх и продвигались на ощупь в темноте, словно в полном опасности Лимбо, коварном и фатальном, однообразие которого нарушают только разные по виду и степени опасности угрозы. Нуждаясь в доказательствах своей собственной реальности, Кавинант двигался, прижав пальцы левой руки к сердцу.

• Предыдущая
• 109/121
• Следующая